Работа над созданием небольших водородных зарядов — это самостоятельная страница в истории Челябинска-70 . Именно здесь в начале 60-х, независимо от разработок американских стратегов, закладывались основы для РГЧ (разделяющихся головных частей) . Этим термином стали обозначать группу зарядов, располагающихся на одной ракете-носителе. Недалеко от нашего объекта, в городе Миасс Челябинской области, находилась другая засекреченная точка — конструкторское бюро под руководством академика В.П. Макеева. Это в его КБ и под его руководством были созданы мощные морские ракеты для атомных подводных лодок, включая межконтинентальные ракеты с РГЧ. Ядерное оснащение этих ракет полностью обеспечивалось „продукцией“ нашего института.

Тенденция к миниатюризации проявилась не только в отношении стратегических видов вооружения. Челябинск-70 стал монополистом в создании артиллерийских атомных снарядов. В этих малогабаритных боеприпасах (а для них непременным требованием была внешняя идентичность с обычными, неядерными снарядами) удалось достичь значительной мощности путём перенесения некоторых приёмов, заимствованных от РГЧ.

Уже на первых порах развития ракетно-ядерной техники естественным образом возник вопрос о противодействии ядерным силам вероятного противника, включая все теоретически возможные ситуации. Одно из важных направлений этой работы — повышение стойкости собственных образцов ядерного оружия к гипотетическим воздействиям на него технических средств противника.

Ещё до разделения объектов под руководством Я.Б. Зельдовича развивалась идеология взаимной поддержки делительных и термоядерных реакций в одном узле, направленная против снижения мощности при провокации чужими нейтронами раннего неполного взрыва. Тогда же появилась теория электромагнитного действия ядерного взрыва. Электромагнитное излучение, наряду с ударной волной, световым и проникающим излучением, превратилось в важнейший фактор поражения, с которым необходимо было считаться. Зная сильные и слабые стороны своих зарядов, мы подвергали их в целом или отдельные элементы воздействию ядерным зарядом-облучателем.

Поскольку всегда считалось, что заряды существуют не сами по себе, а в системе с противодействием (противоракетная оборона, противовоздушная оборона и т. д.) , это находило отражение в технических характеристиках бомбы или головной части ракеты. При этом на практике „продавцы“, то есть мы по отношению к „покупателю“ — Минобороны нередко стремились приукрасить положение. И как раз именно в этом пункте — в доказательстве преимуществ своих „изделий“ в отношении ПРО — конкуренция Челябинска с Арзамасом была наиболее жёсткой.

Всегда существовала дилемма, которую условно можно представить так. Что лучше: иметь два заряда в носителе или один, но с удвоенным радиусом поражения? Мы отстаивали первое, считая такой подход более эффективным. В какой-то момент решились на прямой опыт. В полигонных условиях была имитирована боевая обстановка: заряд-облучатель действовал на „атакующий“ заряд, спустя некоторое время облучённый заряд взрывался. В итоге подтвердились наши предсказания. Насколько мне известно, коллеги-соперники из Арзамаса-16 на подобный эксперимент так и не решились и все свои заключения о стойкости боеголовок выводили из теоретических соображений или косвенных экспериментов.

И ещё одна, уже чисто количественная ремарка. В 70-е годы из общего числа зарядов, имевшихся на вооружении армии, более двух третей было разработано в Челябинске-70 . При этом по численному составу наш коллектив был втрое меньше Арзамаса-16 . Насколько мне известно, и до настоящего времени все комплексы ВМФ и ВВС оснащены исключительно ядерными зарядами, разработанными во ВНИИТФ.

* * *

Общая картина будет неполной, если не затронуть вопрос о так называемых мирных зарядах, создававшихся в нашем институте для использования в интересах народного хозяйства. Ясно, что развитие в этой области сдерживалось радиоактивностью, неизбежным спутником любых нейтронных реакций. В свою очередь, наиболее опасная часть радиоактивности, порождающая долгоживущие изотопы, происходит от деления тяжёлых ядер урана (или плутония) . Поскольку никто тогда не умел, да и сейчас не умеет, разжечь термоядерную реакцию без энергии деления, задача заключается в том, чтобы деление в общем энергобалансе имело наименьшую долю.

Уже в конце 50-х годов был поставлен вопрос о том, чтобы обеспечить разгорание в водородном узле без деления, за счёт сжатия и разогрева центральных слоёв от ударной волны. Правда, побудительным мотивом в ту пору служили не заботы о радиационной чистоте, а исключительно экономические соображения.

В начале 60-х подобного рода работы вновь возникли в Челябинске-70 , но уже для мирных применений и с существенной модификацией. Нужно сказать, что исследования по мирным ядерным зарядам всегда велись с большим энтузиазмом. И не только потому, что серьёзно расширялся круг наших знаний. Мы свято верили, что ядерная война с её бесчисленными бедствиями никогда не настанет, сознавали, что во имя этого и стараемся, обеспечивая ядерный паритет. И всё же каждому из нас по-человечески очень хотелось, чтобы труд, которому себя посвятили, принёс непосредственную пользу обществу. В этом мы видели некий элемент внутренней реабилитации.

Горячим сторонником развития мирной тематики был Е.И. Забабахин, сменивший на посту научного руководителя К.И. Щёлкина. Евгений Иванович всегда проявлял огромный интерес к промышленному использованию ядерных взрывов и к тем построениям, которые несли бы в себе минимальную радиоактивность. Он хотел подарить миру конструкцию, которая вообще не имела бы осколочной радиоактивности, а термоядерное разгорание осуществлялось бы с помощью взрывчатых веществ — последовательно, от горячего центра в его знаменитом „слоёном пироге“.

За десять лет до этого в группе Я.Б. Зельдовича, о чём я уже упоминал, занимались термоядерной детонацией дейтерия. Но безуспешно. Хотя теоретические исследования были удивительно увлекательными, практического продолжения они не имели — из-за громоздкости, недоказуемости того, что устойчивый процесс возможен. В 1953 году эти работы были прекращены.

Позднее мы вновь вернулись к идее термоядерной детонации, но на новой основе. Имеется в виду конструкция, способная не только разогреть каждый последующий слой энергией предыдущего, как всегда бывает при детонации, но также предварительно сильнейшим образом сжать вещество. Речь идёт не об обычном для ударной волны сжатии в несколько раз, а о сжатии в сотни и даже тысячи крат.

Такая конструкция, где горение происходило в сильно сжатом дейтерии, обеспечила в конечном счёте возникновение нового типа „мирного „изделия“. В нём было предусмотрено даже то, чтобы наведённая от термоядерных нейтронов радиоактивность в материалах конструкции также была минимальной. Достигалось это главным образом тщательным подбором самих материалов.

Заряд, основанный на этих принципах, как я уже упоминал, был применён в Пермской области с целью облегчить земляные работы на трассе предполагаемого канала по переброске стока северных рек в южные районы страны. И не наша вина, что использование такого заряда не привело к реальным практическим результатам, — воронки от взрывов в той болотистой местности через несколько лет заплыли. Как мне представляется, весь проект с переброской рек был изначально порочен, что и вызвало активное неприятие общественности.

Интересен был другой опыт, когда в полигонных условиях мы выяснили, какой минимальный шарик способен к самоподдерживающемуся горению. Много позже учёные Ливерморской лаборатории произвели в США аналогичный (не по построению , скорее всего, а по цели) опыт „Центурион“. Выявление минимальных размеров и, следовательно, минимальных энергозатрат нужно для оценки перспективности экспериментов, в которых разжигание идёт не от атомного взрыва, а от мощных энергетических источников лабораторного типа. Результаты „Центуриона“ (до сих пор засекреченные) послужили основанием для строительства мощных лазеров по американской программе лазерного термоядерного синтеза.