Бросая теперь ретроспективный взгляд на полное сорокалетие "деловых" связей Советского Союза с капиталистическими странами, нельзя не признать записки Ленина пророческими. (...)"Дипломатические" (если можно так выразиться) успехи советской власти достигли таких высот, что СССР имеет теперь в каждой стране по два посольства: одно - официальное, которое не вмешивается во внутренние дела страны, где оно находится,; второе - которому поручено вмешиваться во внутренние дела, помещается в центральном комитете местной коммунистической партии.

Но объяснить эти истины свободным странам невозможно. Горбатого - могила исправит.

Лев Троцкий...

Через день в условленный час за мной прислали из Реввоенсовета машину, и я отправился в "ставку", забрав с собой все необходимое для рисования. Ставка помещалась в богатейшем национализированном имении князей Юсуповых - Архангельском. (...)Но еще в пути одна вещь меня удивила: по краям дороги, почти на всем расстоянии между Москвой и "ставкой" - заржавленные каркасы броневых машин и разбитых орудий, воспоминания о гражданской войне, вырисовывались из снежных сугробов. Прошло уже полных три года со времен боев (да и были ли они в этом Подмосковье?). Иностранные дипломаты и военные представители часто ездили в "ставку" к Троцкому. Какое впечатление мог произвести на них подобный пейзаж? Как-то в одной из наших бесед я выразил удивление по поводу столь мрачного и так легко упразднимого обрамления дороги.

- Стратегическая маскировка, - ответил Троцкий, - пусть пока капиталистам кажется, что у нас - полный бедлам, что наша революция - не более чем временный местный кризис, вызванный военными неудачами и что иностранным капиталистам беспокоиться нечего. Вот и все. Тактика, товарищ!

И, улыбнувшись, добавил:

- Однако в скором времени та же тактика потребует обратной маскировки. Когда станет ясным, что наш бедлам не прекращается, но географически расширяется, то нужно будет сделать так, чтобы капиталистическим странам стало страшно пойти против нас. И вот, принимая у себя представителей капиталистического мира, гниющего Запада, мы будем показывать им торжественные парады, силу нашей военной "мощи" и ее организованность, демонстрируя орудия и всякие танки, купленные в том же гниющем Западе.

Такая "обратная маскировка" наступила уже при Сталине и распухает до сих пор с каждым днем до невероятных размеров. В обоих случаях "капиталисты" поверили", вследствие чего из года в год и продолжают терять свои позиции.

(...)

Какая судьба ожидала мой портрет Троцкого?

В 1954-м году приезжал в Париж один видный "художественный деятель" Советского Союза, председатель Союза художников РСФСР и член-корреспондент Академии Художеств СССР. Он позвонил мне по телефону и сказал, что хотел бы повидаться со мной. Мы встретились, и в разговоре я между прочим спросил, где находится этот портрет? Но если в 1926-м году в Советской энциклопедии писалось, что "в героической композиции" моего портрета Троцкого "дана попытка передать романтику революции", то мой советский гость, посмотрев на меня с удивлением, сказал:

- Неужели вы не понимаете, что мы не можем выставить публично портрет Троцкого?

Я посоветовал москвичу побывать во французских музеях, где можно одновременно видеть портреты революционеров и их усмирителей, членов конвента и императоров, потому что эти картины являются не только политическими документами, но и прежде всего произведениями искусства. Советский гость ответил с презрением:

- Гнилой Запад. Мы бы давно всех Наполеонов, даже Давидовских, выбросили в помойку.