И среди всех этих темных ликов и склоненных фигур выделяется образ «большего в рожденных женами», того, кого святая Церковь особенно часто поминает и в своем богослужебном сознании называет Пустыннолюбной горлицей. И в живом ведении Церкви, в тайнах ее сознания, в том, что лишь приоткрыто в нашем литургическом богословии, в богослужебных книгах и ликах икон, вырисовывается этот образ, прекрасная картина жития величайшего Пророка. С иконостаса взирает худой, истощенный лик «пустынного гражданина», держащего в руках купель с Предвечным Словом, Коего он был глас. В ряду праздников, снова в сложных компоновках видны его Рождество, Крещение Спасово, Усекновение его честныя главы, все глубокие и святые события, полные догматического и нравственного значения для нас. Вверху иконостаса мерцает лампадка, чернеет темная синева купола, виден лишь строгий и великолепный лик Ветхого деньми, там в иконостасе снова предстоит склоненная фигура Крестителя, в одежде из верблюжьей шерсти со свитком: «Покайтеся!», стоит ошуюю Господа Спасителя, а одесную Его — Матерь Его. Это «Деисус». Напрашивается сравнение двух иконописных типов.

На Голгофском холме Страждущий и умирающий Господь, за грехи людей униженный, оканчивающий Свой великий подвиг сострадания и искупления человечества, и по сторонам Креста Его — Матерь Его и любимый ученик, тот, кто провозгласил миру о воплощении Слова от Нее,

, и ныне Ее, страждущую, приемлющий — святой Иоанн Богослов, тайнозритель, девственник… И другой ныне — это Деисус. Точно чудесный трехстворчатый складень: Господь Славы, Спаситель мира и по сторонам Его опять же Матерь Его, нетрудно Его носившая, без истления Его родившая и в Успении прославленная и Предтеча Его, тоже уже во Царствии Славы, тоже девственник, тоже Иоанн… Тот Иоанн, из богословов, рекший первый о Боге Слове, сей еще во чреве Матери взыгравыйся от Духа Святаго и сим, еще будучи во чреве, исповедавший Бога Слова… Два Иоанна — две иконы… Два предстояния: в страдании и во славе — Голгофа и Деисус. Потому и зовется икона эта «Деисус», что являются здесь Богоматерь и Предтеча как молитвенные посредники перед Господом за нас в Царствии Славы. И там, на Голгофе, Пресвятая Матерь, изживающая всю глубину Своего горя у Креста страданий Сына, и здесь Царица Небесная, предстоящая за грехи всех людей у Престола Царя Славы. И знаменательно еще и то, что в день чудесного явления Божией Матери во Влахернской Церкви Цареграда, когда Пречистая честным Своим омофором покрыла предстоящих в храме — явилась Она св. Андрею в сопровождении сих двух Иоаннов: Предтечи и Богослова, Крестителя и Тайнозрителя.

И «мы Крестителя, яко в рожденных женами больша, достойно чтуще, величаем»…

Краткие рассказы евангелистов-синоптиков о рождении, житии и смерти Крестителя Господня дополнены и объяснены в наших богослужебных книгах. Многие места темные и непонятные приобретают в них особое толкование и освещение. И при знакомстве с литургическим материалом сего вопроса и ближайшем изучении святых икон Предтечевых вырисовывается четко и ясно его образ, чувствуется вся его необходимость и законченность в философской системе Православия, в домостроительстве нашего спасения.

Прежде всего Предтеча Господень — центральное звено, связующее Ветхий и Новый Завет, лицо, стоящее на грани двух эпох, на рубеже двух культур, и посему особенно значительное и полное по своему содержанию. Нашим мысленным взорам представляется безотрадное, бесплодное, как пустыня, ветхозаветное прошлое человечества. Пять с половиной тысяч лет рабства греху, жизни без радости в ней, темная ночь, всецелое устремление к далекому Востоку, откуда должен воссиять Свет миру, должен зардеться рассвет и озарить исстрадавшееся человечество… По всем ожиданиям, приметам и чувствованиям это утро близко, оно должно вот-вот придти, ибо уже нету сил дышать и жить. Ночь тьмы объяла все, иго закона нестерпимо более, бремя греха уже совсем придавило к земле…

Великая, увлекательная и жуткая история ветхозаветного Израиля, история всеобщего отступления от Бога, всеобщего богоборчества, осквернения, убиения пророков и праведников! Земля напоена кровью и слезами, и среди ужаса и тьмы только несколько людей, несколько праведников, живущих еще по вере отцов своих, ходящих перед Богом, не забывающих завета Его. Изгнания, проклятия, падения, пленения, войны, несчастия всего народа, как гнев Господень над ним. И все же средь этого всего остается еще надежда, не угасла еще вера в Грядущего, в Предсказанного, в ожидаемого Мессию, Царя Израилева, вера в настоящего, мудрого, славного Царя, Который освободит Свой народ, воссядет на престоле Соломоновом и восстановит былое величие славы его. Исполняются седмины Данииловы, приближается срок, предвозвещенный пророками. Израиль ждет своего Мессию. Он уже чувствует предрассветный холодок занимающейся зари освобождения от закона, он предчувствует уже первое свежее дыхание ветерка, веющего с гор, дыхание весны. Прилетают первые птицы и щебечут в еще обнаженных садах Иудеи. Зима лютая, холодная, мертвая кончается. Наше богослужение чутко воспринимает все это: «Яко горлицу, тя, весну истинную… предвозвещающую мирови… ублажаем присно». [141]

«Горлица пустыннолюбная яве возсия, божественную весну возвещающая, имже преста безбожия зима лютая, и Жениха друг искренний светло прииде Иоанн». [142]

«Горлицу тя, Пророче, краснейшу, разумевше, славим, провозвещающу сущим в мире божественную весну» [143].

«Видим был еси посреде стоя ветхаго же и новаго, овому убо Пророче, престати творя, оваго же свет являя». [144]

Такими прекрасными образами Церковь переживает появление этого величайшего в рожденных женами «вселенскаго Апостола» [145] и «пророков главизну». [146] Вся жизнь Предтечева, запечатленная нам в святом благовествовании, иконах и богослужебных книгах, проникнута глубоким таинственным смыслом; в каждом событии многое и значительное раскрывается. В самой личности его, в его появлении в истории нашего спасения, Церковь видит именно только что указанную живительную весну, первое дуновение оживляющего ветерка с полей, первое свежее дыхание новой жизни. Посему Церковь чтит и ублажает память святого Пророка прекрасными и живописными сравнениями, видя в нем воистину прекраснейшего вестника жизни:

«Ластовица красная, славие [147] честный, голубе предобрый, пустыннолюбная горлица, [148] или «доброглаголивая ластвица», [149] «славие благогласный, голубице златая». [150] Поэтому-то и в богослужебном сознании Церкви память Предтечи Господня окружена такой особой любовью и почтением.

Июньская Минея под 24-м числом содержит в себе много прекрасных молитвенных кринов, вплетенных руками византийских искусных мастеров в венец похвальный Иоанна Крестителя. День Рождества Предтечи Господня издавна причислялся к великим праздникам, и уже в V и VI веках праздновался наравне с такими церковными торжествами, как Рождество Христово, Пасха, Пятидесятница и Богоявление.

В шестой месяц по зачатии заматоревшей во днех Елисаветы посылается Архангел Господень в град Назарет к Деве Чистой благовествовать Ей великую радость, и восста Сия, и торопится в горнюю страну, и входит в дом Захарии священника, встречается с Елисаветой. Встречаются две будущие матери: матерь рожденного в женах большего и Матерь рожденного от Девы; матерь будущего Пророка, его же отец уже стар, на склоне дней своих, и Матерь Того, Кого Она Отца не знает, ибо Отец Его Ветхий деньми родил Сего прежде времени без матери. Целование Елисаветы — снова древний иконописный колорит. Церковь поет: