В нашем религиозном мышлении образ Богоматери всегда связывается с каким-либо Ее праздником, либо с одной из Ее явленных икон. Земная же жизнь Ее от момента Сретения Ее Елизаветою и до Успения особо не отмечается в нашем религиозном сознании и библейско-историческом повествовании. Ее Личность в этот период всецело поглощается личностью Сына и Господа нашего. Несколько кратких замечаний евангелистов о Ней на протяжении всей проповеди Спасителя, момент Ее предстояния Кресту, ограничивают наши представления о Ее образе. Самый момент Голгофы заполняет собой все искупительные страдания Господа Иисуса, заслоняет чисто человеческое страдание Матери Его. Радость Церкви, радость Вселенной, всей твари о Воскресении заставляют померкнуть всю безконечную и опять-таки и человеческую радость Богоматери.
Литургическое переживание момента Голгофы со всей полнотой и доступной человеческому языку ясностью обрисовывает образ Божией Матери, с любовью и благоговением подходит к самым сокровенным страданиям Богородицы и дает нам верное понятие того, о чем умолчали в Священном Писании святые апостолы, но что сохранило в себе живое церковное ведение.
Церковные песнопения Великого Поста о Богоматери переносят нас непосредственно к моменту страданий Спасителя и предшествовавших сему событий. Настроение и переживания Пречистой Богородительницы вырисовываются ярко на протяжении всех этих событий. Когда «поведоша Его на пропятие и задеша Симона Киринейска понести Крест Его», то за ними всеми шла и группа жен, и среди них «усердно последоваша» Пресвятая Дева. События ночи и утра, суда у первосвященников и Пилата, оставление Господа всеми учениками, все это было в Ее сознании и памяти. Она вспоминает огненного Кифу и возглашает про себя:
«Страха ради иудейска, Петр скрыся, и вси отбегоша вернии, оставльше Христа». [373]
От усталости и страданий этой ночи подкашивались ноги, казалось — не было более сил идти, следовать за Господом. А Он все шел вперед, подводя страждущую вселенную к ожидаемому и близкому последнему моменту на всем тяжком пути искупления, к крестным страданиям. Агнец, взявший на себя грехи всего мира, торопится на заколение, на язвы за грехи наша, на муки за беззакония наша. И Агница вопрошает Его:
«Чесо ради скорое течение сие, Долготерпеливе, течеши неленостно; Иисусе вожделеннейший, Безгрешне, Многомилостиве Господи, даждь Ми слово, Рабе Твоей». [374] Святой Сладкопевец Роман вещает нам далее о переживаниях Богородицы:
«Како идеши, Чадо, чесо ради скорое течение совершаеши?» [375]
Как бы вопрос и недоумение рождается в сердце Ее:
«Еда (разве) паки другий брак есть в Кане Галиллейской, и тамо ныне тщишися, да от воды им вино сотвориши? Иду ли с Тобою, Чадо, или паче пожду Тебе? Даждь Ми слово, Слове, не молча мимоиди Мене, чисту соблюдый Мя»… [376]
И шествует Агнец к заколению за весь мир, не на новый брак грядет, но на страдание; не к тому, чтобы сказать: «что Мне и Тебе, Жено, не у прииде час Мой?», но чтобы прославить всех в час этот; не от воды вино сотворить, но от пречистого ребра Своего кровь и воду излить, излить кровь Свою Нового Завета, во оставление грехов многих людей. И рыдает Пречистая, следуя за Ним (Лк. 23, 27–28).
И
«пришедше на место, нарицаемое Голгофа, еже есть глаголемо Краниево место, даша Ему пити оцет с желчию смешав: се вкушь, не хотяше пити»
(Мф. 27, 33–34).
И от горечи желчи, Пресвятая Богородица, «уязвляшеся сердцем горце». [377]
«Бе же час третий и распяше Его»
(Мк. 15, 25).
На Голгофском холме стояла Пречистая, и на глазах Ее римские наемники с еврейскими законниками совершали казнь Того, Кто пришел освободить их от клятвы законной. Пригвождали пречистые руки Его и ноги ко Крестному Древу и сие водружали.
«Слава долготерпению Твоему, Господи, слава Тебе!..»
«Гвоздьми Тя Кресту пригвождена Мати Твоя, Слове, зрящи, гвоздьми печали горькия пронзает и стрелами душу»… [378]
И вспомнилось тогда проречение старца во храме, в сороковой законный день (Лк. 2, 35).
«Увы, Симеоново совершися пророчество: Твой бо меч пройде сердце Мое, Еммануиле!..» [379]
«Меч пройде, о Сыне, Мое сердце, и терзает Владыко, якоже древле Симеон Мне предрече, но возстани и спрослави, Безсмертне, Матерь и Рабу Твою, молюся»… [380]
И встают перед очами рождение в Вифлеемской пещере и ясли. И вспоминаются Ею те первые минуты земной жизни Того, Который уже рожден прежде всех веков от Безначального Отца, те первые минуты Ее Материнской радости, когда Она, по выражению церковной песни, «Ему приникше, рабски поклонися» [381] в пещере Вифлеемской. Рождение преславное и пречудное, Рождение, в коем, как и до и после него Она пребыла Девою, Рождение браконеискусное, безболезненное, чудесное… и вот теперь чудо новое и таинственное Ей является:
«О, преславного чудесе, о таинства новаго, о ужаснаго начинания! — Дева глаголаше, на Кресте Тя виде. Его же неболезненно породи» [382] и далее глаголет Она: «не презри Мене, Щедре, молча, Тя странно рождшую, Боже Всещедре!» [383]
«Что чудное и изящное… Болезни, ихже не имех внегда родити Тя, Сыне, острии касаются сердца Моего». [384]
«Болезни избегше в Рождестве Твоем, ныне болезненно уязвляюся»… [385]
Контраст смерти Безсмертного, страданий Безстрастного, смерти всем жизнь Подающего, подмечены и переданы с особой свойственной церковной поэзии VIII–IX веков тонкостью и жизненностью. Византийское церковное искусство здесь превосходит себя, в этих песнопениях безсмертные святые песнописатели достигают эпогея своего творческого дара. [386]
«Дева и Матерь, Твоя, Христе, на древе зряща. Тя мертва простерта, плачущи горько: Сыне Мой, — глаголаше, — что страшное сие таинство, всем даруяй живот вечный, волею на Кресте како умираеши смертию поносною»… [387]
«Содержай всю тварь на древо вознесен еси, и умерщвлен всем даруяй живот»… [388]
«Чадо, како страждеши естеством безстрастный, всяко хотя род человеческий от тли свободити»… [389]
«Жизнь, како умираеши?..» [390]
«Како осужден, хотя всем судити, видится висяй славы Господь»… [391]
«Гроздь зрелый, како на древо обесился еси. Солнце Славы, како взялся еси… сияние солнца омрачая, Спасе, Страстию Твоею»… [392]
«Мановением Твоим колеблеши видимый мир, Распинаемый, пребываеши же висимый»… [393]
«Како, Жизнь всех, приобщаешися смерти, оживити умершия хотяй яко благоутробен»… [394]