Верно! И правы те наши богословы, которые говорят о необходимости разработки нашего «литургического богословия», то есть систематизации богословских идей нашего богослужения; ведь именно тут — живое самосознание Церкви, ибо «богослужение есть цвет церковной жизни и вместе с тем корень и семя ее». [10]

Какая бездонная глубина, какое широкое поле для исследования и изучения нашего Православия. Создаваясь в противовес протестантским и латинским ученым трудам, наша богословская наука в большинстве случаев была построена сообразно с этими системами. Подлинные глубины церковной жизни, плоды православного богопознания, неотравленные западным ядом, свободные от схоластики, которые выражены в этих книгах, лежат под спудом и неизвестны нам. Они похоронены в неизвестных и непривычных современному человеку, непонятных светским людям толстых Минеях и Триодях на клиросах церквей и монастырей. И только боголюбивым инокам они открыты, и токмо в душе, смиренно ищущей света и красоты, они распускаются дивными кринами неизреченного по глубине смысла.

Не знаем мы их, не хотим знать. Не понимаем мы славянского языка и не разумеем читаемого в Церкви. Смиренно, со тщанием постараемся проникнуть в чудесную глубину этих книг и искать в них те прекрасные «глаголы вечной жизни».

«Не мудростью и богатством да хвалится смертный своим, но верою Господнею, православно взывая Христу Богу».

И мы верим и надеемся, что сумеем познать и понять красоту наших богослужебных песнопений и что наши старинные и непонятные, на первый взгляд, книги станут нам ближе, станут источниками познания подлинного бытия о Господе и любви к Православию и нашему церковному искусству.

Хочется приникнуть в глубоком земном поклоне перед ликом Нерукотворенного Спаса с горячей, смиренной и дерзновенной молитвой о том, чтобы сподобиться всем нам войти в этот вертоград духовный и, своими несовершенными очами лицезрев эти взращенные боголюбивыми старцами молитвенные крины, пережить радость хотя бы отдаленного отблеска и сияния немеркнущего Света.

Мы немощны, и дай Бог сподобиться нам хоть в немощи нашей взывать: «Велий еси, Господи, и чудна дела Твоя и ниедино же слово довольно будет к пению чудес Твоих!»

Всякий раз, когда священник совершает Божественное священнодействие, после таинственных слов призывания Святого Духа, Святые Дары силою благодати божественной прелагаются в истинное Тело и истинную Кровь Спасителевы, вспоминаются тогда все лики святых, приносится предлежащая всемирная Жертва о всех и за вся, о торжествующей на небесах Церквии «изрядно о Пресвятей, Пречистей, Преблагословенней, Славней Владычице нашей Богородице и Приснодеве Марии». Хор воспевает Ей хвалебную песнь. Во дни раннего весеннего пробуждения земли, в воскресные дни Великой и святой Четыредесятницы, на Василиевой литургии Церковь Христова устами св. Иоанна Дамаскина возносит к Божией Матери и Царице Небесной эту дивную песнь:

В своих молитвенных воспоминаниях Церковь Православная часто обращается к памяти Девы Богородицы. Многое множество песнопений, стихир, кондаков, тропарей часто-часто к Ней воссылается. На вечерне дивные догматики говорят о воплощении от Нее Божественного Ее Сына; всякий ряд стихир и тропарей канона заканчивается «Богородичным» песнопением; на утрени перед иконой Ее словами св. Косьмы Маиумского возвеличивается в песнях «Богородица и Матерь Света»; девятая песнь канона воспевает Ей, «Горе несекомой», славу и хвалу; на первом часе воспоминаем мы словами Патриарха Сергия Взбранную Воеводу; на литургии иерей, совершая проскомидию, вынимает отдельную частицу из особой просфоры в честь Той, Кто Честнейшая всей твари, и в самый важный момент литургии снова молимся мы Ей. А сколько трогательных и непередаваемых по оттенкам грусти стихов поет Церковь во дни Поста, вспоминая в особых «Крестобогородичных» о Пречистой у Креста Сына Ее. А в Великую Субботу, когда земля надрывается от рыданий по Уснувшем Плотию Спасителе, мы, грешные и недостойные, воспеваем похвалы Божией Матери в ранний предрассветный час, творя память чудесного погребения вместе с Иосифом, Никодимом и святыми женами.

Память и переживание личности Девы Богородицы тесно и неразрывно сплелось и вплелось в самую жизнь православного человека. Восток православный сохранил в своем сознании верное учение о Матери Божией, выносил в сердце своем истинное и богоразумное переживание Ее. На всем протяжении христианской истории именно на Востоке сохранилась эта верная любовь к Богоматери, чувство, не извращенное рационалистическим обоготворением латинства, не испорченную еретической гордыней. Восток анафематствовал Нестория и не соблазнился лживым суемудрием так называемого «непорочного зачатия». И Сама Пресвятая и Пречистая Дева не покинула своих людей и постоянно пребывает с ними Своим покровом.

От Сионской горницы, где Дух Святой «огненные языки раздаяше в соединение всех призва» [11] видимым огоньком сошел и на главу Матери Божией, от горницы этой и Гефсиманийской веси, где погреблась Она, через Ее град Ефес, куда «поял Ю восвояси» любимый ученик Сына Ее, ко Святой Горе, земному Ее уделу, к Константинову граду, где во Влахернах пояс Ее, к Иверской земле и к Святой, Православной, Богоносной Руси, где столько храмов Ее воздвигнуто и столь часто являлась Она в чудотворных Своих иконах и святым угодникам Сергию, Серафиму и другим молитвенникам за землю Русскую и за весь мир, во гресе погрязшем, Она помнит о своих православных сиротах. И посему столь много песен Ей посвящено и столь многое множество святых Ее икон сохранилось, являя нам живую память о Ней. А что ни песнь — то догмат; что ни икона — то дивный, в сказочных цветах рассказ о Всеблаженной.

В каждой службе Богородичного праздника, во всей концепции Ее памяти отобразилось все понимание и переживание Ее личности; отобразилось все Божественное промышление, все домостроительство Божие, которое, как в одной точке, соединилось в Ней и расцвело из Нее цветом нашего спасения. И переживания Нового Завета, Ее воспоминающего, и Ветхого, Ее во тьме грядущих веков прозревающего и чающего, все это вплелось в наше богослужебное пониманием Личности Богоматери. Необходимость связи этих ветхозаветных пророчеств со всем последованием службы составляет важную ее часть. Не понимать их — значит не понимать всего ветхозаветного подготовительного воспитательного (педагогического) пути к христианству. Ветхий Завет — «пестун [12] во Христа» (Гал. 3, 24). Отрицать Ветхий Завет — значит не понимать Нового. Новозаветная литургия имела своим прообразом ветхозаветные подготовительные службы. В вечернем полумраке и предрассвете утрени заложено семя будущего христианского древа.

Душа сама требует этого библейского подхода к Богу. Вслушаемся в Библию, попробуем-ка пережить ее, переселиться в нее, пожить немного ее настроениями. Вспомним совершенно особую обстановку Ветхого Завета. В этом спокойном, немного фаталистическом отношении к жизни, в устремленных из-под густых бровей неподвижных взорах вдаль, взорах, полных грусти и плача, в длинных патриархальных бородах, в ометах длинных одежд, в шатрах, раскинутых в пустыни — во всем этом аромат библейского старозаветного древнего духа. В раскаленном пустынном воздухе с мерцанием тихих южных звезд слышен гортанный, отверженный, воющий крик прокаженного, видны судороги беснующегося лица. В обстановке загадочных начертаний восточных букв, этих почти магических символов, слышатся звуки старческого голоса пророка, голоса, быть может, единственного праведника, ради которого еще милуется род земной; он один в этом раскаленном воздухе звучит о правде и будущем спасении.