И это всего ужаснее, потому что, невзирая ни на какие предосторожности, отряд наш тает и тает... У нас нет хорошей воды, и запасы продовольствия нуждаются в пополнении, что и вынуждает нас высылать небольшие отряды. Кроме того, как это ни странно, в отряде, отрезанном сплошным кольцом смерти, у нас не прекращается дезертирство. Люди бегут, сами не зная куда, с единой смутной надеждой - добраться до какого-нибудь культурного центра.

В большинстве случаев мы скоро находим их голые и страшно обезображенные трупы, - по стаям ворон, с криком вьющихся над кустами.

Если никто не придет нам на помощь, мы погибли!

Неужели весь мир обратился в развалины?

Я болен и, вероятно, скоро умру. Мне не придется дожить до тех пор, когда..."

III

СНАЧАЛА

Тьма отступила в чащу леса, а вверху, меж лохматых ветвей ели, показалось бледное небо.

Старик, рыжий мужчина и женщина с ребенком спали, закутавшись в свои лохмотья. Спала и собака, свернувшись клубком на сырой земле. Только старуха сидела у костра, превратившегося в кучку углей, подернутых седой золой. Старуха смотрела на эту золу, сама такая же седая, как и та. Тусклые глаза старухи были неподвижны, и не было в них иного выражения, кроме тупой и бесконечной усталости. Порою она жевала беззубым ртом и качала головой. В бледном сумраке утра среди недвижной тишины леса казалось, что над головой старухи незримо вставала сама скорбь, навевая на ее седую голову темные тысячелетние мысли, и они ползли, одна за другою, безнадежные и покорные, без конца и начала, как жизнь.

Первым проснулся старик, кряхтя и брюзжа, жадными глазами шаря кругом в поисках пищи. Потом встал мужчина, выпрямился, оглядел чащу леса и, взяв свою дубину, ушел, тяжело шагая по мокрой росистой траве. И уже ярко светило солнце, когда молодая черноволосая женщина, смеясь и играя, шла по лесу. В одной руке она несла драгоценную бутылку, другой вела за ручку своего ребенка, с трудом перебиравшего кургузыми лапками по жесткой хвое, пересыпанной твердыми, круглыми шишками.

Лес уже проснулся и тысячами голосов откликался на звонкий смех женщины. Где-то стукнула кукушка, торопливо задолбил дятел, свистнула иволга, бойко жужжа, как пуля, пролетел над головой зеленый жук. На полянах трещали кузнечики и, то влетая, то ныряя, легко порхали светлые бабочки. Вверху, над вершинами леса, отрывисто крикнул ястреб.

Женщина стояла вся с ног до головы залитая солнцем, на берегу ручья, настойчиво и звонко звеневшего среди горячих, гладких камней. Легкий ветер шевелил -спутанные черные волосы женщины и лохмотья ее короткой юбки. Она посмотрела направо и налево, поворачивая голову, как птица, и при каждом ее движении среди лохмотьев сверкало ее бело-розовое тело-то выпуклая линия бедра, то мягкий изгиб стана, то округленное розовеющее колено.

Рыжий мальчик бегал в траве по берегу ручья, пугая зеленых лягушек. Они таращили глупые выпуклые глазки, пыжились, топорщились и вдруг звонко бултыхались в воду, изо всех сил работая лапками, чтобы зарыться в мягкий, безопасный ил. Ребенок смеялся.

Женщина опустилась на колено и склонилась над ручьем. Ее черные волосы упали вниз, почти коснувшись воды, а в воде отразилась другая, молодая, черноволосая женщина, с большими глазами и смеющимися алыми губами. Эта другая смотрела снизу на свою живую подругу с восхищением и улыбкой.

Что-то хрустнуло в кустах... Женщина быстро оглянулась, но там ничего не было. Должно быть, обломилась сухая ветка. На противоположном берегу камыш важно и спокойно покачивал высокими метелками. Она успокоилась, еще немного полюбовалась своим отражением и опустила бутылку глубоко в чистую холодную воду. Широкие круги пошли далеко от берега и закачали, раздробили в своей глубине и зеленый камыш, и голубое небо, и смеющуюся женщину. Зазвенела и забулькала вода, набираясь в узкое горлышко бутылки.

Тогда из кустов показалась человеческая, голова.

Это была голова мужчины с низким лбом, далеко выдающейся нижней челюстью и гладкими, бесцветными волосами. Он жадно смотрел на бутылку, как бы пораженный видом этой необычайной драгоценности. Сквозь сетку зеленых ветвей видны были только широкие плечи и мускулистые руки, судорожно вцепившиеся в землю пальцами. Потом кусты раздвинулись, и выползло длинное, как змея, почти голое тело, покрытое больше грязью, чем одеждой. Человек неслышно вытянулся над землей и, крадучись, шагнул вперед, не спуская глаз с женщины и бутылки, которая, очевидно, неудержимо привлекала его.

Вдруг испуганно крикнул ребенок. Женщина обернулась и мгновенно очутилась на ногах. Бутылка, которую она выпустила из рук, как камень, пошла ко дну.

Одним скачком мужчина очутился на берегу и, став на четвереньки, погрузил руки в воду. Но когда он шарил на дне, женщина схватила его за плечи, стараясь своими гибкими руками оттащить его прочь.

Борьба была неравна. Мужчина легко оттолкнул ее, и женщина упала в траву, а в следующее мгновение в его поднятой руке, высоко на солнце, заблестела мокрая, еще полная воды бутылка.

Изогнувшись, как кошка, женщина бросилась на эту руку и всей тяжестью своего тела повисла на ней. Теперь их лица были близки, и мужчина почувствовал жар ее дыхания и запах ее волос. Он взглянул на нее сверху, и глаза его жадно скользнули по линиям ее тела, напряженным и обнажившимся в борьбе.

Глубокое и хриплое ворчание, ворчание довольного зверя вылетело из его горла. Бутылка перевернулась в воздухе и покатилась по земле, обдавая зеленую траву струей прозрачной воды, блещущей на солнце.

И женщина мгновенно поняла это зловещее рычание. Она вздрогнула и метнулась прочь, но было уже поздно, и длинные сильные руки схватили ее поперек тела. Тогда началась борьба: она изгибалась во все стороны, вырываясь и царапая его лицо ногтями; ее волосы вились и путались вокруг их голов; она молчала, он хрипел, и на губах его выступила слюнная пена; их ноги скользили в мокрой траве. Ребенок пронзительно кричал в стороне, дрожа всем телом.

Наконец он повалил ее на траву и старался овладеть ею, навалившись на нее всем телом. Глаза у нее были закрыты, губы сжаты.