- Сначала я тоже об этом думал. Наше племя ушло в горы, когда пришли завоеватели из Гесса. Но было ли это правильно? Я видел людей из других племен, покорившихся империи. Те же аканты. Они спокойно живут на своих исконных землях, они даже молятся своим богам.

Арвент согласно закивал. Здесь император поступил мудро: покровителем каждой покоренной территории он назначал верховного бога того народа, который там обитал. Империя таким образом создала новый пантеон, где все боги-покровители подчинялись богу, под управлением которого находился Гесс. С одной стороны это обеспечивало лояльность завоеванных племен, которые сохранили свою веру, а с другой четко обозначило иерархию, как на небе, так и на земле.

- Мои предки так поступили из чистого упрямства, - продолжал вент. - Да, наверное, они хотели сохранить свою свободу, но... Ведь империя не отняла земли, не сожгла дома, не превратила жителей в свое имущество. Она просто вывесила свои флаги и потребовала дань. Аканты живут, как жили, да, платят всадникам, но больше ничего не изменилось.

- Да там уже не поймешь, где аканты, а где пришельцы из Гесса, - вставил Арвент.

- Точно. Есть еще исконные аканты по берегам, занимаются своей рыбной ловлей и горя не знают. А прочие смешались. Если честно, я не вижу в этом беды. Я был злым мальчишкой и все пытался высмотреть что-нибудь ужасное, что доказало бы мне, что всадники - зло, но...

Самуйт немного помолчал, погрузившись в воспоминания, потом снова заговорил, роняя слова по одному:

- В конце концов, везде люди. Все как-то живут. И я подумал потом: прав тот, кто жив. Мое племя обитает высоко в горах. Там очень плохо с едой, ничего не растет. Если охота неудачная, все голодают. А если набег на долину неудачный, то семьи остаются без кормильцев, и тогда все еще хуже. А без набегов никак не получается, потому что там особо не на кого охотиться, в этих горах. Но вся эта война может закончиться только истреблением племен. Ты скажешь, наверное, что я предатель. Что я помогаю тем, кто уничтожает мой народ. Но они уничтожат его в любом случае, на чьей бы стороне я ни был. А я не хочу, чтобы меня уничтожали. Да, мне не приходится убивать своих соплеменников, и я рад этому. Я всего лишь слуга. И я просто хочу оставаться в живых как можно дольше.

Он вдруг поднял глаза и рассеянно улыбнулся:

- Простите, хозяин, я немного забылся.

Но в его взгляде никакого раскаяния не было видно. Вероятно, он давно уже раскусил Арвента. А может и знал что-то о магах. Знал о том, что отношения мага и слуги - далеко не то же самое, что у слуги и всадника. И что в Гессе порой не разберешь, кто главнее: маг или тот, кто на него работает. Словом, он чувствовал, что может позволить себе вольность, и пользовался этой возможностью. Не слуга, а тот самый маленький варвар, потомок свободолюбивых вентов.

- Ну что ты! - поспешил успокоить его Арвент. - Я ужасно рад возможности с кем-то поговорить. Тут как-то... - Он окинул взглядом шагающие колонны. - Как-то не с кем.

Самуйт рассмеялся. Кажется, он на другой исход и не рассчитывал. Арвент сообразил, что совершенно напрасно сидит в седле и выгибается дугой, пытаясь увидеть своего собеседника. Он решительно спустился вниз и повел тамелга в поводу.

Молодые люди быстро прониклись взаимной симпатией, и не без оснований. Здесь, в этом бескрайнем поле, в рядах огромного войска, они казались друг другу единственными нормальными людьми среди фанатиков. Напыщенные всадники, смертельно серьезные от осознания собственной важности, бессмысленные вырожденцы, - разве можно с ними со всеми о чем-то говорить? А они двое - что хозяин, что слуга - оказались вырваны из своего привычного круга и в новый никак не могли вписаться.

Разумеется, они не могли быть равны. Самуйт - всего лишь дикарь, наспех обученный правилам поведения в приличном обществе, необразованный и почти примитивный. Арвент - маг, которому опасливое восхищение полагалось фактически по праву рождения. Первый смирился со своей судьбой и желал только выжить, и ничего более. Второй стремился к яркому будущему, намереваясь не жалеть усилий, чтобы проложить себе дорогу. Но сейчас у обоих возникло желание сделать то, что оказывалось практически невозможно в мире, где правили всадники: на время забыть о рангах и просто поговорить.

И они говорили. Самуйт рассказал о диких горцах, о том, как провел первую половину своей жизни, ползая по скалам в поисках съедобных растений и разоряя птичьи гнезда. Арвент рассказывал о Гессе, о сообществе магов, и его рассказ вызывал у собеседника изумление и даже недоверие. Как это так - нет правителя? Совет старейшин сам приглашает новых членов? То есть как - власть не по наследству? Не власть? А что тогда? И неужели маги привозят в город деньги и добровольно их отдают? И никто не пытался скрыться?

- Ну как ты не поймешь! - с жаром объяснял Арвент. - Это же все на нужды города! Ведь мы живем в этом городе, и мы хотим, чтоб в нем все было в порядке. Вот смотри: с каждого своего самостоятельного контракта маг отдает определенную сумму. Она идет на благоустройство города, на сирот, которые воспитываются в детском доме, на содержание их учителей и воспитателей, потом на лекарей, потому что с каждым может приключиться что угодно, а опытные лекари в городе работают намного лучше тех, кто этим занимается просто так, например, в команде. Еще охрана города, потому что кто-то должен следить, чтобы всадникам ничего такого не взбрело в голову. И все в таком же роде. Сам подумай, как я могу не дать деньги на все это? Представь: ты возвращаешься домой, а твоего дома нет.

Самуйт некоторое время размышлял, потом сокрушенно покачал головой:

- И все равно не понимаю. Странные вы, маги! Вы же можете все, что угодно! Почему вы до сих пор не победили всех всадников?

- А зачем? - искренне изумился Арвент. - Для чего нам их побеждать? Захватить их земли, что ли? А что мы будем с ними делать, с этими землями? Это ж управлять придется. Нам это просто не интересно. Мы предпочитаем заниматься наукой, постигать этот мир, а всякие завоевания... отвлекают!

- Но вы работаете на них! - возразил Самуйт. - Вы все равно участвуете в этой войне, но подчиняетесь всадникам!

Арвент расхохотался.

- Да нам просто нравится эта игра! Это способ сразиться между собой, возможность прославиться. Ну сам подумай: как бы мы стали вести свои соревнования, если бы всадники не обеспечили нам такое великолепное поле для сражений?

Когда остановились, чтобы расположиться на ночлег, Самуйт вспомнил о своих обязанностях слуги, но потом, когда уже были разбиты шатры и съеден ужин, он снова пристал к своему хозяину с расспросами. Его заинтересовал мгновенный посланец, без движения сидящий на сумке, куда его усадил Арвент. Самуйт слышал, что с помощью этой твари можно видеть то, что находится далеко от тебя, и теперь ему было ужасно любопытно, так ли это.

- Да ты сам попробуй! - предложил Арвент.

- Я?! - испугался Самуйт.

- Тут ничего сложного. Это существо само знает, что делать. Тебе останется только командовать. Тут, пожалуй, самое сложное - вернуться, а не оставить посланца непонятно где.

- А если у меня не получится? - слуга почти запаниковал. Но Арвента, дорвавшегося до магического просвещения, уже нельзя было остановить.

- Ерунда! Все получится. Просто не улетай никуда. Да ты наверняка сразу и не сможешь. Тут нужна привычка. Ну-ка, сядь поудобнее. Прислонись к чему-нибудь, поначалу будет сложно не потерять равновесия. Вот так. Теперь возьми его и посади перед собой.

Слуга прислонился к деревцу и принял из рук своего хозяина жутковатое существо, поежился, ощутив прикосновение голых пальцев, увенчанных коготками.

- Он такой легкий, - растерянно произнес Самуйт. - Я еще тогда, когда в первый раз его усаживал на седло, подумал: как же так, совсем ничего не весит. А большой.

- Но это же иллюзия, - объяснил Арвент. - Мы еще не научились перебрасывать настоящие предметы туда, куда не можем заглянуть. У посланца на самом деле нет тела, он только видимость, просто воплощение нашей воли. Но даже магу непросто иметь дело с иллюзорными существами, а уж людям из внешнего мира и подавно. Поэтому, просто для удобства использования, для посланца придумана имитация веса и прикосновения. Тебе только кажется, что ты его чувствуешь.