— Литвинов проинформирован?

— Да. Он считает выбор Михоэлса на роль руководителя делегации чрезвычайно удачным. Маркиш выведен из комбинации. Вместо него с Михоэлсом поедет поэт Фефер. Я говорил с ним. Он подойдет.

— Приглашение было послано Михоэлсу и Маркишу, — напомнил Сталин. — Это не вызовет осложнений?

— Нет. Фигура для них — Михоэлс. А какой с ним поэт… Что тот еврей, что этот.

— Приглашение от кого?

— Вначале инициативу проявил американский филиал ВЕК, Всемирного еврейского конгресса. Удалось задвинуть их в тень. В глазах американской общественности Михоэлса пригласили Альберт Эйнштейн и Роберт Оппенгеймер.

— Вот как? — оживился Сталин. — У нас есть подходы к Эйнштейну?

— Нет. К Оппенгеймеру. А они друзья.

— Кто вышел на Оппенгеймера?

Берия попытался уклониться от прямого ответа:

— Один из наших лучших агентов.

— Товарищ Берия не доверяет товарищу Сталину?

Нужно было отвечать. А отвечать не хотелось.

В ближайшее окружение Оппенгеймера удалось войти жене советского резидента в США Василия Зарубина Зое Зарубиной. Это была великолепная женщина. Просто великолепная, по-другому не скажешь. А уж он-то, Берия, знал в женщинах толк. И будь она помоложе…

Зоя пришла на Лубянку еще в 1919 году, работала в секретариате Дзержинского. Вышла замуж за Блюмкина — того самого, что в 18-м году застрелил немецкого посла в Москве Мирбаха. Заговор эсеров против Ленина. Странноватый заговор. Главный заговорщик покаялся, и его простили. Просто взяли и простили. И даже отправили резидентом в Турцию. Туда он уехал уже с молодой женой. Продавал древнееврейские рукописи, их передавали ему из особых фондов «Ленинки». На эти деньги предполагалось создать боевую террористическую организацию, которая действовала бы против англичан в Турции и на Ближнем Востоке. В Турции в это время был Троцкий. Часть средств Блюмкин переправил ему. Зоя узнала об этом. Она была потрясена. Сообщила в Москву. Блюмкин был арестован и расстрелян. Такой вот получился развод по-лубянски.

Перед войной, уже со вторым мужем, Василием Зарубиным, Зоя работала в Западной Европе, потом семья была перемещена в Штаты. В 41-м Зое было присвоено звание капитана госбезопасности. В США вице-консул Хейфец познакомил ее с женой Оппенгеймера Кэтрин — она, как многие интеллигенты в те годы, испытывала симпатии к СССР. Зое удалось невозможное. Она сумела убедить Оппенгеймера демонстративно порвать связи с американской компартией, чтобы не привлекать внимания ФБР. По ее наводке он делился информацией с учеными, бежавшими в США от нацистов, многих привлек к работе над «Манхэттенским проектом» — от двух из них регулярно шли в Москву шифрованные сообщения.

Мата Хари. Мата Хари рядом с ней не стояла!

Но Сталин почему-то ее не любил. Никак не мог забыть, что ли, Блюмкина? Не то чтобы не доверял, тут разговор был бы короткий, но относился с настороженностью. И теперь, когда Берия вынужден был назвать ее имя, Сталин лишь неопределенно хмыкнул и перевел разговор на другую тему:

— Разногласия с Литвиновым урегулировали?

Его сегодня прямо-таки тянуло на неприятные для Берии темы.

Берия буркнул:

— Нет. Я считаю, что Литвинов неправ.

Разногласия НКВД с послом СССР в США Литвиновым начались с момента создания Еврейского антифашистского комитета. ЕАК, по мнению Берии, был идеальной «крышей» для агентурного проникновения в сионистские организации. Эта работа активно велась еще с 1925 года, толчок ей дала директива Дзержинского. Особо разветвленную агентурную сеть в международном сионистском движении удалось создать в начале 30-х годов Якову Серебрянскому, одному из самых опытных советских разведчиков-нелегалов, руководителю Особой группы, созданной для проведения диверсий и ликвидации противников СССР за рубежом. Его люди были внедрены в еврейские организации США, Франции, Германии, Скандинавии, Палестины. В 38-м Серебрянский был арестован по делу Ежова и приговорен к расстрелу. Приговор ему отменили, но многие члены его группы были расстреляны. Связь с агентами прервалась. Прикрытие ЕАК давало хорошую возможность восстановить утраченную агентурную сеть.

Литвинов был резко против. Он вообще считал, что контакты с сионистскими организациями бесперспективны. Они ориентированы на США. Глупо ставить под удар международную репутацию Еврейского антифашистского комитета СССР. А любой провал наших разведчиков, пользующихся «крышей» ЕАК, приведет именно к этому. От провалов же не застрахован никто.

Сталин знал о расхождении позиций Берии и Литвинова, но не вмешивался в их спор. Возможно, он не решил, кто прав. А сейчас, выходит, решил?

— Значит, по-твоему, Литвинов неправ, — повторил он. — А ведь Литвинов не просто дипломат. Еще до революции он руководил боевой подпольной организацией большевиков. И очень умело руководил. У него большой опыт агентурно-оперативной работы. Может быть, стоит прислушаться к его мнению?

Берия промолчал.

— Литвинов еще и еврей, — продолжал Сталин, по своему обыкновению разговаривая словно бы сам с собой. — И если еврей Литвинов считает, что контакты с сионистами бесперспективны, они, может быть, и в самом деле бесперспективны?

— Мы не собираемся обращать их в свою веру. Из этих кругов мы получаем ценную информацию.

— В Палестине есть наши люди?

— Есть.

— Чем они занимаются?

— Добывают оружие, переправляют в Хайфу.

— Как используется это оружие?

— Для диверсий на английских военных базах. Для Хаганы — отрядов самообороны.

— От кого обороняются отряды Хаганы?

— От палестинцев.

— Что же это получается, Лаврентий? С одной стороны, наши люди помогают евреям в борьбе с коренными жителями Палестины, хозяевами своей земли. А с другой — устраивают диверсии против англичан. А они, между прочим, наши союзники. Не усматриваешь ли ты в этом противоречия?

Берия лишь пожал плечами:

— Они вынуждены так действовать. Это помогает глубже внедряться в среду. И открывает доступ к информации.

— Какого рода эта информация?

— Об обстановке в Палестине.

— Какая же там обстановка?

— Очень напряженная. Враждебность англичан. Агрессивность арабов. Постоянные нападения на еврейские поселения. Острая нехватка продовольствия, сельскохозяйственной техники, лекарств.

— Ведет это к усилению реэмиграции?

— Нет. Уезжают только больные.

— Вот как? Чем это вызвано?

— Молодая сильная идеология. В переводе на русский язык: активная сионистская пропаганда. Сильные лидеры. Вейцман. Бен-Гурион. Кацнельсон. Бен-Цви. Даже женщина — генеральный секретарь Гистадрута Голда Меерсон. Это их профсоюз.

— Сколько сейчас в Палестине евреев?

— Около трехсот тысяч.

— А арабов?

— Больше миллиона.

— Если предположить, что еврейское государство в Палестине будет создано, сможет оно выжить?

— Нет.

Сталин поднялся из-за стола, прошел взад-вперед по кабинету и вернулся на свое место.

— Как по-твоему, Лаврентий, почему мы не поставили во главе ЕАК Эрлиха и Альтера?

— Их слишком хорошо знали в Европе. Их связь с нами была засвечена.

— А почему мы назначили руководителем ЕАК Михоэлса?

— Он чистый.

— И что из этого следует? Из этого следует, что Литвинов прав. Нам нужен Еврейский антифашистский комитет с незапятнанной репутацией. Еврейский антифашистский комитет с запятнанной репутацией нам не нужен. Тебе все ясно?

— Все.

— Вот и хорошо.

Неслышно появился Поскребышев. Положил на стол перед Сталиным оперативную сводку о положении на фронтах. На вопросительный взгляд Сталина доложил:

— Взят Брянск.

И так же неслышно исчез.

Сталин удовлетворенно кивнул:

— Хорошая новость. С хорошим политическим багажом полетит в Америку артист Михоэлс.

Берия позволил себе усмехнуться:

— Только этим новость и хороша?

Сталин внимательно посмотрел на него и покачал головой:

— Умный ты человек, Лаврентий. Но дурак.