Вскоре пришла служебная машина. Из нее вылезли Григорьев, Гусеницин и Зайчик. Последним вышел широкоплечий и небольшого роста парень с овчаркой.

При, виде собаки ("Ищейка!") у Северцева пробежали по спине мурашки.

У проводника собаки было скуластое монгольское лицо, черные, как смоль, стриженые волосы и раскосые глаза.

Ни о чем не расспрашивая, майор молча, с озабоченным лицом присел на корточки и принялся рассматривать платки, веревку, траву. Все молчали. В уверенных движениях Григорьева было нечто тайное, непостижимое для других.

- Ясно, ясно, - проговорил он и, встав, отряхнул руки. - Пускайте собаку.

Монгол дал понюхать овчарке носовой платок, издал при этом особый гортанный звук - это была команда "След!" - и собака, покружив вокруг березок, рванулась в глубь рощи, к прудам, почти касаясь кончиком носа земли.

По диким ноткам гортанного голоса, которые время от времени издавал монгол, по его широким скулам и раскосым глазам Северцев был глубокого убежден: убери сейчас собаку, и монгол сам поведет людей по невидимому следу.

Григорьев, Гусеницин и Зайчик поспешили за собакой. Захаров и Северцев остались на месте - так распорядился майор.

Минут через десять вернулся запыхавшийся Зайчик и сказал, что след оборвался у стоянки такси недалеко от главного входа в парк "Сокольники". Переведя дыхание, он закончил:

- Майор приказал ждать вторую собаку.

Когда след старый или затоптан, собака зачастую теряет его или сбивается на ложный след. В таких случаях для проверки пускают другую собаку контрольную.

Передав приказание, Зайчик круто повернулся и побежал в сторону Сокольнического парка.

Вскоре на шоссе остановилась милицейская "Победа", и из нее с рыкающим львиным клокотанием выпрыгнула лобастая с темной спиной овчарка.

Собаку держал высокий пожилой человек с длинным и узким лицом. Его тонкие руки, которые свободно болтались в широких рукавах белого кителя, еле справлялись с нетерпеливым псом. Северцев боязливо отступил за березу и вышел из-за нее только тогда, когда из "Победы" грузно вывалился старшина Карпенко. От его широкой груди, крепких рук и рыжих буденовских усов на Северцева повеяло силой и спокойствием.

Овчарку звали Палах. Это был красивый пес с внушительным экстерьером. После того как ему дали понюхать носовой платок, он тоскливо завизжал, покружился на месте, как и первая ищейка, и повел к шоссе. Проводник еле успевал за ним. У кромки шоссе Палах повернул назад и, никуда не сворачивая, повел своего хозяина вначале к прудам, а потом свернул к Сокольникам.

Захарову становилось ясно, что грабители бежали врассыпную, чтобы в случае поисков сбить со следа.

Пока сержант думал, что же нужно будет предпринять, если и этот след оборвется, прибежал Зайчик. Обливаясь потом, он скороговоркой сообщил:

- И эта привела к стоянке такси. Майор приказал все забрать и идти к нему.

Захаров еще раз окинул взглядом место преступления, аккуратно завернул обнаруженные предметы в пергамент и направился к парку. Только теперь он почувствовал голод и усталость. Сзади покорно плелся Северцев. Лицо его было утомленное и безразличное.

Недовольные потерянным следом, собаки досадно повизгивали. Палах то бросался к лесу, то тянул своего проводника назад и, извиваясь между машинами, всякий раз подводил к "Победе", стоявшей в стороне от других машин. Растерявшийся шофер - он был молод и, как видно, новичок в своем деле - сидел в кабине белее полотна и не знал, что делать: терпеливо ждать пассажира или подобру-поздорову убираться с этого места порожняком.

Майор заметил волнение шофера и успокоил его:

- Не обращайте внимания, молодой человек, это к вам не относится. - И отойдя в сторону, хмуро добавил: - След потерян.

- Да, - в тон, сочувственно подхватил Гусеницин, - как ни прискорбно, но это так.

Никто, кроме Захарова и Григорьева, не уловил в этом сочувствии скрытые нотки радости человека, репутация которого несколько минут назад во многом зависела от того, куда доведет след, обнаруженный Захаровым.

Оставалась еще одна надежда: мундштук и расческа. Об этом Захаров сказал Григорьеву, когда они вернулись в отделение. Майор внимательно рассмотрел находки и снова осторожно закрепил их в зажимах. Вызвав посыльного, он распорядился:

- Вот это немедленно отправьте в научно-технический отдел.

Откозырнув, посыльный вышел.

Майор посмотрел на покрасневшие от бессонных ночей веки Захарова, на его ввалившиеся небритые щеки и грустно улыбнулся.

- А что, если и эти отпечатки ничего не дадут? Предположим, что они принадлежат грабителям. Но ведь может быть и так, что преступники не имели еще ни одного привода. Это, во-первых. Во-вторых, может быть, что отпечатки пальцев оставлены не грабителями. Может?

Майор испытующе посмотрел на Захарова.

Сержант уверенно выдержал его взгляд.

- Я учел и это, товарищ майор, - твердо ответил он. - Есть еще два пути. Первый - искать гражданина со светлыми волосами и свежим шрамом через правую щеку. Другой путь обнаружен сегодня. Теперь уже ясно, что грабители уехали на такси. В Москве три тысячи шоферов-таксистов. Цифра не малая! Но в ночь, когда был ограблен Северцев, работала тысяча водителей. Значит, две тысячи уже отпадают.

- Но не забывайте, что это было три дня назад.

- У шоферов такси очень хорошая память на пассажиров. У них есть свои любимые стоянки. Они отлично помнят тех, кого везли даже неделю назад. А эта знаменитая тройка не могла не обратить на себя внимания. Они нервничали, они спешили и, наверняка, хорошо заплатили.

Майор откинулся в кресле. Хотя кое-что из этого плана ему и самому приходило в голову, но он не мог, однако, не порадоваться сообразительности сержанта. "Молодчина. Умен", - подумал Григорьев и, встав, подошел к нему вплотную.

- Правильно. Только береги себя. Умей рассчитывать силы. А сейчас отдыхать! Желаю удачи. - И уже тоном более строгим, закончил: - Пока не выспишься - на работу не смей появляться!

- Есть, товарищ, майор, - откозырнул Захаров и вышел из кабинета.

Когда он спустился в дежурную комнату, лейтенант Ланцов подал ему свернутую вдвое бумажку. Это была телеграмма из Хворостянского районного отдела народного образования. В телеграмме подтверждалось, что окончившему в 1945 году Хворостянскую среднюю школу Северцеву Алексею Григорьевичу был выдан аттестат зрелости с золотой медалью.