И действительно, разговор у Захарова был нелегкий. Он исчерпал почти все доводы, но положительного результата не предвиделось.

Всегда спокойный, декан начинал раздражаться.

- Не могу, не могу, - разводил он руками. - Аттестата нет, а на слово верить не могу.

- Я представитель государственной власти и прошу мне верить. Не верите словам, так верьте документам. Вот письменное подтверждение об ограблении. Вот телеграмма Хворостянского РОНО. Наконец, если и этого мало, я могу пригласить в кабинет самого потерпевшего, - напирал Захаров. - Правда, выглядит он неважно, весь в бинтах, но в порядке вещественного доказательства можете поинтересоваться.

- Нет, нет, пожалуйста, не беспокойте товарища. Я верю вам, уважаемый, но до тех пор, пока не будет подлинников необходимых документов, ничего не могу сделать. Таковы правила. Они не мной придуманы.

- Да, но во всяком правиле есть исключение. Я об этом слышал на ваших лекциях, профессор.

- Исключение может санкционировать только ректор. Это его компетенция.

- Хорошо. Я буду обращаться в ректорат. А если потребуется - и в Московский Комитет партии. Пожалуйста, напишите свою резолюцию об отказе.

Декан еще раз пробежал глазами заявление, медленно обмакнул перо в чернильнице, но, не написав ни слова, положил ручку и молча отошел к окну.

- Право, в моей практике это первый случай. Беспрецедентный случай.

- Нет, случай не беспрецедентный. О таких случаях и о таком отношении к людям говорил в свое время Ленин.

- Что вы имеете в виду?

- Формально правильно, а по существу - издевательство. Прошу вас, профессор, напишите ваш отказ.

- Да, но ведь я не отказал категорически. Я только довел до вашего сведения, что подобных случаев в своей практике не встречал. Я готов помочь товарищу Северцеву. Простите, ваша фамилия? - с трогательной и слегка заискивающей улыбкой спросил декан.

- Захаров.

- Пройдемте, товарищ Захаров, вместе к ректору и там решим этот вопрос.

К ректору шли все трое: декан, Захаров и Северцев. Шли цепочкой, один за другим. Впереди - декан, за ним, несколько приотстав, - Захаров. Когда проходили университетский дворик, на котором была разбита пышная клумба, Алексей окинул взглядом желтый корпус с лепными львами над окнами, и в душе его вспыхнул проблеск надежды. "А что, если придется здесь учиться? Что если примут?"

Приемная ректора была полна посетителей. Отцы и матери, детям которых было отказано в приеме, сидели с озабоченными лицами и, очевидно, в десятый раз повторяли про себя те убедительные мотивы, с которыми они обратятся к ректору. Юноши и девушки с грустными лицами стояли здесь же, рядом с родителями, и молчаливо переминались с ноги на ногу. Худенькая секретарша по привычке не обращала внимания на посетителей к продолжала стучать на машинке.

Декан и Захаров сразу же прошли к ректору. Северцеву было приказано ждать в приемной.

Несмотря на то, что окна и дверь приемной были открыты настежь, в комнате стояла духота. Очень полная дама в полосатом платье, не переставая, махала перед собой газетой. Рядом понуро стояла ее дочь. Она была точно в таком же полосатом платье и очень походила на мать.

- Ваша на чем провалилась? - обратился к даме в полосатом платье сухонький старичок с козлиной бородкой.

Этот вопрос даме не понравился.

- Что значит провалилась? Почему провалилась? Просто к моей дочери отнеслись безобразно. - И она подчеркнуто неприязненно отвернулась от старичка.

Как и все здесь присутствовавшие, Алексей переживал тяжелые минуты в ожидании решения его судьбы.

Когда машинистка переставала стучать по клавиатуре, в приемной наступала такая тишина, что становилось слышно, как прыгала минутная стрелка электрических часов над входной дверью. Время от времени ожидающие с тревогой посматривали на обитую черным дерматином массивную дверь с табличкой: "Ректор Московского Государственного университета академик И. Г. Воеводин". Было что-то внушительное в этих серебряных буквах на черном фоне.

- О боже, уже двадцать минут, а они никак не наговорятся. Может быть, он уже закончил прием? - нервничая, обратилась дама в полосатом к секретарше, но ответа не дождалась: ректор вызвал секретаршу к себе.

А вскоре к Воеводину вызвали и Северцева. В просторном кабинете ректора Алексей сразу почувствовал приятный освежающий холодок. Из-за длинного Т-образного стола привстал лысый человек с добрым и немолодым лицом, на котором особенно выделялись печальные и умные глаза. Алексей понял, что это академик Воеводин.

Первые секунды Северцез растерялся. Не таким он представлял себе ректора, да еще академика с такой громкой фамилией. В самом слове "ректор" звучало для него что-то строгое, солидное и суровое.

Забинтованная голова Алексея произвела на Воеводина удручающее впечатление. Он сочувственно произнес:

- О, разбойники, как они вас!

Декан глубоко сидел в мягком кресле и рассматривал Северцева через пенсне в золотой оправе.

Пододвинув к себе заявление, к которому была подколота телеграмма Хворостянского РОНО, ректор размашистым почерком написал на левом верхнем углу резолюцию и нажал на кнопку звонка.

Вошла секретарша.

- Включите в приказ.

Мельком Алексей увидел: "Зачислить со стипендией..."

Вряд ли когда-либо чувствовал он такой прилив радости, какой охватил его в эту минуту. Ему даже душно стало и не верилось.

Ректор встал из-за стола. Потирая руки, он улыбнулся доброй улыбкой.

- Ну вот, все и утряслось. Считайте себя, товарищ Северцев, студентом-юристом. В выборе друзей будьте осмотрительны. Не ищите их на вокзалах.

- Спасибо, - тихо ответил Алексей.

- Спасибо не мне, а товарищу Захарову. Вам повезло, молодой человек, что у вас такой опекун. А сейчас идите к председателю профкома, расскажите свою историю, там вам помогут материально. Будьте здоровы.

Когда Захаров и Северцев вышли, ректор поднял телефонную трубку и набрал номер.

- Николай Петрович? Здравствуйте. Воеводин. К вам сейчас придет абитуриент Северцев. Собственно, уже не абитуриент, а студент первого курса юридического факультета. У него стряслось несчастье. Об этом он вам сам расскажет. Сейчас он без копейки денег. Нужно помочь. Располагаете? Ну и прекрасно.