Самим же людям, согласно поэме, были предписаны только бескровные «великие хлебные приношенья»:
Единственным человеком, которому в Вавилоне могла угрожать ритуальная смерть, был, как это ни удивительно, сам царь — может быть, потому, что он в отличие от остальных людей обладал божественными функциями. Возможно, что в незапамятные времена в Месопотамии на празднике Нового года и впрямь убивали царей, когда они старели и их сакральная сила уменьшалась, — такой обычай существовал у многих народов. Кроме того, царь считался символически ответственным за все грехи и бедствия подданных, каковые грехи и должен был смыть своей кровью. Но к тому времени, о котором сохранились письменные свидетельства, в Вавилоне возникла традиция, согласно которой царь на праздновании Нового года становился на колени перед верховным жрецом, отдавал ему знаки своей власти и клялся, что ничем не согрешил против государства. В ответ жрец бил царя по щеке и дергал за уши, каковым ритуалом и заменялась возможная казнь правителя. После этого царю надлежало заплакать: это означало, что Мардук поверил клятве и разрешил царю остаться в живых и сохранить власть.
Впрочем, таким образом можно было отвести от царя необходимость только ритуальной смерти. Если же ему, согласно предсказаниям, грозила смерть настоящая, царя временно смещали с престола и вместо него «короновали» преступника или раба, на которого и должна была обрушиться кара судьбы. Если судьба с таковой карой медлила, вавилоняне брали функции Провидения на себя. Например, если царю предсказывали смерть через сто дней после его вступления на престол, то на сотый день «подменного царя» казнили, и все возвращалось на круги своя. Однажды такая практика привела к неожиданному результату: в начале второго тысячелетия до н. э. царь города Исин — Эрраимитти в качестве «подменного царя» посадил на престол садовника по имени Эллильбани. Но хитрость не помогла — Эрраимитти умер, объевшись горячей кашей. После чего Эллильбани, которого теперь не было смысла приносить в жертву судьбе и который был как-никак царем, хотя и «подменным», остался на троне.
Позднее, когда Вавилон, начиная с 539 года до н. э., находился под властью персов, здесь существовал обычай, чрезвычайно близкий к древним обычаям вавилонян: ритуальная казнь «подменного», теперь уже персидского, царя по завершении ежегодного праздника Сакеи. В течение пяти праздничных дней рабы и господа Вавилона менялись местами, а во главе государства становился приговоренный к смерти преступник, который объявлялся «царем». Роль его была не только символической, он получал и вполне реальные права, например, право сожительствовать с женами своего «предшественника», который должен был покорно терпеть нового владыку в собственном гареме. Но в последний день праздника «царя» торжественно казнили. После чего на престоле появлялся прежний царь, символизируя обновление власти и вечное воскрешение жизни. Персы-зороастрийцы верили в воскресение праведников по завершении Последнего суда. У них эта жертва могла из земледельческого обряда ежегодного обновления природы стать символом того окончательного воскресения, которое ожидало людей после грядущей победы сил добра над воинством зла.
Впрочем, не будем скоропалительно обвинять зороастрийцев в приверженности человеческим жертвоприношениям — эта традиция абсолютно чужда их религии, и в Вавилоне персов она существовала лишь как рудимент древних верований, сложившихся задолго до прихода в мир пророка Зороастра и тем более до прихода персов-зороастрийцев в земли Месопотамии. Что же касается собственно персов, их религия таких жертв не требовала. Тем не менее человеческие жертвоприношения персов упоминаются, и неоднократно, причем, насколько известно авторам настоящей книги, лишь одним историком, но настолько значительным, что отмахнуться от его свидетельств нельзя, — о них рассказывает Геродот.
В своей знаменитой «Истории» Геродот пишет, что во время одного из военных походов Ксеркса его войско оказалось в Эдонийской области у населенного пункта, называемого Эннеагодой. Здесь персы переправились через реку по заранее построенному мосту и, видимо, в благодарность за удачную переправу решили принести жертвы богам. Узнав, что «Эннеагодой» в переводе означает «девять путей», они «принесли в жертву там столько же мальчиков и девочек из числа местных жителей, закопав их живыми в землю. Закапывать жертвы живыми — это персидский обычай». Далее Геродот пишет: «Как я узнал из рассказов, супруга Ксеркса Аместрида, достигнув преклонного возраста, велела закопать живыми 14 сыновей знатных персов в благодарность богу, живущему, как говорят, под землей».
Интересно, что другой персидский царь, Камбиз, по уверению того же Геродота, «велел без всякой веской причины схватить двенадцать знатнейших персов и с головой закопать живыми в землю». Впрочем, возможно, это было не ритуальное убийство, а обычная казнь, причины которой попросту остались неизвестны Геродоту. Что же касается Ксеркса, то его армия была многонациональной, и нельзя исключить, что человеческие жертвы в Эдонийской области были принесены по инициативе и от имени не персов, а наемников или подданных-иноверцев. Зороастризм в правление династии Ахеменидов был господствующим, но не единственным культом Персидского царства; государственной религией он стал позднее, при Сасанидах. Поэтому не исключено, что и жена Ксеркса могла поклоняться иноземным богам.
Геродот называет еще один случай человеческого жертвоприношения, совершенного персидской армией во время второй греко-персидской войны, в 480 году до н. э. Историк пишет: «Между тем флот Ксеркса вышел из города Фермы, и десять самых быстроходных кораблей поплыли вперед прямо к Скиафу. Здесь стояли три дозорных эллинских корабля: трезенский, эгинский и аттический. Завидев издали варварские корабли, эллины обратились в бегство. Варвары пустились в погоню за трезенским кораблем под начальством Праксина и тотчас же захватили его.
Затем они привели на нос корабля самого красивого воина и закололи его (они считали счастливым предзнаменованием, что первым захваченным ими эллином был такой красавец)». Возможно, впрочем, этими варварами были не персы, а финикийцы, из которых в основном комплектовался флот персидских царей.
И если этот случай опять-таки можно с некоторой натяжкой объяснить многонациональностью и полирелигиозностью персидской армии, то следующий рассказ Геродота прямо говорит о ритуальном убийстве, совершенном по приказанию самого царя. Правда, здесь Ксеркс совместил религиозный ритуал с показательной казнью. В Лидии царю и всему его войску довелось воспользоваться гостеприимством местного уроженца Пифия, который к тому же предложил персам финансировать их военный поход. Ксеркс от денег отказался, но в благодарность нарек Пифия своим гостеприимцем (т. е. человеком, который всегда может рассчитывать на ответное гостеприимство и помощь самого царя) и сделал ему ответный денежный подарок. «Будь всегда таким, как сейчас, и тебе не придется никогда раскаиваться ни теперь, ни в будущем», — сказал царь своему новому другу. Доверчивый Пифий принял слова персидского владыки за чистую монету, в чем ему очень скоро пришлось раскаяться. Об этом подробно пишет Геродот:
«В пути подошел к Ксерксу лидиец Пифий и сказал так (…): „Владыка! Я желал бы попросить тебя о том, что тебе легко исполнить, и для меня будет очень важно твое согласие“. Ксеркс же, ожидая от него любой другой просьбы, кроме того, что Пифий действительно попросил, обещал исполнить и повелел говорить, что ему нужно. Услышав ответ царя, Пифий ободрился и сказал так: „Владыка! У меня пять сыновей. Им всем выпало на долю идти с тобой в поход на Элладу. Сжалься, о царь, над моими преклонными летами и освободи одного моего старшего сына от похода, чтобы он заботился обо мне и распоряжался моим достоянием. Четырех же остальных возьми с собой, и я желаю тебе счастливого возвращения и исполнения твоих замыслов“. А Ксеркс в страшном гневе отвечал ему такими словами: „Негодяй! Ты еще решился напомнить мне о своем сыне, когда я сам веду на Элладу своих собственных сыновей, братьев, родственников и друзей? Разве ты не раб мой, который обязан со всем своим домом и с женой сопровождать меня? Знай же теперь, что дух людей обитает в их ушах: если дух слышит что-либо благостное, то он наполняет тело радостью; услышав же противоположное, дух распаляется гневом. Ты сделал мне, правда, доброе дело и изъявил готовность сделать подобное же, но не тебе хвалиться, что превзошел царя благодеяниями. А ныне, когда ты выказал себя наглецом, ты все-таки не понесешь заслуженной кары, но меньше заслуженной. Тебя и четверых твоих сыновей спасает твое гостеприимство. Но один, к которому ты больше всего привязан, будет казнен“. Дав такой ответ, царь тотчас же повелел палачам отыскать старшего сына Пифия и разрубить пополам, а затем одну половину тела положить по правую сторону пути, а другую по левую, где должно было проходить войско. Палачи выполнили царское повеление, и войско прошло между половинами тела».