— Дом Меларн выступил, — сообщил Громфу Киммуриэль. Они находились в покоях архимага в Главной башне. — Со всеми своими войсками, и, подозреваю, с домом Ханцрин.
— Когда? — спросил Громф. — И где ты пропадал?
Сегодня он был особенно раздражительным из-за бродивших по всему Лускану слухов о вражеском флоте и новостях с юга о продвижении демонических орд.
— Меня отправили поговорить со жрицей Аш'алой.
— Это было несколько десятков дней тому назад.
— Её информация требовала проверки, и я занялся проверкой, ради чего пришлось покинуть этот план бытия.
— Ты отправился к иллитидскому разуму улья, — догадался Громф.
Киммуриэль кивнул.
— Из-за жалкой Жиндии Меларн? — недоверчиво спросил великий волшебник. — Неужели она так тебя напугала, что ты побежал к пожирателям разума? Может быть, ты хочешь, чтобы я нашёл её и уничтожил?
Сарказм Громфа не подействовал на Киммуриэля, равно как и хвастовство архимага, которое при нормальных обстоятельствах было бы вполне оправданным.
— Ну? — поторопил его раздражённый Громф.
— Арахна'хинин'лихи'элдерс, — ответил Киммуриэль. — Мать Жиндия не одна.
Громф с любопытством посмотрел на низкорослого псионика, повторяя про себя сказанное им странное слово. Оно было на старом языке, старше Громфа, старше Мензоберранзана. Когда архимаг наконец его расшифровал, он широко распахнул глаза.
— Захватчик? Жиндии доверили голема-захватчика?
Громф замолчал и сделал глубокий успокаивающий вдох, потом покачал головой.
— Ты уверен?
Киммуриэль не моргнул.
— Значит, это не Ллос вернула Закнафейна из объятий вечного сна, нет, — заключил Громф. — А теперь Паучья Королева хочет его вернуть и выбрала мать Жиндию Меларн своим копьём?
Он снова покачал головой.
— Закнафейн, да? Это должен быть Закнафейн.
— Это старое слово, — ответил Киммуриэль. — Может быть, я оговорился.
— Так следи за языком, — сказал Громф. — Не стоит зря пугать такой перспективой, как голем-захватчик…
— Арахна'хинин'лихи'элдернай, — исправился Киммуриэль, верным способом образовав множественное число.
— Элдернай? — шёпотом повторил Громф. — Он не один?
— Их два, — подтвердил Киммуриэль.
— Тогда Ллос действительно с ней, — сказал Громф. — И мы должны понимать, что наши жизни и преданность…
— Мы не знаем наверняка, что это именно Ллос, — вмешался Киммуриэль.
— Тогда кто? — скептически возразил Громф, но собственный вопрос поразил его ещё прежде, чем псионик смог ответить.
— Есть ещё один разгневанный владыка демонов, именующий себя Демоническим принцем, — напомнил ему псионик.
Демогоргон, понял архимаг, оказавшийся на материальном плане благодаря Громфу и уничтоженный в своей телесной форме благодаря силе Мензоберранзана, направленной сквозь мозг улья иллитидов — направленной не в последнюю очередь этими двумя дроу.
— Ты, разумеется, предполагаешь, что цель големов-захватчиков — Закнафейн, и, возможно, Дзирт До'Урден, — сказал Киммуриэль. — Но не только они заслужили враждебность демонов, способных создавать таких големов. Мне кажется маловероятным, что за Дзиртом пустили такого охотника, хотя мать Жиндия определённо презирает его, поскольку Ллос поймала Дзирта в тоннелях Дамары и оставила в живых. Может быть, обоих послали за Закнафейном.
Теперь настала очередь Громфа качать головой.
— Двух таких созданий нельзя натравить на одну цель — они будут нападать друг на друга из-за вмешательства, настолько сильно они сосредоточены на единственной задаче.
Громф всесторонне обдумал эту проблему. Нападением руководила мать Жиндия — единственное, что позволяло ему надеяться, что он сам не одна из целей. Жиндия ненавидела Дзирта и Джарлакса, и человеческого мужчину Энтрери, поскольку эти трое напали на неё у неё дома и убили единственную дочь — по слухам, жутким кинжалом Энтрери, так что её нельзя было воскресить. Но станет ли Жиндия — станет ли Ллос — тратить захватчика на простого человека?
Громф считал, что это маловероятно.
— Это не Артемис Энтрери, — сказал Киммуриэль, напоминая, что читает его мысли.
— В таком случае, мы должны узнать кто, — потребовал Громф, который начал злиться. — Необходимо выяснить наверняка. Ты узнал у пожирателей разума хоть что-нибудь?
— Разум улья существует не для того, чтобы отвечать на вопросы по моему расписанию, — ответил псионик.
— Надави на них.
— Надавить? Нельзя просто так взять и надавить на иллитидов.
— Неужели я должен напоминать тебе, что это Киммуриэль обрушил мощь разума улья на Демогоргона? Вполне возможно, что несокрушимые големы здесь ради тебя.
Киммуриэль снова пожал плечами.
— Ты сбежишь к иллитидам, если это окажется правдой! — обвинил его Громф.
— Громф сам поступил бы — и поступит — именно так, если окажется, что он — жертва.
— Я не хочу участвовать в этой пьесе, — сказал архимаг. — Мы должны узнать, что за союз стоит за этим приливом мрака. Кто и зачем дал Жиндии арахна'хинин'лихи'элдернай?
— Кто бы это ни был — и кто бы ни стал целью големов — наш мир изменился, архимаг, — заявил Киммуриэль, и Громф мог только согласно кивнуть. Если любая из этих тварей была нацелена на Громфа, ему предстояло провести грядущие десятилетия, даже века, в постоянном бегстве с одного плана бытия на другой — пока его не поймают или не найдётся какой-нибудь способ победить созданий, победить или остановить которых было практически невозможно.
Пенелопа Гарпелл скользнула на свою половину большой постели в уютных покоях в Главной башне.
Она замерла и посмотрела на обнажённую спину своего любовника: большую и сильную, широкую, но твёрдую, как гранит, с рельефными мышцами. Пенелопе казалось, что если он встанет и наклонится вперёд, широко разведя руки, можно будет положить на эту спину целый мир — и Вульфгар удержит его. Женщина выждала ещё мгновение, прежде чем усесться сзади, когда он сел на кровати сам, у нижнего края, скрестив ноги и как будто не замечая её возвращения.
Она знала, что у Вульфгара много забот. С юга, из Гонтлгрима, где его приёмный дварфийский отец был королём и обитали многие его друзья, пришли зловещие новости. Кровоточащие Лозы, деревня, которую он помог построить вместе со своим другом Реджисом, была полностью опустошена, виноградники сорваны, трамвайная станция — разрушена.
А Вульфгар был здесь во время этого неожиданного нападения и продолжающейся осады Гонлгрима, навещая Пенелопу и разделяя с ней постель. По крайней мере, сейчас Гонтлгрим казался в безопасности, и Бренор послал весточку через волшебный портал, чтобы Вульфгар оставался в Лускане в качестве посла. Пенелопа понимала, что это тоже оказалось для воина тяжким грузом. Больше всего он хотел пройти сквозь врата и вступить в сражение на линии фронта вместе со своими друзьями. Однако он не мог нарушить волю Бренора и поэтому вернулся к Пенелопе.
От мысли, что Вульфгар искал у неё утешения и возможности отвлечься, по спине женщины пробежали мурашки, особенно сейчас, когда она рассматривала его большое и рельефное тело, тело, которому было около двадцати лет отроду, хотя сознание мужчины было намного старше — и намного старше самой Пенелопы. Она была ближе к пятидесяти, чем к сорока, в волосах уже стала появляться седина, а на лице — морщины, главным образом у глаз, потому что она постоянно щурилась во время чтения заклинаний и старых свитков. Пенелопа оставалась сильна и здорова, хотя в некоторых местах стала толще, чем хотелось бы, а в других — не такой упругой, как раньше. Всё это не слишком её беспокоило, но было приятно знать, что она ещё может привлечь внимание таких мужчин, как Вульфгар.
Он с нетерпением и радостью продолжал возвращаться в её постель.
Она подползла, чтобы усесться на коленях позади него, и положила руки на плечи мужчины, большими пальцами разминая тугие узлы мышц.
— Мой великолепный мужчина, — сказала она. — Почему ты в моей постели на сей раз?
— А почему бы нет? — ответил он, поднимая левую руку, чтобы накрыть её правую.
— Разве есть на побережье Меча женщина, которая не открылась бы для тебя? Разве есть молодая и красивая девушка, которой не хотелось бы оказаться в безопасных объятиях твоих крепких рук? — с этими словами она провела своими руками вниз по плечам к его гигантским бицепсам. — И всё же ты здесь, со мной.
Вульфгар издал короткий смешок.
— Пенелопа Гарпелл, знатная дама Особняка Плюща, сомневается в себе? — он повернул голову, чтобы она увидела его недоверчивый взгляд. — Мало что может удивить меня, женщина, но да, я удивлён.
— Это не сомнение, — отозвалась она, игриво шлёпнув его по плечу. — Всего лишь простая честность.
Она обогнула его сбоку, чтобы посмотреть в хрустально-чистые синие глаза — о, эти глаза! Даже глаза Вульфгара говорили о пугающих и прекрасных контрастах этого человека. Он был тьмой и светом, крепким и сильным, но таким нежным.
— Ты молод, — сказала она. — А я уже нет.
— Мне было сто и четыре года, когда меня убил йети, — с искренним и тёплым смехом напомнил ей Вульфгар.
— Да, но ты переродился и обрёл юность и силу, а также красоту, которая приходит вместе с ними. Ты можешь заполучить практически любую женщину, но всё-таки ты здесь. Почему?
— Эплер виэн, — ответил Вульфгар после короткой паузы.
— Эплер… — Пенелопа тоже замолчала и задумалась над корнями этой фразы — она знала большинство диалектов севера и догадалась, что это утгардский. Но только сильнее запуталась, попытавшись перевести, и это отразилось на лице женщины.
— Оленьи лепёшки, — сказал Вульфгар.
— Ты считаешь меня оленьим навозом?
— Я считаю тебя честной, — ответил Вульфгар. — Не только с остальными, но и сама с собой. Я считаю, что ты освежающе и чудесно эгоистична.
— Комплименты так и текут с твоих прекрасных губ, — покачав головой, с усмешкой отозвалась Пенелопа. Она отстранилась и посмотрела на него искоса.