– А если я достану и верну вам эти деньги, вы согласитесь?..

– Эх, Средков, Средков! – Даракчиев извлек из кармана солидную пачку денег и потряс ею в воздухе. – Это я всегда ношу с собой для мелких расходов. А вы хотите прельстить меня пятью сотнями!

– Тогда что вам от меня нужно?

– Нужно, чтобы вы стали умнее. А заодно научились зарабатывать настоящие деньги.

Гость опустил голову.

– Я вас не понимаю. Что значит поумнеть?

– Поумнеть – значит слушаться меня. Беспрекословно! Во всем! В случае с чемоданом вы за несколько минут заработали кучу денег. Впредь вам придется быть столь же милосердным к некоторым другим иностранцам. О, будьте покойны, я ни разу не поставлю вас в опасную ситуацию, не стану рисковать ни вашей жизнью, ни вашим служебным положением. Вы спросите, а какова плата? Законный вопрос. Вы будете подчиняться мне, а я вам гарантирую не меньше пятисот левов в месяц. В зависимости от усердия. – Даракчиев улыбнулся. – Не отвергайте моего предложения. Рассудите: через десять лет вы уйдете на пенсию. К тому времени вы обзаведетесь чудесной, богато обставленной квартирой, машиной последней модели и несколькими сберкнижками.

– А если откажусь? – глухо спросил таможенник.

– Не откажетесь! Подумайте, что лучше: пятьсот левов в месяц и спокойная, беззаботная старость или долгие годы одиночества в тюрьме?

Средков вытер лоб тыльной стороной ладони и тихо спросил:

– Нет ли у вас таблетки аспирина? Голова раскалывается.

Даракчиев подождал, пока новый его компаньон проглотит лекарство, и сказал:

– Пройдите в соседнюю комнату, Средков. Можете полчасика отдохнуть. Я позову, когда соберутся гости.

Богдана Даргова, Беба, не любила бросаться в глаза и поэтому приехала на автобусе. Как бы предчувствуя миг ее прихода, Даракчиев встретил ее возле ворот. Увидев Георгия, Беба вновь испытала смутный страх: неужели придет день, когда она его потеряет? Георгий в ее глазах обладал всеми данными настоящего мужчины: он был высок (она говорила не «метр восемьдесят три», а «шесть футов») и необыкновенно строен для своих сорока восьми лет; одевался он всегда элегантно, изысканно, неподражаемо.

Со всей своей неповторимой смесью сердечной учтивости и властной нежности Георгий проводил Бебу в дом. Проходя мимо кухни, крикнул:

– Эй, Жилков, мы поднимемся с Бебой наверх. Скоро нагрянет Борис с девушками. Встретьте их, развлеките и попросите подождать нас. – Даракчиев прислушался: снаружи раздался визг автомобильных тормозов. – А, вот и они, – сказал Даракчиев. – Не забывайте, что я вас просил передать Паликарову.

Георгий и Беба поднялись наверх и оказались в одной из двух спален дачи. Засунув руки в карманы, Даракчиев встал у окна.

– Ты помнишь? И тогда была пятница, – нежно проговорила Беба. – Первая наша пятница…

Но Георгий Даракчиев сегодня не очень-то был настроен на лирический лад.

– Сперва, Беба, покончим с делами, – сказал он сухо. – Сегодня я могу рассчитаться с тобой. Шомберг благополучно перевез картины. И, как всегда, аккуратно выполнил свои финансовые обязательства.

– Нельзя ли поговорить об этих вещах потом? – взмолилась Беба.

– Потом поговорим о других вещах. А пока закончим со счетами. В конце концов, не забывай, что по роду занятий я бухгалтер, простой бухгалтер с окладом в сто двадцать левов… Ну так вот: я получил от Шомберга четыре тысячи левов и тысячу долларов. Сколько ты заплатила за картины и за икону? Тысячу левов? Стало быть, твоя чистая прибыль – тысяча двести левов и четыреста долларов. Как предпочитаешь получить доллары – в сертификатах, в левах?

– Не все ли равно. Деньги есть деньги, – пробормотала Беба.

– И все-таки?

– Пусть на сей раз в левах.

– Отлично! Будем считать один к трем. Четыреста долларов – это тысяча двести левов. А всего тебе причитается две тысячи четыреста.

Беба равнодушно сунула деньги в сумочку.

Даракчиев вновь отошел к окну. Ему не хотелось дать почувствовать Бебе, что он решил порвать с ней. Сначала должен был состояться спектакль, который разыграет Жилков…

Взгляд Даракчиева остановился на беседке во дворе. Там Боби Паликаров оживленно беседовал с двумя девушками, а Жилков, стоявший рядом, удивительно был похож на огородное пугало… И он, Георгий Даракчиев, должен прибегнуть к помощи этого ничтожного человека, чтобы уладить свои личные взаимоотношения с Бебой? Нет, не опустится он до такого позора!

Георгий обернулся. Полулежа на кровати, Беба смотрела на него своими огромными синими глазами.

– Две тысячи четыреста левов – немалые деньги, Беба, – начал Даракчиев. – Поздравляю тебя. Откопать прекрасный пейзаж Утрилло – честное слово, такое не каждому дано! Исключительный успех. Я уж не говорю про икону… шедевр! Не забывай время от времени подкармливать этого попишку, Беба. Когда-нибудь, если подфартит, мы закупим святого отца на корню, вместе со всем его церковным хламом. Не сомневаюсь, что ты и теперь останешься такой же сметливой и удачливой.

– Что значит это «теперь»? – подозрительно спросила Беба. – Теперь что-то изменилось?

Даракчиев поколебался секунду-другую.

– В мире всегда что-то меняется, Беба! Что-то начинается, а что-то, увы, кончается.

Беба побледнела. Она привстала, и во взгляде ее блеснула какая-то странная смесь горя и ненависти.

– Что кончилось, Жорж?

– Ты не хуже меня знаешь что. – Он пожал плечами. – Между нами существовали две связи: сердечная, вернее, телесная, и деловая. Отныне ограничимся только деловой. Давай поговорим откровенно, Беба. Все, что было между нами, давно потеряло свою прелесть и превратилось в тягостное бремя. Причем для нас обоих. Какой смысл продолжать эту глупую оперетту? Лучше покончить с этим сразу, одним ударом, чем присутствовать при мучительной агонии и смерти.

– Мучительная агония! Смерть! Ты мне зубы не заговаривай! – крикнула Беба. – Ты нашел себе другую?

– Какое это имеет значение, если теперь между нами лишь деловая связь?

Беба замерла, а затем внезапно кинулась на него, словно разъяренная кошка. Не теряя самообладания, Даракчиев схватил ее за запястья и отшвырнул на кровать.

– Разыгрывай мелодрамы перед своим дураком Дарговым, – холодно сказал он.

– Ты вышвыриваешь любовницу, но, как всякий подлец, хочешь сохранить выгодную служанку. Чтобы я помогала тебе зашибать бешеные деньги, не правда ли, Жорж? – задыхаясь, кричала Беба. – Но ты обманулся, расчетливый бухгалтер! Больше я не участвую в твоих грязных сделках!

– Ошибаешься, Беба. Ты будешь тянуть свой воз, как раньше. Только рвения прибавится. Поскольку такова моя воля.

– Ни-ког-да! Деловая связь, как ты называешь свои махинации, тоже умерла. А тебя… тебя… Я убью тебя! Слышишь?! Я тебя убью! – выкрикнула Беба.

Потом она уткнулась лицом в подушку и затряслась в истеричных рыданиях. Даракчиев смотрел на нее без тени сожаления. Ее слезы означали полную капитуляцию. Он покинул спальню, тихо закрыв за собой дверь.