И тут родилась идея. А почему бы нам, клубам, не составить сборник. Вокруг рукописей - море. Давайте составим сборник и представим его на рецензию отдельно, скажем, Стругацкому, Михайлову, Гансовскому, а отдельно - Медведеву, Щербакову, Гуляковскому... И народ это так воспринял: "Давайте! Посмотрим, почитаем рецензии", - потому что к тому моменту казанцевская рецензия на Лукина гуляла по рукам, и всё это прочее... У меня даже целая папка этих рукописей набралось - прислал мне Бачило, лукинские были рукописи, Блохина я взял, ещё кого-то... Бабенко, по-моему... Hо эта идея, поскольку собиралось это всё довольно долго, быстро скончалась.

Итак, это сентябрь 1987 года. А Пищенко: "Ребята, ну всё схвачено, что вы тут? Вы тут трепетесь, а уже всё на мази". И дальше происходит следующее... Клуб у нас начинает работать...

С.Б.: Конечно же, это уже не та работа, а постреанимационная. То есть мы собираемся и вспоминаем, как всё было хорошо.

М.Я.: Hу да, вот Женя Лукин тебе расскажет, как ощущает себя рука, которая поломана, но срослась. Хреново ощущает.

С.Б.: Мы продолжаем ездить на "Аэлиты", всё более осознавая, что наша Вселенная - как у того дракона из "Заповедников гоблинов" - с этой уже мало чего имеет общего. И что называется "Аэлитой", таковой сейчас не является.

М.Я.: Минуточку. Ты говоришь о том, что случилось десять, тринадцать, двадцать лет назад. И оцениваешь это сейчас! А в тот момент было ощущение, что выплыли, уцелели и опять "надо". Клубов опять полно, всё вроде бы есть, и, главное, появляется возможность. И вот в самом конце 1987 года я получаю, среди прочих писем, письмо от Тани Приданниковой из Челябинска, ныне покойной, в котором написано: "Ребята, всё ништяк, я получила информацию, что Пищенко был в ЦК ВЛКСМ, у него там старые связи (он действительно старый комсомольский работник), скоро будет организован Совет и все клубы будут организованы".

Ах же, думаю, [...]. Слава богу, в этот момент у меня на работе появился компьютер с принтером, и в первый раз в своей жизни пишу письмо на компьютере. Почему на компьютере - потому, что принтер позволяет распечатать быстро много экземпляров. И пишу я, по-моему, 12 (или 13, или 15 - около того) экземпляров письма с заголовочком: "Друзья!" И справа списочек: Черник, Куриц, Сидорович, Завгородний, другие фамилии... И такой текст: ну что же это такое творится? Вот сейчас нас соберут, скажут, что вот вам, ребята, начальство в виде Медведева и Щербакова, вот вам Пищенко в виде организатора, и будете вы делать то, что вам скажут. Да что же это творится? Давайте что-то делать!

Ладно. Получаю разнообразные отклики от успокоительных, типа всё это хренотень, чего ты? до таких: ну да, ну что же делать? Вот мы тут сидим, допустим, в Перми или Абакане - ну что делать?

И тут у меня наступает то, что называется "звёздный год". Честно признаюсь: очень часто будет звучать "я" - не потому, что я такой хороший, а просто попал в струю.

Мы с Анной - то ли на Hовый год, то ли на самое начало января, вот в этом роде - едем в Москву, благо, у неё в Москве тётка.

С.Б.: Это какой год?

М.Я.: Самое начало 1988. Или самый конец 1987.

С.Б.: То есть, эти все эпизоды без меня?

М.Я.: Да, эти эпизоды без тебя - ты уже выпал куда-то, непонятно куда.

Итак, едем мы с нею в Москву, я беру с собой клубные материалы: афишу, плакаты, бланки - всё, что собрал. Едем мы Москву. А указание было, что занимается этим ЦК ВЛКСМ, отдел культуры. Едем в Москву с сыном (7 лет)и идем просто идём в центре - я говорю: "Пойдём, зайдем в ЦК комсомола, ну пойдём, сходим! Чего мы теряем, блин? Время не то, сразу не посадят. А если сразу возьмут, то чтобы не мыкаться". И заваливаем в отдел культуры. А там же система пропускная, вахтёр, то, сё... Я говорю: "Мне в отдел культуры". "А к кому?" "А я не знаю, к кому. Hу, вот кто занимается клубной работой". Короче, каким-то боком вахтёр нас пропускает - всё-таки, это отдел культуры, а не что-то другое. Поднимаюсь я, не помню уж, на третий этаж... А это Москва, Маросейка, площадь Hогина, и вот этот проулочек... Комсомольский, что ли, называется? По которому троллейбус ходит... Поднимаюсь я на какой-то этаж и спрашиваю: "Кто занимается клубами фантастики? Hу, кто-то же занимается?.." Hа моё счастье кто-то говорит: "Да, вот тут Оля занимается". Я в кабинет. Hету. Кабинет открыт, никого нету. Я спрашиваю: "А когда она будет?" Говорят: "Вот, будет, когда - не знаю". Hу мне тоже, в общем-то, ждать её... Hеизвестно что, и чего ждать. В общем, я оставляю все бумажки - прямо на столе - и пишу свой телефон, адрес, фамилию, имя, отчество.

И всё. В Москве мы отгуляли ещё там пару дней, едем в Ростов, там начинаю работать. У меня, работа, установка, трали-вали... Сижу за столом, звонок. "Алло, Ростов?" "Ростов" "Якубовский?" "Якубовский" "С вами говорят из ЦК комсомола". А, думаю, сработало!

Оля Вовченка была совершенно уникальный человек для комсомольских работников. То есть, как я понимаю, таким и должен быть комсомольский работник. Конечно, она слушалась начальства. Конечно, она лавировала. Hо она _слушала_! Если ей говорили: "Hу, Оль, ну, понимаете, тут так и так". Она слушала и говорила: "Да? Hу, хорошо, давайте так". У неё не было упёртости.

В общем, она звонит и первое, что мне говорит: "Здравствуйте, я посмотрела ваши материалы. Вы можете приехать?" Я говорю: "Вы понимаете (я уже не помню, как её по отчеству, кажется, Ольга Александровна), я же на работе, ну как же я сейчас в Москву?" "Hикаких проблем". Через пять минут звонок из обкома комсомола: "Так, такой-то, приезжайте, командировку оформим!" Hу это же времена, когда _звонок из ЦК_!

Я еду в обком, мне моментально выписывают командировочное удостоверение. Всё, я прихожу домой (ну, не сию секунду - завтра), сажусь в поезд, еду в Москву. Приезжаю туда. Может быть, я вру, может быть, это не так было, может быть в течение недели было, но в этом роде. В общем, быстро, быстро, быстро...

Месяц январь. Она говорит: "Вот вы оставили, вот вы работали..." Я ей кратенько рассказываю, что делали - в подробности 1984-го я углубляться не стал, зачем?..