Ольге пришлось остановить его, когда ее ощущения стали слишком сильными. Их взгляды встретились, и она увидела в них вину — но не то мучительное чувство сожаления, которое было в них в тот его последний визит. Это была вина, смешанная с похотью. Он хотел ее.

— Прости, — голос его был низким и хриплым. — Я не хочу давить. Я знаю, ты еще не выздоровела. Я просто счастлив, что тебе по душе мое присутствие. Я скучал по тебе, любовь моя. Ты со мной?

Все еще не совсем понимая, она кивнула.

Он улыбнулся и наклонился к ней, высвобождая руки из ее хватки так, чтобы запустить пальцы в ее волосы. Леиф целовал ее — нежно, едва ли скользя губами по ее губам. Когда их языки встретились, Ольга почувствовала, что плывет.

Не важно. Прошлое не важно. Она была жива. Рядом с ней был Леиф. Она носила ребенка — этого шанса у нее могло бы и не быть. Мужчина, которого она любила, был рядом, целовал ее, говорил, что любит. У них был общий ребенок — он связывал их навеки. Прошлое не важно. Он был рядом с ней. Она была рядом с ним.

Но верит ли она ему? Не пожалеет ли, если поверит?

Она не знала. Но она это узнает. Не сейчас, так потом.

~oOo~

— Ты собираешься возвращаться к Гетланд? Ты ярл.

Голос Ольги был слабым и хриплым, но она, наконец, могла говорить так, чтобы ее слышали — если не требовалось говорить громко.

Прошла еще неделя, и чума, спустя два месяца, наконец, отступила из Карлсы, разжав свои ядовитые клещи. Ольга была среди тех, кто еще оставался в постели, но в городе не осталось по-настоящему больных.

Умерших было триста девяносто семь. Карлса потеряла почти половину людей.

Когда она задала вопрос, Леиф, который сидел у огня, грея руки, поднялся и повернулся к ней, хмуря брови.

— Пока Гетланд в руках Астрид. Я же сказал тебе, что не оставлю тебя снова. Я останусь, пока ты не выздоровеешь настолько, что сможешь уплыть со мной.

Облегчение от его присутствия не переставало удивлять Ольгу. Она пыталась снова и снова найти предел своим чувствам, но не могла. Она заставила себя вспомнить те ужасные дни в Эстландии после его предательства — но даже тогда гнев не вернулся. Печаль была там, боль была там, но не гнев. Конечно, он вернется — он должен был вернуться и застать ее врасплох, но пока она чувствовала себя спокойно.

И это было трудно. Он был здесь, заботился о ней, любил ее — открыто, впервые за все время. Бренна и Сольвейг вернулись, и город начал трудный пусть восстановления, и Вали и Леиф, казалось, помирились. Ольга чувствовала себя счастливой, исцеленной. А не должна была.

И теперь, когда у нее был ее голос, она могла высказать то, что хотела.

— Ты говоришь, я поплыву с тобой? Но я теперь живу в Карлсе. Это мой дом.

Леиф отошел от огня и уселся за стол.

— Ты носишь моего ребенка. Я люблю тебя. Ты знаешь мое желание — я хочу взять тебя своей женой.

— А мое желание не в счет? Снова?

Леиф нахмурился и отвел взгляд.

— Конечно, в счет. Всегда было. У нас будет ребенок. Ты не хочешь растить его вместе со мной?

Конечно, она хотела. Очень.

— Я не хочу, чтобы мы женились из-за ребенка.

Он повернулся и посмотрел ей в глаза.

— Ты знаешь, что я хочу жениться на тебе не поэтому. Ты не видишь другой причины?

Она видела много причин, но все же среди них была одна, которая сдерживала ее.

— Я боюсь.

Ольга опустила глаза, но он поймал ее подбородок рукой и заставил посмотреть на себя.

— Чего?

— Что это ошибка — снова доверять тебе.

Леиф убрал руки так быстро, что ее голова качнулась. Они сидели там, в тишине, и Ольга спросила себя, не ошибка ли это — давить на него. Или все же ошибка — доверять?

Это важно? По крайней мере, теперь, это не имело значения. То, что она чувствовала сейчас, видя, как он сидит за столом и смотрит на свои сжатые кулаки, было отчаянием. Она хотела оказаться рядом, в его объятьях, сказать ему, что любит и что, конечно же, выйдет за него замуж, и что они будут жить в Гетланде и будут растить ребенка, и будут счастливы…

Но если прошлое снова встанет между ними? Она надеялась, что нет. Но не могла быть уверена.

Наконец Леиф разбил тишину. Все еще глядя на свои кулаки, он сказал:

— Я всегда буду сожалеть о боли, которую причинил тебе в Эстландии. Зная, что случилось потом — о, это будет мучить меня всегда. Но время искупления прошло, Ольга. Я говорил, что не предавал вас. Ни Вали, ни тебя, ни моих друзей. Я нарушил клятву, данную Эйку, и за это прощения я не прошу. Это было правильно. Я сделал то, что сделал, и это было правильно. Да, были ошибки. Я не мог предвидеть всего. Другие, может, и сделали бы что-то иначе.

Леиф повернулся и посмотрел прямо на Ольгу.

— Но я не предавал тебя. Я объяснил все уже много раз, и теперь объяснений хватит. Ты можешь верить мне или нет. Выбор за тобой. Но ты права. Мы не должны жениться из-за ребенка. Мы должны стать мужем и женой, потому что любим друг друга и хотим прожить остаток жизни вместе. Вот, чего я хочу. Если это не совпадает с тем, чего хочешь ты — так и быть. Если ты хочешь, чтобы я уехал без тебя, я уеду.

Взяв руку Ольги в свою, он поднес ее к губам.

— А теперь мне нужно подумать. Я буду рядом.

Схватив тяжелую шкуру с крюка на стене, он открыл дверь и вышел в метель.

Впервые с момента, как она очнулась после болезни, Ольга была одна.

Глава 20

Сквозь метель Леиф пробрался в большой зал, который, наконец, снова стал просто местом, где люди могли встречаться друг с другом. Последние из заболевших были отосланы по домам несколько дней назад. Чума прошла.

Леиф и Ульв провели в Карлсе уже месяц, но не заболели. Он провел почти две недели у постели Ольги прежде, чем она проснулась, чтобы она знала, что он рядом, и потом еще две недели рядом с ней, помогая ей выздороветь. Они были так близки в эти две недели — так же, как раньше. Он знал, что это так. Он чувствовал, что ей нравится его присутствие, нравится его поддержка. Она любила его, как и раньше.

И в тот день, когда голос, наконец, вернулся к ней, она снова попыталась вернуть его во тьму тех дней, которые они провели по отдельности.

Нет. Несмотря на то, что он сказал Ольге, что покинет Карлсу без нее, если она захочет, делать этого Леиф не собирался. Он любил ее, она любила его — он знал это. Она носила его ребенка. Его ребенка. Они были семьей, хотела она или нет, и он не собирался бросать их.

Пробираясь сквозь сбивающий с ног ветер и глубокий снег, он позволил мыслям стать такими же злыми и колючими, как метель. Леиф говорил себе, что готов связать ее и увезти, как пленницу, если она откажется идти по-доброму.

Войдя в зал, он дернул на себя дверь, закрывая, и ветер и злость заставили ее захлопнуться с такой силой, что мечи и щиты, висящие на стене, зазвенели. Все в зале замерли и уставились на него, но он лишь посмотрел в ответ.

Вали сидел во главе стола с Бьярке, Ормом, Яаном и Ульвом, и Леиф знал, что ему надлежит присоединиться и послушать, о чем они говорят. Но он не хотел говорить о походе — он был просто невозможен, теперь, когда Карлса перенесла опустошающую болезнь. Леиф не был в настроении. Он оставил Ольгу одну.

Она сейчас уже была близка к выздоровлению, но он не оставлял ее одну до сих пор и намеревался вернуться сразу же, как остынет. А разговор с мужчинами вряд ли поможет остыть.

Бренна и какая-то незнакомая ему женщина сидели на полу, играя с Сольвейг и другой девочкой ее возраста. Он подошел к ним. Бренна и ее дочь только два дня как вернулись в город.

Он опустился на колени на шкуре, раскинутой на полу, и Сольвейг тут же поползла к нему. Она уперлась ручками в колени Леифа и поднялась на ноги, широко улыбаясь и показывая первые зубы. Она была такой доверчивой и дружелюбной.

— Привет, красавица, — сказал Леиф, ловя рукой кудрявую светлую прядку ее волос.

Сольвейг подобралась еще ближе и протянула руку, цепляя его за волосы. Леиф захныкал, словно от того, что она дернула его волосы. Сольвейг захихикала и снова потянула, и он снова хныкнул. Девочка отпустила волосы и захлопала в ладоши, и упала на попку, хохоча.

Нет, он не оставит Карлсу, если его женщина и ребенок будут здесь. Что бы ни пришлось ему для этого сделать, Ольга поедет с ним.

— Ты расстроен. С Ольгой все хорошо?

Услышав вопрос Бренны, Леиф понял, что слишком увлекся раздумьями. Он заставил себя вернуться в реальность и улыбнулся ей:

— Все хорошо, она с каждым днем все сильнее. Я не расстроен.

Его друг скептически посмотрела на него и что-то буркнула себе под нос. У Бренны был такой талант — доносить свои мысли без слов.

— Нам с ней о многом нужно поговорить.

— Она тебя любит.

— Если бы это решало все.

— Это решит. Я знаю, любовь должна все решить. Ольга скоро станет матерью.

— Думаешь, тогда в ней прибавится любви ко мне?

— Я знаю, что это делает важным другие вещи. Не те, что были важны раньше. Это меняет все. И ты тоже это знаешь, так что дай ей время. Она все еще исцеляется, все еще приходит в себя.

Материнство точно изменило Бренну. Они знали друг друга много лет, и до самых последних событий она была одинокой, замкнутой и подозрительной молодой женщиной, которую боялись и почитали за ее глаз.

Леиф не думал, что она назовет его другом — несмотря на то, что они сражались вместе и знали друг друга так долго. Он тренировал ее, готовил к войнам. Но Бренна не позволяла себе ни с кем сближаться.

До Вали. И теперь у нее была любовь и семья, и она очень изменилась.

Когда он познакомился с Ольгой, она была открытой и готовой прощать многое, несмотря на боль и трудности, которые терпела. Ее тело было хрупким, но дух оставался твердым, он помогал ей переживать бури, встречающиеся на пути, и оставаться несломленной. Любовь к нему изменила ее, сделала ее подозрительной и лишила возможности прощать, сломала ее дух. Леиф очень хотел вернуть все, как было.

Если он свяжет ее и повезет в Гетланд силой, это вряд ли поможет.

Но он не собирался уезжать без нее. Не собирался.

— Мне нужно поговорить с твоим мужем.