Его восьмой ребенок, и у него не осталось ни одного живого. Да, он тревожился. Он не находил себе места от страха.

Боль прошла, и Бирте уложила роженицу на спину и отошла поговорить с Гидой. Ольга снова посмотрела на него.

— Тебе нужно уйти, Леиф.

— Я говорил тебе, что не оставлю тебя. Я поклялся. Я должен быть здесь.

Он не мог вместо нее пройти этот путь, но его место было с ней. Рядом с ней.

Она улыбнулась и похлопала его по руке.

— Я не хочу, чтобы ты уезжал из Гетланда. Я хочу, чтобы ты вышел. Ты можешь оставаться в коридоре, но между нами должна быть закрытая дверь. Мне нужно, чтобы ты ушел.

— Почему? — он услышал раздражение в своем голосе, но ему было больно и... он злился. — Ты позволила Вали остаться с Бренной.

Она рассмеялась, а затем сразу посерьезнела.

— Твое беспокойство заполняет эту комнату. Это заставляет меня волноваться, и я устаю. Не уходи далеко, но позволь мне сделать эту работу самой. Будет много крови и боли. Я люблю тебя. Позволь мне родить нашего ребенка.

— Ольга…

Она мягко оттолкнула его, а затем ее накрыла волна боли, и Леиф позволил Бирте оттолкнуть его еще дальше. Он сделал еще и еще шаг назад, а затем и вовсе вышел.

Он закрыл дверь и прошел по коридору несколько шагов. Опустившись на корточки, Леиф остался у двери и ждал, не собираясь покидать это место, пока ему не разрешат вернуться.

Однако усидеть на месте было невозможно. Через несколько мгновений он снова встал и начал шагать туда-сюда. Был полдень, но зал был почти пуст. Лишь двое слуг, цыплята и ягненок, забредший в дом случайно, составляли ему компанию.

Тишина за дверью убивала. Крики были бы лучше, чем эта удушающая тишина, которая ни о чем не говорила. Расхаживая по залу в компании цыплят и ягненка, Леиф пытался заставить свой разум успокоиться.

У нее были боли весь день, с самого рассвета. Ольга разбудила его до восхода солнца, чтобы сказать, что ей нужна Гида, но к тому времени у нее уже были схватки. Теперь они шли часто. Это означало, что малыш скоро появится.

Он был с ней весь день, а теперь его выгнали. Он не хотел оставаться в стороне, когда она рожала. Это было неправильно.

Время шло, и Леиф шагал, и страх жевал и жевал его сердце, пока оно не стало кровоточить — и все еще ничего, кроме тишины по другую сторону двери. Иногда он прижимал ухо к дереву, но ничего не слышал. Что там творится? Она потеряла малыша? Лишилась чувств?

А потом Ольга закричала. Громко и долго — и резко затихла. Леиф быстро подбежал к двери. Открыв ее, он тут же услышал крик новорожденного младенца.

Бирте увидела его первой. Она закатила глаза и покачала головой.

— Я бы позвала тебя. У тебя сын. Толстый, громкий мальчик.

Она отступила, и там была его Ольга, бледная и измученная, вся в поту, но радостно улыбающаяся и заливающаяся слезами. В ее объятиях был самый красивый на свете мальчик, голый, весь в слизи и сердито вопящий.

Игнорируя других женщин, свое разочарование и обиду за то, что его отослали, Леиф пошел к жене и сел на кровать рядом с ней. Он поцеловал ее в лоб, а затем обхватил рукой маленькую, совершенно лысую голову своего новорожденного сына. Тут же крик мальчика затих, и он повернул свое хмурое лицо в сторону Леифа.

— Он знает, кто ты, — прошептала Ольга.

Мальчик повернул головку на ее голос.

— И кто ты. Он знает свою мать.

— Я никогда не думала, что у меня будет это… что я смогу держать своего ребенка и смотреть на него, — она всхлипнула, но удержалась

Леиф наклонился, укрывая своим телом сына и жену, и обхватил их руками. Ольга проиграла битву с собой и зарыдала, а их сын тоже заревел, и в этот момент Леиф был счастливее всех на свете.

Бирте похлопала Леифа по плечу. Она забрала малыша у Ольги — а та уже не хотела его отпускать. Но, зная ритуалы, Леиф положил руку ей на руку и кивнул.

— Пуповина, — сказала Бирте.

Он повернулся и перегнулся через живот Ольги. Взяв в руку толстый, жесткий шнур, который все еще связывал мать и ребенка, он перекусил его и разорвал эту связь.

Бирте вымыла мальчика, а Гида — Ольгу и заменила ее одежду и белье. Леиф оставался рядом, держа жену за руку. Теперь, когда его тревога прошла, никакая земная сила не могла бы заставить его уйти.

Когда Бирте вернула им сына, они увидели, что он чмокает губами в поисках еды. Выражение лица Ольги наполнилось безмятежным счастьем, когда она предложила ему грудь. Он немного покрутился, а затем крепко вцепился в сосок.

Реакция Леифа на это зрелище была сильной — настолько, что он схватился за бедро и закрыл глаза, пытаясь прийти в себя. Справившись, он поднял глаза и встретился с Бирте, которая хмуро на него смотрела.

Ольга тоже все это видела; когда его глаза снова встретились с ее глазами, она улыбнулась немного лукаво. Но потом перевела взгляд на ребенка.

— Как мы назовем его?

Леиф посмотрел на мальчика в объятиях своей любимой. Лысая голова, крепкие ручки и ножки. Хмурое, серьезное лицо.

— Магни.

— Магни, — попробовала имя на вкус Ольга. — Могущественный.

— Да. Он могущественный. Зачатый там, где не было надежды, и рожденный там, где надежда процветает. Он уже многое пережил до своего рождения.

— Это очень хорошее имя.

Глава 23

— Äiu, äiu, kussu, kussu, — шептала Ольга, поглаживая пальцами головку Магни, пока он чмокал. — Maga, maga, maimukene!

Леиф спал рядом с ними, лицом к ним. Он уезжал в тот день, чтобы поговорить с фермерами по поводу урожая, который они могли бы продавать в Гетланде. Вернулся измученным и усталым, и она не хотела будить его.

— Tsuu, tsuu, suuremasse, — пела Ольга, качая сына. Магни было всего две недели, но у него уже был серьезный характер. Он знал, чего хочет, и вопил, когда не получал желаемого. Мальчику нравилось слушать, как она поет, и его не особо волновало, будет мешать ее пение его отцу или нет. — Kasva, kasva karjatsesse, äti nänni pikkutesse.

Она пела шепотом, но Магни открыл глаза и нахмурил лоб, когда она замолчала.

— Мне тоже нравится, как ты поешь. Это успокаивает. Тебе не нужно шептать.

Леиф говорил с закрытыми глазами, так что не видел ее улыбки. Ольга протянула руку и провела пальцами по его губам.

— Я хотела, чтобы ты поспал.

Она говорила, напевая, чтобы Магни не стал хныкать.

Ее муж открыл глаза и взял ее пальцы, прижимая их к губам.

— Я с тобой отдыхаю, даже если не сплю. Как прошел день?

— Без тебя это был долгий день. Но хорошо. Мы гуляли по городу.

Магни получил свое имя всего неделю назад, и пока они не выходили из длинного дома. У одного из горожан был сильный кашель, и Ольга тревожилась. Леиф отправил больного прочь из города и Бирте вместе с ним, чтобы следить за болезнью, но они оба решили пока держать Магни подальше от людей.

Кашель оказался кашлем, не более того. Мужчина даже не был по-настоящему болен. Как только Ольга убедилась в этом, ей захотелось бывать на солнце со своим сыном. Он не сможет вырасти высоким и могучим, если постоянно будет под крышей. Тем не менее, она носила мальчика в пеленках, закрывавших лицо, и не позволяла любопытным взглядам и пальцам касаться своего сына.

Леиф обеспокоенно на нее посмотрел.

— Одни?

— Сигрид была с нами. Но нам не нужна охрана. Тебя здесь любят, и мы с твоим сыном тоже греемся в лучах этой любви.

— Лучше бы тебе ходить с охраной, Ольга. Переговоры прошли не так хорошо, как хотелось бы. Возможно, меня не так сильно любят за пределами города.

Ольга провела пальцем по длинному и широкому шраму, который рассекал его грудь. Бледная, грубая кожа, на которой не росли волосы, собиралась в паутину шрамов прямо над его сердцем.

— Они не видят тебя настоящего.

Леиф улыбнулся.

— Никто не видит меня так, как ты, любовь моя. Но они видят мои недостатки. В свое время как ярл я уделял слишком много внимания городу и... другим вопросам.

— Имеешь в виду, мне.

— Моей семье, — он наклонился и поцеловал голову Магни. — Тому, чему больше всего требовалось мое внимание. Но я владею не только городом, и, как видно, пренебрегаю теми, кто работает на полях, которые нас кормят. Сегодня мне напомнили об этом. Хорошо напомнили.

— «Хорошо»? — ей совсем не понравилось это слово, но в тот момент Магни выпустил грудь и начал хныкать, потеряв сосок.

Ольга сунула грудь ему в рот и повернулась так, чтобы мальчику было удобнее. Теперь она оказалась спиной к Леифу, и он вздохнул, когда их сын вернулся к трапезе.

Рука Леифа обняла ее, подхватив Магни под попку. Ольга почувствовала, как отвердевшая плоть мужа упирается ей в бедро, и улыбнулась.

Леиф никогда не показывал ей своего желания, пока она кормила, и Ольга не хотела бы этого, даже если бы ее тело уже было готово его принять, но она наслаждалась ощущением его желания. Кормления, подобные этому, в темные часы ночи, когда они лежали втроем в своей постели, были самыми счастливыми моментами ее жизни — жизни, которая теперь вся была наполнена счастливыми моментами.

Она думала обо всем, через что прошла, и понимала, что именно эти испытания и привели ее сюда, в эту жизнь, в этот дом, где были теперь ее ребенок и ее настоящая любовь. Она думала об этом и говорила себе, что мир сохранил равновесие.

Но ее беспокойство по поводу слов Леифа никуда не делось.

— «Хорошо»? — спросила она еще раз.

— Тсс, — он поцеловал ее голову. — Не беспокойся. Не было никакого насилия. Только гнев — а гнев я заслужил. Я внесу изменения в свои планы. Кажется, на меня повлиял Эйк… больше чем я думал.

Старый ярл Гетланда вел себя жестоко и иррационально. Ольга не верила, что Леиф похож на него.

— Что ты имеешь в виду?

— Я и забыл, что солнце встает и садится не только в окнах этого зала. Думаю, мне нужна твоя помощь, любовь моя.

Она оглянулась на него через плечо.

— Как я могу тебе помочь?

Ее дни целительницы закончились. Гетландом занимались Бирте и Гида, и она должна была уделять все свое внимание Магни — и держаться подальше от больных. С момента рождения ребенка Ольга только и думала, что о болезнях и заразе.