Тая смотрела на это чудо с восторгом. Лир — с отчаянием. И отчаяние плескалось в зелени его глаз, когда он повернулся к ней.

— Помни, что я люблю тебя, — сказал он, протягивая ей руку. — Помни. Ты должна жить. Не позволяй нимфе обмануть себя. Не верь ей, она лжива и коварна. Если ты не позволишь ей, она не отберёт твою жизнь! Ты нужна мне…

— Я запомню, — Тая улыбнулась светло и солнечно, доверчиво вкладывая руку в его ладонь, ступая вместе с ним на Лунную тропу.

Что было дальше — она почти не понимала. Кажется, тропа сама несла их вперёд, такая нежная и струящаяся, будто густая серебряная вода. А по сторонам сгустились чудовищные пятна мрака, непроглядная тьма тянулась к ним своими удушливыми липкими щупальцами, скалилась острыми зубами, сверкала глазами, в которых не было света. У тьмы не красные глаза, не горящие — они непроглядно черны и бездонны, они тянут в бездну, высасывая силы, жизнь, мужество, волю…

— Не смотри! — яростно шептал ей Лир. — Не смотри! Они нас не видят. Тена укрыла нас.

И Тая покорно закрыла глаза, прильнув к его плечу, хотя для того, чтобы не смотреть, нужно, пожалуй, не меньше мужества, чем для того, чтобы смотреть и не сдаться. Если бы рядом не было Лира, она бы не выдержала, но его рука обнимала её, его тепло ощущалось сквозь одежду — он рядом, значит, не страшно, значит, надо верить.

Внезапно что-то изменилось. Тая вскинулась, открывая глаза, осматриваясь растерянно. Лир тоже смотрел вокруг, крепко прижимая её к себе. Они были на берегу озера, лежавшего перед ними огромным серебристым от лунного света зеркалом. Озеро, спящее под полной Луной среди глухой чащи, было прекрасно, но и в красоте его, и в молчании ощущалась угроза. Лунная тропа длилась до самого острова, что посреди Чёрного озера, текла серебряным ручьём прямо по воде, но не несла их больше. Дальше идти придётся самим.

Лир заглянул в медовые глаза спутницы, прижался губами к её лбу. Она поняла — почему. Сейчас не время для проявлений страсти, а соприкоснувшись губами, удержаться будет слишком тяжело…

— Не верь нимфе, — шепнул Лир, склонившись к её уху. — Помни, что я люблю тебя. Пожалуйста, выживи…

— Ты тоже, — сквозь слёзы улыбнулась Тая.

Лир разжал объятия, повернулся к озеру, сделал шаг вперёд, но тропа тут же угасла у его ног. Тая ахнула, потом сообразила — обошла Лира, ступила туда, где только что светилась путеводная нить, дарованная им Теной, дарованная ей — Тае. Ей и идти.

Лунная тропа проступила вновь, пролегла мерцающей лентой до самого острова. Тая бросила прощальный взгляд на Лира — он был угрюм и напряжён, хоть и попытался улыбнуться ей, — и сделала шаг вперёд. Ещё один, ещё… Вот уже озеро под ногами. Но она идёт по серебряной тропе из лунного света и волшебства, а рядом — стоит хоть на ладонь отклониться — плещется едва заметно тёмная вода. Лунная тропа словно вобрала весь свет в себя, и озеро предстало в своём истинном виде — действительно чёрным, каким и называли его — непроглядно, матово чёрным, будто пожирающим свет.

Сердце замирало в груди, дорожка из лунного света казалась неверной, настолько ненадёжной, что, пройдя несколько метров, Тая уже не могла понять, как решилась на такое… От воды тянуло холодом, проникавшим под одежду, под кожу, леденившим и тело, и душу.

Девушка дрожала всё сильнее, страх сгущался и будто делал её тяжелее, и вот уже казалось, что ноги её погружаются в воду, казалось, что она ступнями ощущает холод и зыбкость озёрной воды. Тая остановилась на миг, хотела поднять глаза к небу, взглянуть на светило Тены, попросить помощи и укрепления для слабой души, но лишь чуть приподняла голову — и увидела, как взбурлила озёрная гладь. Из мрачной ледяной глубины поднималось нечто… нет, некто!

Тая знала прежде, чем увидела, — это она! Владычица Чёрного озера, тёмная нимфа с каменным сердцем. Медленно всплыла на поверхность озёрная дева, поднялась, так что стояла теперь на воде, как и Тая. Стояла и смотрела на ту, что осмелилась потревожить её покой.

Нимфа была прекрасна: тонкий стан, бледное лицо с благородными чертами, огромные тёмные очи, чёткие дуги безупречных бровей, скорбно сжатые полные губы, волосы, чёрным потоком шёлковых волн лившиеся на плечи, ниспадавшие до колен… Она была в простом белом платье и единственным украшением ей служил кроваво-красный камень, висевший на груди, на цепочке из чёрного металла.

Тая смотрела на красавицу и не могла оторвать глаз. Такая прекрасная… далёкая… совершенная… такая печальная — скорбь, казалось, исходила от неё волнами, заполняя всё вокруг. И лишь кровавый крупный камень, светивший болезненным неотражённым светом, выглядел зловещим и пугающим.

— Куда идёшь ты, милое дитя? — спросила нимфа, и голос её, мелодичный, глубокий, отзывался в мыслях, в чувствах, заставлял забыть обо всём… Лишь бы слушать его, впитывать всем существом…

— Я… — Тая приложила ладонь ко лбу, оттого она на миг перестала видеть нимфу, и это одновременно принесло ей чувство потери и прояснило мысли. — Мне нужно пробудить Луноцвет! — вспомнила Тая. — Пропустите меня, молю! Я ничего не хочу для себя, я лишь хочу защитить людей и… оборотней… — добавила она тихо, но нимфа услышала.

— Ну конечно, — она усмехнулась так горько, что Тае показалось — по безупречной щеке скатилась слеза. — Оборотней… Я вижу, что намерения твои чисты, дитя! Твои — да. Но его…

Тая встрепенулась. Как она могла хотя бы на миг забыть о Лире?!

— Да-да… я вижу… ты любишь его… — печально проговорила нимфа. — Или думаешь, что любишь. Ты ведь увидела его сегодня впервые, впервые говорила с ним, так откуда же так вдруг — любовь? — нимфа приподняла соболиную бровь. — Не думаешь ли ты, что это могут быть чары? Или, может быть, просто… влюблённость юной мечтательной девушки, впервые встретившей кого-то, так непохожего на всех, кого она знала прежде?

— Нет! — Тая помотала головой. — Нет-нет… Я люблю его. А он любит меня. Лир хороший… — она хотела ещё что-то сказать, но её оборвал смех нимфы.

Тая не обиделась, на это невозможно было обижаться — она впервые слышала такой… горестный смех, больше похожий на рыдание, рвавшееся из глубины исстрадавшейся души.

— Хороший… любит… Бедное дитя… — нимфа не смеялась больше, она опустила голову и прикрыла глаза рукой, из-под тонких пальцев закапали слёзы, по крайней мере Тая думала, что это слёзы. — Я тоже верила когда-то… Я знаю, каково это… И как убивает предательство, разрывая в клочья душу и сердце, — глухо произнесла нимфа.

А потом она подняла на Таю глаза. Это были два бездонных озера, наполненных болью… У девушки перехватило дыхание.

— Тебя… предали? — спросила Тая, едва шевеля губами.

Ей было по-прежнему холодно, но теперь она уже привыкла к холоду и не дрожала больше, тело будто онемело.

— Да, — уронила нимфа. — Но давай лучше поговорим о тебе, дитя. Обо мне — слишком поздно. Теперь уже ничего не изменить. Но — да. Когда-то я тоже была живой, верящей, любящей… Всё в прошлом. Для меня. А тебя ещё можно спасти. И это всё, чего я хочу. Послушай меня, девочка. Оборотень обманул тебя.

Тая только молча потрясла головой.

— Ах, дитя… — вздохнула нимфа. — Зачем, по-твоему, нужно пробудить Луноцвет?

— Чтобы остановить порождения Мрака!

Нимфа покачала головой, будто невзначай коснувшись пальцем красного камня на своей груди.

— Всё неправда, — сказала она. — Слушай. Луноцвет — это цветок желания для тёмных оборотней. Он может исполнить любое желание оборотня. Но привести его к цветку должна человеческая дева, чистая душой, любящая. Знаешь, что происходит потом? Знаешь, как просыпается Луноцвет? Ведь пробудить его можно в любое время года, он прорастает мгновенно! Но для этого ему нужно попасть в тело девы. Он войдёт в тебя — волшебный цветок оборотней, тёмных оборотней, хищников! И этот цветок — тоже хищник! Он прорастёт, вытянув твою жизнь, твою любовь, твою душу — всю тебя. Он впитает тебя и расцветёт. А оборотень, лгавший тебе о любви и спасении людей от порождений Мрака, сможет загадать желание. И цветок — исполнит.