Только после этого ЦК ПСР принял вызов левых. Он постановил предложить Прошьяну и Устинову прибыть в Петроград для объяснений по поводу проводимой ими в Финляндии раскольнической деятельности[42], а когда те отказались — отозвал их из Гельсингфорса[43]; снял партийные аншлаги с газеты «Воля народа», в редакции которой к тому времени доминировали левые[44], и постановил перестать считать газету партийной[45]. Это не устранило левой угрозы, и в июле ЦК приступил к исключению левых из партии. За неподчинение постановлению ЦК ПСР об отбытии из Гельсингфорса были исключены Прошьян и Устинов[46]; за принадлежность к «новой организации» (левых эсеров), стоящей вне подчинения ЦК ПСР — Камков, А. Л. Колегаев и В. А. Алгасов. Для выяснения состава этой новой организации ЦК создал специальную комиссию и угрожал теперь исключать всех вступивших туда левых[47].

Однако в июле левые на партийный раскол не пошли. 14-19 июля в обмен на восстановлении в рядах партии Прошьяна, Устинова, Камкова, Колегаева и Алгасова они согласились распустить образованное после Третьего съезда оргбюро, объявив его несуществующим[48]. Это позволило Камкову несколько позже утверждать, что «левые социалисты-революционеры не брали на себя инициативу общепартийного раскола»[49], хотя и вели в рамках партийной дисциплины борьбу с большинством[50]. Но распущенное бюро левых эсеров было ликвидировано лишь формально. Именно в эти дни оно начало переговоры с большевиками о тактическом союзе. Левые предполагали созвать перед Четвертым общепартийным съездом свою собственную конференцию, выделив в то же время группу активистов делегатами на съезд для организации там раскола и увода с собою части делегатов[51].

Наконец, Камков не указал еще одной причины столь лояльного отношения левых к партийной дисциплине: левые эсеры надеялись, что на предстоящем Четвертом партийном съезде они получат большинство и исключат правых и центральных эсеров из партии. «Если бы общепартийный съезд был правильно созван, он дал бы нам 75% всех голосов»[52], — считал Камков. «Мы связали себя решением дождаться до Четвертого съезда, на котором мы надеялись иметь большинство»[53], — указывал Доброхотов из московской губернской организации. «Если мы большинство, в чем мы уверены — то нам незачем откалываться — незачем терять исторического капитала эсеровской партии»[54], — продолжал Пронин, делегат от Псковской губернии. «Что касается раскола, — говорил Маркарьян, делегат от Изюмского уезда, — весь уезд, приветствуя его, считает необходимым идти на съезд, предполагая, что левые там будут в большинстве и речь может идти только об уходе правых[55]. «У меня есть наказ, чтобы не нас кто-либо исключал из партии, а чтобы мы исключили Центральный комитет и тех, кто с ним»[56], — добавлял Шильников, представлявший левых эсеров Або (Финляндия). А делегат 219 Путиловского полка Жернов привез наказ «просить Центральное бюро левых эсеров образовать Центральный комитет партии, разогнав старый ЦК и тех, кто с ним»[57].

Время работало на левых эсеров. Все усиливающаяся радикализация партийного и советского актива приводила к ним новые и новые группы. Так, после июньского поражения на фронте русской армии левое крыло выделилось из московской эсеровской организации[58]; под влиянием тех же обстоятельств полевение произошло в ревельской организации, которая постепенно вся перешла в левоэсеровский лагерь[59]; после событий 3-5 июля — неудачной попытки захвата большевиками власти в столице и начавшихся против «интернационалистов» преследований со стороны Временного правительства[60] — раскол обозначился в тверской губернской организации эсеров[61]. Почти полностью примыкали к левым таганрогская и екатеринбургская организации[62]. На Сибирском краевом съезде Советов в августе 1917 года при обсуждении вопроса об отношении к Временному правительству часть эсеров не согласилась с резолюцией большинства, вышла из ПСР и организовала особую группу, голосовавшую вместе с большевиками. В Иваново-Вознесенске из эсеровской партии официально вышли 30 левых эсеров во главе с будущим комиссаром чапаевской дивизии Д. А. Фурмановым. На Урале из 90 эсеровских организаций 17 перешли к левым полностью, а 33 — раскололись[63]. Доминирующее влияние было у левых во многих украинских городах и на ряде фронтов[64]. Левые получили большинство и на Втором съезде военно-крестьянских Советов Финляндии, возглавив областной Совет крестьянских депутатов армии и флота. А на сентябрьском съезде представителей губернских Советов крестьянских депутатов вожди левых Спиридонова и Натансон повели за собой почти половину делегатов[65].

Тенденция к расколу эсеровской партии четко обозначилась к 6 августа, когда открылся Седьмой расширенный Совет ПСР. В день открытия на нем присутствовало 78 делегатов с решающим голосом и 11 с совещательным[66]. Принятая Советом 9 августа резолюция большинства с протестом против «большевистской попытки захвата власти» 3-5 июля и с поддержкой Временного правительства Керенского, за «активную внешнюю политику, направленную к достижению мира на демократических началах» (54 голоса), была опротестована левыми (34 голоса). Последние выступили с собственной резолюцией, резко критикующей правительство за недостаточно радикальную внешнюю и внутреннюю политику: «оттяжку всех земельных законов», «торможение всякой радикальной финансовой и экономической политики» и отсутствие «активных шагов для воплощения политики мира».

Левые эсеры предлагали Совету незамедлительно выступить с предложением ко всем воюющим державам немедленно заключить перемирие на всех фронтах, передать все земли в ведение земельных комитетов, прекратить притеснения «партий левого крыла революционного социализма» — большевиков и левых эсеров, а в заключение заявляли, что власть должна принадлежать Советам. В противном случае левые отказывались брать на себя какую-либо ответственность за политику Временного правительства[67]. И хотя резолюция левых эсеров не собрала нужное число голосов, левые добились того, что их фракция в эсеровской партии стала считаться легальной[68], all августа, на следующий день после окончания работы Совета, эсеровская газета «Дело народа» опубликовала обе резолюции.

Через месяц, 10 сентября, резолюция левого меньшинства Совета ПСР была поддержана Седьмой петроградской губернской конференцией эсеров (преимущественно левых). Считалось, что присутствовавшие на ней 157 делегатов представляли 45 тысяч членов эсеровской партии Петроградской губернии. Выступавшие на конференции Спиридонова, Камков и Трутовский в очередной раз подвергли критике деятельность ЦК ПСР, потребовали разрыва коалиции с кадетами, формирования «однородного социалистического правительства» и конфискации помещичьих земель с передачей их даже не крестьянам, а земельным комитетам. Против предложенной левыми резолюции голосовало лишь 8 человек[69]. Вследствие растущего радикализма петроградских эсеров левые получили большинство голосов при перевыборах губернского комитета[70], что дало им право утверждать, будто из 45 тысячи эсеров петроградской организации за левыми шло примерно 40 тысяч[71].