Уступив левым эсерам в расширении состава ВЦИК до 150 человек и предоставив в правительстве половину мест левым эсерам, эсерам и меньшевикам, фракция большевиков все еще боялась, что левые эсеры таким проектом резолюции не удовлетворятся. Поэтому большевик Ю. М. Стеклов обратился к левым эсерам с призывом поддержать большевиков еще и по тактическим соображениям:
«Наши противники стремятся нас разъединить, но если большевики и левые эсеры расходятся в частностях, то в общем [и] целом они согласны. Поэтому предлагаю товарищам левым эсерам голосовать за большевистскую резолюцию. Моральное значение такого шага будет велико».
Левые эсеры последовали совету Стеклова, но оговорили «за собой право изменения некоторых деталей, как, например, вопроса о представительстве крестьян». Большинством голосов против шести при одном воздержавшемся большевистская резолюция была принята ВЦИКом. Тогда же «для продолжения ведения переговоров о составлении правительства» была избрана комиссия в составе пяти человек: от большевиков — Каменев, Зиновьев и Рязанов; от левых эсеров — Карелин и Прошьян. Тогда же решением ВЦИКа левым эсерам передавался наркомат земледелия. В протоколах об этом было записано следующее: «Тов. Прошьян от имени эсеров предлагает, чтобы министерство земледелия было предоставлено левым эсерам. Заявление [левых ] эсеров принимается единогласно»[39].
Ленина происшедшее привело в бешенство. 3 ноября он предъявил «ультиматум большинства ЦК РСДРП(б) меньшинству». О том, как Ленин добился «большинства» в ЦК, вспоминал А. С. Бубнов: Ленин приглашал к себе в кабинет по одному члену ЦК из находившихся в тот период в Петрограде, знакомил с текстом ультиматума и требовал подписать его[40]. Ультиматум был оглашен на заседании ЦК 4 ноября[41]. ЦК предложил меньшинству «подчиниться партийной дисциплине и проводить ту политику, которая формулирована в принятой ЦК резолюции» от 2 ноября[42]. Ультиматум подписали Ленин, Троцкий, И. В. Сталин, Свердлов, Урицкий, Дзержинский, А. А. Иоффе, Бубнов, Сокольников и М. К. Муранов.
В ответ на этот ультиматум меньшинство в составе Каменева, А. И. Рыкова, В. П. Милютина, Зиновьева и В. П. Ногина опубликовало заявление о выходе из состава ЦК РСДРП(б)[43]— Решающее сражение между сторонниками и противниками однородного социалистического правительства было назначено на 4 ноября. В этот день на заседание ВЦИК явился весь цвет большевистской партии. Сначала обсуждались правомерность введения декрета о печати от 27 октября, против которого выступила оппоиция[44]. Выступавший от ее имени большевик Ю. Ларин заявил при этом, что «вопрос о печати нельзя выделить из всех остальных стеснений, применяемых революционной властью, — арестов, обысков и тому подобное» и приведших к «общей необеспеченности граждан». Декрет о печати Ларин предложил отменить. Ему возразил большевик-ленинец В. А. Аванесов:
«Я должен заявить, что право на закрытие буржуазных газет в период боевых действий в момент восстания как будто никем не оспаривалось [...]. Отстаивая свободу печати, мы полагаем, что в это понятие нельзя вкладывать старые понятия мелкобуржуазных и буржуазных свобод. [...] Было бы смешно полагать, что советская власть может под свою защиту взять старое понятие о свободе печати».
Аванесов ни в чем не убедил оппозицию. Выступивший от имени левых эсеров Колегаев сказал, что ПЛСР не смотрит на вопрос о свободе печати «как на мелкобуржуазные предрассудки», а про резолюцию большевиков заметил, что в ней «бросаются демагогические слова и замазывается суть вопроса»[45]. Тогда на трибуну вышел Троцкий:
«Здесь два вопроса связывают между собой: 1) вообще о репрессиях и 2) о печати. Требования устранения всех репрессий во время гражданской войны означают требования прекращения гражданской войны [...]. В условиях гражданской войны запрещение других газет есть мера законная [...]. Вы говорите, что мы [до революции] требовали свободы печати для «Правды». Но тогда мы были в таких условиях, что требовали минимальной программы. Теперь мы требуем максимальной».
«Существует готтентотская мораль: когда у меня крадут жену — это плохо, а когда я краду — это хорошо», — заметил левый эсер Карелин. Однако Троцкого поддержал Ленин:
«Троцкий был прав [...]. Мы и раньше заявляли, что закроем буржуазные газеты, если возьмем власть в руки. Терпеть существование этих газет — значит перестать быть социалистом [...]. Закрывали же ведь царские газеты после того, как был свергнут царизм. Теперь мы свергли иго буржуазии. Социальную революцию выдумали не мы — ее провозгласили члены Съезда Советов — никто не протестовал»[46].
«Социальная революция делается не в белых перчатках, а грязными, мозолистыми руками», — писал левый эсер Камков[47]. Теперь это становилось ясно всем революционерам. Было очевидно, что никакого недоразумения в декрете о печати нет. Резолюции оппозиции были отклонены[48]. После получасового перерыва слово взял левый эсер Прошьян, указавший, что большевистская резолюция о печати ведет на путь политического террора и гражданской войны, поэтому в знак протеста ПЛСР отзывает своих представителей из ВРК, «из Штаба и со всех ответственных постов»[49]. В знак протеста против резолюции в отставку также подала группа большевистских наркомов, от имени которых декларацию зачитал Ногин[50].
В тот день левые эсеры подняли вопрос о том, что Совнарком, контролируемый большевиками, все чаще и чаще издает декреты без ведома и санкции ВЦИКа, причем именно так были обнародованы законы, «фактически отменившие начала гражданских свобод». Поскольку СНК формально был исполнительным органом при ВЦИКе, «ни один законодательный акт, регулирующий внутренние или международные отношения», не мог быть издан без ведома ВЦИКа и от имени Совнаркома[51]. Очевидно, что Советы и ВЦИК начинали терять власть, уступая ее большевистскому ЦК и Совнаркому. Левые эсеры запрашивали в связи с этим, «намерено ли правительство отказаться от установленного им совершенно недопустимого порядка — декретирования законов»[52].
Отвечать на это большевикам было нечего. Ленин стал огрызаться: «Апологеты парламентской обструкции [...]. Если вы недовольны, созывайте новый съезд, действуйте, но не говорите о развале власти. Власть принадлежит нашей партии». Ленина поддержал Троцкий. В предложенной большевиками резолюции указывалось, что ВЦИК «не может отказать» Совнаркому в праве издавать «без предварительного обсуждения ЦИК неотложные декреты»[53]. Эта резолюция и была принята 25 голосами против 23-х.
При внешних победах возникала проблема, требующая немедленного решения: необходимо было заменить ушедших со своих постов оппозиционеров. Здесь-то и вспомнили большевики о вчерашнем решении ВЦИК назначить левого эсера на пост наркома земледелия. Эту должность Ленин предложил Колегаеву. Но теперь левые эсеры занять пост отказались на том основании, что все их представители отозваны из советских органов. Принять предложение советского правительства ПЛСР соглашалась лишь в случае образования однородного социалистического правительства, при отмене декрета о печати и прекращении политики репрессий. Переговоры снова зашли в тупик.