– И все же я ближе всех к истине, – спокойно заявил Андерсон, – и, к примеру сказать, знаю, что сейчас фрейлейн Петрашева расстроена…

Гиршфогель злорадно ухмыльнулся.

– Я бы сказал, она сама напугана своей виной, – промолвил он после краткого молчания. – Она подумала о… Ого! Вот и они!

Ротмистр Петрашев с сестрой вышли на веранду. Быть может, они слышали последние слова Гиршфогеля.

Гиршфогель невозмутимо и даже вызывающе глянул на них, словно намереваясь злословить и в их присутствии.

Андерсон уступил свое место рядом с Бенцем фрейлейн Петрашевой. На ней была все та же дорожная юбка и тонкая блузка с короткими рукавами. Бенцу показалось, что лакированный пояс слишком стягивает ей талию, потому что, садясь, она поморщилась и инстинктивно взялась за пояс рукой. Недоверчиво взглянув на Гиршфогеля, она перевела взгляд на Бенца.

– Сыграете с нами в покер? – спросила она и взяла со стола сигарету. Но рука ее вдруг замерла и бессильно легла, выпустив сигарету. Очевидно, какая-то мысль заглушила желание курить.

– Закуривайте, закуривайте, – с ехидцей сказал Гиршфогель.

– Нет! – устало ответила она. – Я пришла пригласить господина Бенца на обед завтра. Приходите! – обратилась она к Бенцу. – Быть может, вам все это кажется странным, но – приходите!

– Что ж тут странного? – громко спросил Гиршфогель.

– Да, что странного? – мрачно повторила фрейлейн Петрашева. – История довольно заурядная! Мне подчас хочется, поручик Гиршфогель, относиться к себе и людям, как вы, – с такой же жестокостью.

Ее черные глаза с откровенным вызовом смотрели на Гиршфогеля.

– Это не вернет вам спокойствия, – сказал Гиршфогель. – Лучше оставайтесь, какая вы есть.

– О каком спокойствии вы говорите? – задумчиво спросила она.

Глаза ее со скорбным сожалением снова остановились на нескладной фигуре Гиршфогеля. Показав на него, она обратилась к Бенцу:

– Посмотрите-ка на него! Спросите, зачем он приехал сюда!

Лицо Гиршфогеля сморщилось и стало похожим на измятый пергамент. Нельзя было понять, усмехается он или хмурится.

– Я уже объяснил ему, – твердо сказал Гиршфогель. Фрейлейн Петрашева взглянула на его железный крест.

– Вы безрассудны, – сказала она, покачав головой.

– Вовсе нет, – возразил Гиршфогель.

Высыпав карточные жетоны из коробки, он стал их пересчитывать.

– Нет? – усомнилась фрейлейн Петрашева, – Хотелось бы знать, поручик Гиршфогель, не хотите ли вы прибавить к моим терзаниям новые?

– Нет! – досадливо отмахнулся Гиршфогель. – Почему это вас так беспокоит? И при чем тут я?

С выражением отчаяния она повернулась к Андерсону.

– О, я сама не знаю. Очевидно, я моральный кретин.

– Тоже нет! – сказал Гиршфогель. – И это самое скверное. О, если бы дело было в этом!.. Но мы его совсем запугаем, моя милая… – И он показал на Бенца.

– Да, я уверена, что поручик Бенц редко попадает в подобное окружение. Вам не страшно? – спросила она Бенца. – На самом деле он не такой уж плохой. Он зол только на меня.

Гиршфогель ничего не возразил. Они оба были похожи на противников, которые подбирают слова, чтобы броситься в новую стычку. Но стычки не последовало. Фрейлейн Петрашева с достоинством поднялась с места. Ее природное самообладание светской дамы произвело сильное впечатление на Бенца. Оно облекало фрейлейн Петрашеву броней, от которой отскакивали даже самые острые стрелы Гиршфогеля.

Кроме этой перепалки, в памяти у Бенца остались от этого вечера лишь вкус токайского и моменты игры в покер. Статная черноволосая женщина в белом переднике, femme de chambre, принесла бутылки и исчезла во внутренних покоях. Гиршфогель ловко откупорил бутылки. Через полчаса игра уже была в разгаре. Неужели золотистое вино так взбудоражило всех сидящих за столом? Гиршфогель первым начал удваивать ставки. И ему везло, чертовски везло, словно везение в игре призвано было показать, как он несчастлив в любви.

Встали из-за стола они далеко за полночь. Глядя на пустые бутылки, окурки, разбросанные по скатерти жетоны, Бенц прикинул, что проиграл половину месячного жалованья, задолжав Гиршфогелю и Андерсону. Однако крупный проигрыш ничуть не расстроил его. Гиршфогель вежливо предупредил, что может подождать с долгом, а Андерсону явно было неловко.

Они вышли в коридор. Таинственно светилась синяя лампочка. Бенц поискал глазами шляпку фрейлейн Петрашевой и обнаружил ее на своем месте на вешалке. Нахлынувшее сладостное волнение развеяло неприятные мысли о неминуемом авансе из кассы интендантства.

Ротмистр Петрашев и Андерсон проводили его до калитки. Бенц распрощался и зашагал по пустынным улицам. Луна сияла по-прежнему. Одинокий патруль пересек залитую лунным светом площадь, и блеск штыков погас в тени домов. Со всех сторон доносились ночные звуки, приглушенные, тоскливые, и замирали в безмолвии.

Вспоминая вечер у Петрашевых, Бенц ни на миг не мог отделаться от ощущения, что во всем была заложена какая-то предопределенность. Что-то смутное и властное направляло действия всех за столом, и таилось оно в сокровенных глубинах жизни фрейлейн Петрашевой. Бенц терялся в бесплодных догадках и абсурдных умозаключениях. Неведомое волнение, граничащее с экзальтацией, озаряло события дня ослепительным светом, оставляя многое другое в густой, непроглядной тени.

IV

Улица, на которой жили Петрашевы, носила длинное, трудно произносимое болгарское название, которое Бенц так и не смог запомнить. Зато она находилась в самой здоровой части города, вдали от зараженных дизентерией и тифом окраинных кварталов. Дом был старый, с потемневшим фасадом и сводчатыми окнами. Прогнивший во многих местах забор из штакетника отделял мощенный плитами двор от большого сада, тенистого и запущенного.

Знакомая черноволосая горничная мгновенно распахнула перед ним дверь, словно караулила за ней. Тут же из глубины коридора возник ротмистр Петрашев в темном, обшитом галуном мундире.

– Мы заждались вас, – сказал он, здороваясь с Бенцем. – Все в столовой.

Любезно пропустив гостя вперед, он указал ему на раскрытые настежь двери. Бенц вошел в столовую. На одном из стульев, стоявших вдоль стены, сидел Андерсон. Гиршфогель, спиной к дверям, искал что-то в буфете. Фрейлейн Петрашева вышла из соседней комнаты с вазой роскошных хризантем и поставила ее на стол.

Увидев Бенца, она улыбнулась, показав ровные белоснежные зубы, и в голосе ее зазвучала милая непринужденность.

– Как поживаете? – спросила она, подавая ему руку. – Обобрали они вас вчера?

Она погрозила пальцем Гиршфогелю, который проверял на свет содержимое бутылок. Рукопожатие показалось Бенцу слишком крепким для ее маленькой руки. Минуту спустя она рассадила всех за столом. Бенцу досталось место напротив нее.

Его охватило восхитительное чувство, будто отныне его мысли навеки связаны с ней, что со вчерашнего вечера для него началась новая жизнь, в этом доме, среди этих людей, жизнь, смиренно отданная всецело ей одной. Стоит ли упрекать ее за то, что она, вероятно, была чьей-то любовницей? И в радости и в печали ее образ станет вечным спутником его жизни. Околдованный любовью, Бенц глядел на нее, такую далекую, но такую близкую сердцу, и испытывал безумное желание прикоснуться губами к ее прекрасному матовому лбу.

Гиршфогель принес из буфета бутылку вермута и наполнил бокалы. Фрейлейн Петрашева с завидной легкостью выпила свой бокал. Затем все с аппетитом принялись за еду. Горничная бесшумными, кошачьими движениями подносила блюда и так же бесшумно исчезала. Гиршфогель, к удивлению Бенца, стал рассказывать об интимных приключениях немецкого кронпринца, называя его «наш Вилли». Циничные подробности вызвали смех. Сам Гиршфогель бесстыдно хохотал, не стесняясь фрейлейн Петрашевой, и все более расходился, забывая о приличии. Когда он умолк, чтобы принять какие-то пилюли, разговор перешел на его малярию. Бенц еще раз посоветовал Гиршфогелю вернуться в Германию.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: