Позвонил Цою — не застал. Может быть, его уже в живых нет, погиб при исполнении? Может быть, его разоблачили и без тебя с него погоны сняли? Пусть Шевчик пока отчитывается за командировку, попросим еще недельку поработать — ищем замену, а в следующий понедельник можешь идти на все четыре стороны.

Провел оперативку и вместе с Махнарыловым поехал к нему в цех — поступила большая партия каракуля, надо помочь молодому начальнику. В цехе Вася надел серый халат, всунул за ухо карандаш, достал очки и двумя руками пристроил их на лоб — таким фертом в зоне у них ходил главный нарядчик. Кстати, Вася размордел за время своего начальствования, вальяжный стал, самоуверенный. Повел шефа смотреть вновь поступившее сырье, широким жестом показывая свое богатство — вот они, мешки с каракулем, двадцать тысяч штук вот здесь и там тоже не меньше. В каждом мешке бирки и вкладыши, получены также спецификации на всю партию с указанием цены по сортам.

— Наша задача? — задал вопрос Шибаев.

Вася вынул карандаш из-за уха, подумал-подумал и сказал, что тут все заповеди подходят, после чего воткнул карандаш на место.

— Завтра ревизия придет, как ты покажешь эту партию? — усложнил задачу директор.

— Ревизию примем, как надо, накроем стол, поинтересуемся, кому, чего, сколько.

Направление у Васи верное, но слишком хамовитое, практики нет. Задавать вопросы дальше не было смысла, Шибаев велел Васе вскрыть все мешки и свалить каракуль в одну общую кучу, смешать его с умыслом, чтобы плохие смушки были на виду, поближе, а хорошие подальше. Бирки и вкладыши сразу сжечь, маркировку и выбраковку сделаем сами. Вася вытащил опять карандаш из-за уха, но записывать ничего не стал, нельзя, как в разведке, и поинтересовался, зачем Шевчик ездил в Петропавловск, привез всего триста штук какого-то вонючего, прости господи, хорька. Выбросить его сразу или через пару дней?

— Выбрось, Вася, выбрось хоть сейчас. А я с тебя за него шкуру спущу.

— Не понял! — бодро сказал Вася.

— Хорек в страшном дефиците, он нужен на подклад полезному человеку.

— Вас, понял, бу-сделано.

Когда Шибаев вернулся к себе, в приемной его ждал Цой в шинели, все еще с погонами, как ни странно, живой и даже невредимый, ну-ну. Он сидел на стуле, держа на коленях черный дипломат, и вежливо вел беседу с Соней — сама ли поет польская актриса в фильме «С легким паром» или кто-то ее дублирует? Шибаев мрачно ему кивнул, руки не подал и в кабинет прошел первым — делай, Игнатий, выводы. Цой невозмутимо последовал за ним.

Оказалось, у него не густо с набором средств, как Шибаев подсказывал, так он и сделал, — вышел на аптекаршу железнодорожной больницы, она в свое время попалась на дефиците, но вступились те, кто лечится лекарствами поимпортнее, поэффективнее. Аптекаршу оставили в покое, но время от времени просили о помощи. Сейчас она написала заявление в РОВД Октябрьского района о том, что Шевчик Ульяна спекулирует меховыми изделиями со штампом Каратасского мехового комбината.

— Подпись под заявлением есть?

— Даже две, старшего фармацевта и медсестры хирургического отделения. Но надо ли их раскрывать?

— Надо, — твердо сказал Шибаев. Надо врезать без промаха, а то уйдет Шевчик, если пугать понарошке. За ним и Каролина сбежит, сразу двух доверенных лиц потеряет Шибаев, а пока новых найдешь, да пока воспитаешь, проверишь, не стукачи ли, много времени уйдет попусту. — Как ты намерен действовать?

— Вызову Шевчика в райотдел, потребую объяснительную, назову статью за спекуляцию, за хищение и какой срок. Затем жену вызову, потребую объяснительную. Потом обоих вызову, укажу на расхождение в показаниях и скажу, что вынужден завести на вас уголовное дело.

Шибаев нетерпеливо махнул рукой — долго!

— Мне нужен результат немедленно. Вызовем сейчас и прижимай его со всей мощью. А упрется — заводи дело и гони его по всем кочкам, мотай ему на всю катушку! Чего не хватит, я тебе подкину.

Шевчик вошел напряженный, чуя неладное, глянул на Цоя, на его погоны, поздоровался сухими губами.

— Вы знакомы? — бодро спросил Шибаев.

— Да так, в общем… шапочно, — ответил Шевчик, не глядя на Цоя, а тот сверлил его ледяным взглядом.

Этот капризный, самонадеянный юноша окончил техникум с красными корочками, мог поступить в институт, но ему надоело перебиваться с хлеба на воду, занялся фарцовкой, прижали, пообещали сменить ему климат, тогда он сам решил поехать куда-нибудь на Север, на Восток, где платят длинные рубли. Он был уверен, что если учился лучше всех, то и заработает больше всех. Каким-то путем оказался в Каратасе и кое-что успел — для себя.

Смотрел на него Шибаев даже приветливо. Присяги ты не давал, Алесь, но есть кое-что покрепче присяги, так что потерпи, послужи, помоги старшему товарищу программу выполнить.

— Садитесь, Алесь Иванович, — официально сказал Шибаев. Шевчик сел и громко вздохнул, на улице было слышно, дохлый народ пошел, что ни молодой, то нервный.

— Как поживаете, Алесь Иванович, как у вас на работе, как дома? — деликатно начал издалека Цой, но Шибаев его перебил:

— Давайте ближе к делу, мне надо ехать в управление. Вот у замначальника РОВД старшего лейтенанта Цоя появился материал, он хотел тебе задать несколько вопросов в присутствии администрации.

Шевчик, прямо глядя в глаза Шибаеву, скривил губы.

— Мне все ясно, Роман Захарович.

Жалкий мальчишеский вызов. Если он даже разгадал инсценировку, ничего от этого не меняется.

— Поступил сигнал, что ваша жена Ульяна Герасимовна по спекулятивной цене продавала шкурки каракуля с маркировкой Каратасского мехового комбината, но без указания цены. Скажите, каким путем попали к ней эти шкурки? Вы приносите домой похищенное сырье, или она сама имеет доступ к продукции комбината?

Шевчик молчал, насупив русые брови, думал. Шантаж ему ясен с самого начала, но Ульяна действительно носила шкурки в больницу, и не один раз. Как тут быть, признаваться или отпираться?

— Подобные действия, — продолжал Цой, — квалифицируются по статье за хищение, это касается вас, и по статье за спекуляцию, это касается Ульяны Герасимовны.

Сколько тревоги, беды несут эти казенные словеса, никакое кино не передаст.

— Статья сто шестьдесят восьмая Уголовного кодекса Казахской ССР говорит о том, что скупка и перепродажа товаров или иных предметов с целью наживы наказывается лишением свободы на срок до семи лет с конфискацией имущества.

Увезут его Уленьку в женскую колонию, конфискуют его «Жигули» и самого возьмут за хищения, останется дома один маленький Тарасик. Шевчику стало трудно дышать, он достал баллончик из кармана куртки.

— Вы сами замечали факты перепродажи мехов со стороны вашей супруги?

— Перепродажи не было, — пробормотал Шевчик. — Ее просили достать. Знаете, как в коллективе, на работе… кто чулки принесет, кто колготки или там… детскую обувь.

— Я знаю его жену, — внушительно сказал Шибаев. — Она не такая женщина, чтобы заниматься спекуляцией, тут какое-то недоразумение, товарищ Цой.

— У меня сигнал. — Цой раскрыл папочку, соскреб ногтем прилипший листок. — Подписано группой лиц с указанием конкретно, кому что продано и за сколько.

Шевчик приоткрыл рот и пшикнул два раза из баллончика.

— Дело серьезное, — сказал Шибаев, — но я прошу вас, товарищ старший лейтенант, принять во внимание, Шевчик у нас на хорошем счету, нет ни одного выговора. Вы позволите нам самим разобраться? На комбинате есть товарищеский суд.

— Разумеется, вы даже обязаны разобраться. Но такое дело не входит в компетенцию товарищеского суда, тут уголовщина. По этому сигналу я должен идти к прокурору и заводить дело, как положено. Мы не можем оставлять без внимания заявления советских граждан, требующих навести порядок в учреждениях, особенно в лечебных, откуда нередко поступают сигналы о спекуляции растворимым кофе, импортными сапогами, детским трикотажем, парфюмерией. В данном случае речь идет о вещах более серьезных — о мехах. Мы не можем такие сигналы пускать на ветер.