Друзья Шибаева удивляются: как ты все крепко помнишь, откуда столько знаешь, если нигде не учился? Потому он и помнит, что голова не забита со школы пустыми сведениями. Особенно он любит поговорить с Ирмой, она понимает его и поддерживает, а другие спорят, свернуть его пытаются на битую колею.

Ирма, кстати сказать, без суеты и спешки хорошо обставила свою квартиру, просто замечательно. У Гриши Голубя хуже, хотя там шик придает библиотека на две стены, сплошные собрания сочинений, импорт и антиквариат. Зато у Ирмы посуда, сервиз «Мадонна», богемский хрусталь, люстра «Дрезден» за тысячу шестьсот, абажур на кухне ручной работы. В гостиной польский гарнитур — сплошное дерево, мореный дуб, на тыщу лет хватит. Она его заберет в Москву.

Приезжает Шибер в квартиру 43 на обед. Ирма встречает, разденет, разует, усадит в кресло, музыку ему включит, тот самый «Панасонике-стерео, и через пару минут катит ему из кухни столик сверкающий на колесиках, и на нем все, как в кино из американской или индийской жизни. Выпьют, закусят, поедят как следует, полежат, тоже как следует, и, если все хорошо, он любит поговорить с ней. О том, например, что люди нормальные, безвредные не различают преступника и не преступника.

Различия придуманы прокурором, это бесчеловечно. Возьмите его, Шибера, скольких он кормит своим резервом? Все они, кстати сказать, семейные люди, нуждаются, надо растить детей, самим жить по-людски, одному нужна машина, другому квартира, третьему дача, дубленка, шуба, ну как не пойти навстречу? А люди благодарят.

Он, Шибаев, не исключение. Он социальный тип, у которого есть стандарт надежд, целей, устремлений — иметь семь знаков. Каким путем? Трудовым и только трудовым.

Мы не покушаемся на политические основы нашего государства, на его обороноспособность, наоборот, когда демографический спад подтачивает трудовые ресурсы, мы выжимаем из себя все силы, не спим ночей, не знаем ни субботы, ни воскресений, ни праздников.

А понятие честности у нас, извините, особенное.

Шибаев вычитал, что не может быть общества без преступности, пусть оно будет самым респектабельным. Мало того, в человеческом общежитии нет никакого другого явления, которое бы обладало столь бесспорно всеми признаками нормы.

Почему на Руси всегда про разбойников пели песни, сочиняли романы, легенды, повести, например, «Дубровский» — почему?

Потому что они всегда были за справедливость.

Как там Шевчик, не звонит, не телеграфирует. Песню любит разбойничью — «Муромским лесом густым».

Что еще Шибер вычитал в книге Цоя по социологии преступности? Всякое явление двойственно, оно содержит в себе одновременно порядок и беспорядок, движение целевое и движение бестолковое — одновременно. Одному человеку по душе порядок, а другому лучше хаос, и каждый ищет подкрепление своему выбору. Хаос поддерживается негативной информацией, подкрепляет в личности дурные установки. Однако запрещать полностью негатив, делать просвещение стерильным мы не можем, — так говорят ученые люди. Хаос содержит в себе поиск, нащупывание новизны путем проб и ошибок. Вот Шибер и двигает к новизне, иногда сам, а иногда по воле кое-кого другого.

Пришло время делить первую выручку. Шибаев предложил встретиться дома у Гриши Голубя — посидим, поговорим, поиграем в шахматы, а то собираемся на комбинате, как правительственная комиссия. Дал его телефон Ирме и наказал, чтобы она позвонила в десять вечера со словами: «Это квартира Голубя? Нам известно, что Роман Захарович Шибаев в настоящее время у вас в гостях. Это из горкома дежурная». Гриша обязательно спросит, зачем Шибаев понадобился горкому в такой поздний час. Ирма должна не растеряться и пояснить, что он является членом штаба гражданской обороны, а остальное вас не касается. Гриша очень не любит раскрывать свои связи и знакомства, в некоторых отдельных случаях, хотя в других отдельных наоборот афиширует.

Приехали с Васей к восьми вечера, чинненько одетые, при галстуках, едва переступив порог, согнулись в три погибели. Раньше люди при входе крестились на образа, а сейчас только поклоны бьют. Сшибаясь задами, будто в поисках грибов, гости разулись, выпрямились со свекольными физиономиями и в одних носках бодро приветствовали хозяина. Он стоял без всякого парада, в спортивном трико, выжидая, когда они стряхнут заразу с улицы, затем провел их в кабинет и закрыл дверь. Вася пронес Туда небольшой чемоданчик с окованными углами.

_ Где твоя хозяйка? — поинтересовался Шибаев слегка сквозь зубы.

Интерес его повис в воздухе.

— Будем, рады знакомству, — добавил Вася, озираясь на стену из _книг-— На сколько тут тысяч всего?

— Библиотека, Василий Иванович, исчисляется в томах, а не в рублях, — холодно пояснил Григорий Карлович.

Интересно, потянет ли на сто тысяч вот такой склад?

Журнальный столик сияет полировкой, на нем одиноко стоит хрустальная ваза и ни хрена больше, ни выпивки, ни закуски. Правда, в вазе цветок. Васю, что ли, встречать?

Гости сели в кресла, косясь поочередно на книги, на люстру, на телевизор.

— Цветной? — спросил Вася. — Который день из ремонта?

А Шибаев пристал к Голубю — почему ты не хочешь нам показать жену? Его заело, встречать гостей должна хозяйка. Гриша в лыжном костюме — тоже хамство. Шибаев распустил галстук, смотал его рулеткой и сунул в карман. Напрасно он разулся у порога, разнес бы грязь по всему паркету.

_ Жена подрабатывает репетиторством, готовит в консерваторию,

сейчас у нее урок. Но если бы она была дома, я попросил бы ее не мешать, у нас деловая встреча, не так ли?

— Брось, — махнул рукой Шибаев, — ты нас не считаешь за людей, вот и все объяснение.

— Я, конечно, дико извиняюсь, — вступил в разговор Вася, — но зачем детей силком гонять в музыкальную школу?

— А что, лучше пусть они через форточки совершают квартирные кражи?

Вася и глазом не моргнул — и то лучше, он убежден.

— Я своего не гонял, даже в школу не заставлял ходить, а сейчас он в Москве, Эдик.

— В Англии, Василий Иванович, родители несут уголовную ответственность за то, что не обеспечивают посещение школы их детьми.

— Безабра-азия! — возмутился Вася. — Я думал, только у нас срока мотают ни за что.

— За первое непосещение штраф десять фунтов стерлингов, на наш курс, примерно, рублей двадцать. А при повторном, в два раза больше. Одна из самых цивилизованных стран.

— Когда мой Эдик школу кончал, мы с ним в забегаловку вместе ходили, и ничего! — радовался Вася. — В Москве Эдик сумасшедший конкурс прошел.

— В Англии, между прочим, за появление на улице пьяного с ребенком до семи лет дают месяц тюрьмы.

— Ну-у, у нас тогда тюрем не хватит. Ведь как у нас? Пойду с дитем погуляю. За ручку его — и в «Голубой Дунай», дитё у меня как прикрытие.

— За продажу сигарет молодежи до шестнадцати лет штраф сто фунтов стерлингов — рублей двести, а то и побольше.

— Дикари, одно слово. Прогнивший капитализм.

Шибаев не деликатничал и прямо потребовал выставить выпивку и закуску.

— Ты русский или не русский? — пристал он.

— Не все русские пьют, как ты.

— Опять вы как кошка с собакой, — вмешался Вася. — Как люди не можете.

— Ты видишь, как он нас встретил! — возмутился Шибаев. — Пустой стол, и на нем тюльпанчик. А мы ему чемодан принесли, посидеть пришли. Может, потащим этого жлоба в ресторан?

— Я приглашаю, — солидно сказал Вася. Оба, конечно, настроились выпить по случаю первого дележа.

— Нет проблем, что вы так волнуетесь? — отозвался Гриша спокойно.

Он переставил вазу, журнальный стол раздвинул, приподнял и превратил его в обычный обеденный. Затем раскрыл пузатый бар и начал выставлять бутылки, да какие, одна другой краше, у гостей слюна вожжой — коньяк, водка, шампуза, век бы ее не видеть, и пиво не здешнее, чешское как минимум.

Выпросили. Однако досада у Шибаева не прошла. Если бы к нему Голубь домой пожаловал, он бы выстроил перед ним весь дом и весь двор, начиная с Тарзана, хотя никакой особенной любви к Грише у Шибаева нет — просто так полагается. Какого черта! Между тем Гриша выставил фужеры, рюмки, достал крахмальную салфетку, с хрустом начал протирать посуду, потребовал, чтобы Вася расставил все на свой вкус, а сам вышел и через минуту не вошел, а въехал — двухэтажная каталка, сверкающая никелем, и понаставлено на ней всякой всячины — и черная икра, и красная икра, овальные ломтики сервелата, кубики масла, пластинки языка, карбонат, тут тебе горчица, тут тебе и хрен, — уважил Григорий Карлович. Сразу гости отошли, оттаяли.