…не знаю вода не

раствориться

холод глубина холод скованы выше

гудит больно дно

одно

вращаюсь беда беда

Беда!

— Ты — страж? — наставник Зойру не сердит: ветеранам не пристали чувства. Он просто холоден и пугающе собран. — Забудь это "не выходит". Кто хочет — тот может!

Меч валится из рук, и сталь съедает туман. Всё бы им забавляться! А сзади-то дыра. Чего не сделаешь, чтобы избавиться? Всякий умирает в свой черёд, но каждый — по-разному.

Ух, какая девчонка!

А морды-то воротят, мордовороты. Водовороты не так уж опасны: набираешь воздуха, в середину, там вниз — и наружу. Вниз, вниз… а камни? Без камня в колечке, да не в серебряном, а золотом, они только похихикают. Ещё лучше ожерелье. И страж ты там или нет, но кто хочет — тот может! А уж "море и поток" поддержат, если плавать обучен.

Только вот мрак и куда неясно щемит легче быть

вертится белеет она

вертится шагом с привала левее

ноздрю рвёт золотыми

спрятаться…

Эхагеса разбудил холод. Очнулся он в стыдной, ежиной позе, скрюченный в три погибели. Поза младенца — или труса, не надеющегося даже на бегство, как заяц.

Ах, холодно? В самом деле? Вы только посмотрите на это чудо, — ожил внутри голос, очень похожий на голос наставника (во всяком случае, только Зойру умел играть голосом так, что с его действием не могло сравниться даже выплеснутое на голое тело ведро ледяной воды). Да-да, посмотрите! Прошедший выучку Серого стража должен спокойно отдыхать даже и в снегу, умея удерживать необходимое тепло хоть во сне, хоть в бреду после ранения. А что мы видим здесь? Дисциплина духа вышла погулять, и тело, воспользовавшись отсутствием сознательного контроля, немедленно принялось мёрзнуть и страдать от голода.

Душераздирающее зрелище, ученик Эхагес, не так ли?

— Душераздирающее, — с лёгким озлоблением повторил Летун вслух, кое-как распрямляясь и начиная с основы основ: дыхательной гимнастики. Мысли оттаивали, опережая в этом суставы и связки. Когда Гес погрузился в "море" природных сил и атаковал слабость с двух сторон, дело пошло ещё веселей.

Темновым зрением, как многие ветераны стражи, он не владел. Но остальные чувства, отточенные практикой мэлль, были иногда даже удобнее. Ведь зрение, пусть самое лучшее, не поможет заглянуть за спину без зеркала. Надышавшись чуть не впрок, Эхагес поднялся со своего стылого ложа, сделал несколько шагов, удаляясь от стен, достал меч и взялся за упражнения. Начав с самого первого канона, он постепенно наращивал сложность и скорость, не забывая при этом о точности. И если сразу после скверного сна, во время которого он так опасно расклеился, было необходимо собрать тепло в теле и около, то уже после четвёртого канона об этом стало возможно забыть.

Однако, хотя темп и наполненность движений вскоре поднялись почти до боевых, Эхагес отнюдь не истекал потом. Это, как и "умение" мёрзнуть, означало бы потерю контроля над телом, трату большей энергии, чем необходимо. Ветераны могли "танцевать" каноны с утра до вечера и с вечера до утра, а после вполне насытиться обычным походным пайком, на котором так стремительно худели стражи-новички. Гес пока что не был ветераном, но часов на пять-шесть его могло хватить. Это притом, что "танцевал" он на голодный желудок и без единого глотка воды за много часов.

А что до воды — никто ведь не мешает найти выход из опостылевших пещер и спуститься к речке, где они с Тиивом ловили рыбу.

Тиив…

— Тренируешься?

Эхагес чуть не вздрогнул. Но всё-таки завершил канон должным образом, постоял, вложил оружие в ножны и повернулся на голос.

— "Кто не упражняется в том, что умеет", — процитировал он Книгу Воина, — "тот вскоре покидает ряды умеющих. Поддавшийся лености не достоин ничего, кроме сожаления".

— Что-то ты не радостен, как я погляжу, — заметила темнота голосом Тиива. — Ещё чуть, и вовсе в уныние впадёшь. Ладно, пошли наверх.

— Зачем?

— Ну, учитель ведь договорился с Владыкой, что научит ходить между мирами его и тебя. Пока учитель натаскивает Владыку, я займусь тобой.

Эхагес осознал, что неожиданно, просто катастрофически поглупел. От пребывания под землёй, не иначе.

— Ты…

— Да, я. Парень из Серой стражи, Тиив Снежный Кот. Будем знакомы. Гес, что это с тобой? Рожа, как у дубиной трахнутого!

Эхагес не знал, что с ним. Глупость — это, знаете ли, диагноз.

— Ты что, пещеры полюбил? Или есть-пить не хочешь?

— Хочу, — сказал Летун слабым голосом. — Только ты ведь не умел видеть во мраке.

— Мало ли чего я не умел. Теперь вот умею. И тебя тоже научу. Всякому разному и полезному. Да кончай ты упираться, пошли отсюда!

И они пошли.

По дороге, не забывая пронизывать мрак настороженными чувствами, Эхагес успокоился и даже дозрел до осмысленных вопросов, но решил придержать их. Теневое восприятие эмоций — это вещь хорошая, конечно; однако разговор лицом к лицу всё же удобнее. Можно попросту видеть то, о чём иначе остаётся лишь догадываться.

Тиив, как оказалось, приготовил для спутника рыбу. Жареную. Ну а воду готовить было не нужно: река — вот она, нагибайся и пей.

Тиив смотрел. Эхагес жевал.

— Значит, — сказал он, не утерпев, — темновое зрение?

— Ага. Это на самом деле просто, Гес. Правда, изучить все его разновидности…

— У него ещё и разновидности есть?

— А ты думал! Не меньше трёх, самое малое. Есть ещё и фантомное, тоже не одного и не двух видов… ну, это когда в мозгу превращаются в картинки, например, звуки. Так "видят" многие обитатели воды, ну и летучие мыши ещё. Когда один тастар видит фэре второго, это тоже фантомное зрение, только особого рода…

— Ну, дружище, ты и нахватался. Словами сыплешь, как учёный брат. Откуда и узнал?

— Да от учителя, ясное дело.

— От Ворона?

— Ну да. Тебе он, похоже, не по нраву пришёлся, — заключил Тиив, почти не удивившись. — Но это ты напрасно. Торопишься в суждении, страж.

— Да ну? А что я должен был чувствовать, когда Ворон тебя купил, как скотинку какую?

Снежный Кот глянул остро, пронзительно.

— Купил. Потому что Владыка меня продал. Я ведь там был, Гес, всё видел, всё слышал — только что по своей воле не мог ни шевельнуться, ни слово сказать. — Выдержанная пауза, усмешка в усы. — Скажи честно: ты на Владыку сердит?

— Я понимаю, что он…

— А! — Тиив поднял к небу палец, сверкнув глазами. — Значит, ты сердит, но понимаешь. И если ещё не простил его, то простишь через пару дней самое позднее. А знаешь, почему ты его не винишь? Потому что ты уверен: если бы Ворон потребовал, Владыка не только меня, но и себя самого запродал бы. С потрохами. Так?

— Ну, допустим.

— Допустим, — повторил, почти передразнил он. — А Ворона ты понимаешь? Ты хотя бы попытался понять его? Сдаётся мне, что нет.

— Но…

— Никаких но, — отрезал Тиив. — Делать скидку Пламенному, отказывая в том же учителю — нечестно, не находишь?

Эхагес опустил глаза. И вспомнил чешуйчатую лапу на плече Тиива — лапу того, кого тот называл учителем.

Совершенно нечеловеческую.

"Ну а Владыка что — человек?.. Нет, Кот прав: осуждать без понимания — нечестно

Вот только эта сделка мне всё равно не нравится. От неё тем же самым гнилым душком несёт, Высочайший свидетель. Мерзко, мерзко…"

Вздохнув, Эхагес безо всякого аппетита отщипнул ещё кусок рыбы.

— Ладно. Раз ты так его защищаешь, объясни мне, глупому: чего Ворону от тебя надо?

— Моих рук. Моих ног. Моих глаз, ушей и всего прочего.

— Не понимаю.

— Ничего, поймёшь. — Тиив сгорбился на валуне над речкой, не глядя на Эхагеса. — Когда тот полуящер в золотых перьях сказал, что учитель был человеком… Это так. Но помимо учителя на равнинах хватает магов. С одним из них Ворон поссорился. И проиграл схватку, а победитель его проклял. И… не только. Ты знаешь, что Ворон не может говорить? У него язык вырван и перебита гортань. И ног у него нет.