– Ты чего?! – немного придя в себя, взвизгнул Ремизов. – Ты что делаешь, паскуда бритоголовая, скинхэд великовозрастный, фашистюга! Ты мне губу разбил!

– Утрись, – сказал ему Аверкин и остановил машину. До ближайшего фонаря отсюда было метров пятьдесят, и, чтобы окончательно раствориться в темноте, он заглушил двигатель и погасил габаритные огни. – Утрись и заткнись, не то я тебя заткну. Я тебе не холуй, запомни это раз и навсегда. Никогда им не был, а уж теперь-то и подавно. Понял?

– Понял, – промычал Ремизов сквозь прижатый к губам носовой платок.

– Запомнил?

– Запомнил.

– Тогда гони мою расписку.

Ремизов оторвал от губ носовой платок и посмотрел на него. Платок был покрыт смазанными пятнами, которые в слабом свете далекого ртутного фонаря казались черными, как мазут.

– Сначала доску, – сказал он.

Голос у него слегка подрагивал от страха, но держался он все равно нагло – видно, решил быть твердым до конца, характер решил продемонстрировать, сволочь такая. Чтобы убедить его в ошибочности такого решения, Аверкин вынул из-под полы кожанки старую добрую «тэтэшку» и ткнул ее стволом в пухлую щеку собеседника.

– Вот интересно, – рассудительно произнес он, взводя большим пальцем курок, – что мне мешает прямо сейчас снести тебе башку? Ведь мешает же что-то…

А, знаю! Салон пачкать неохота. Ну-ка открой дверцу!

Дверь открой, я сказал!!!

Ремизов вдруг звонко, явно непроизвольно икнул и начал шарить дрожащей рукой справа от себя, пытаясь нащупать дверную ручку.

– Шутка, – сказал Аверкин и убрал пистолет. – Но шутка с намеком. Давай расписку, Витек.

– Какая же ты все-таки тварь, – не пытаясь скрыть предательскую дрожь в голосе, плаксиво проныл Ремизов. – А еще друг называется!

– В бизнесе друзей не бывает, – заново раскуривая потухшую было сигарету, напомнил ему Аверкин. – Ты же сам мне это заявил, помнишь? Неужто забыл? Странно, а я вот помню. Я, Витя, ничего не забываю. Расписку мою отдай.., пожалуйста.

– Я отдам, а ты меня замочишь, в кусты выбросишь и уедешь, – блеснул прозорливостью Ремизов.

– Хочется, – признался Аверкин. – Ну просто сил нет, как хочется! Но я ведь не маньяк, чтобы лишнюю мокруху просто так, от нечего делать, себе на шею вешать. Я, Витя, человек разумный и никого за здорово живешь не убиваю. Да и доска твоя мне без надобности.

Продать я ее не смогу, это не паленая тачка, не ствол и не кило героина. Да и ты, сколько бы ни пыжился, наверное, не сможешь. Не надо было ее брать, Витя. Такими делами, чтоб ты знал, ФСБ занимается, а им палец в рот не клади.

– А раньше ты где был с этими разговорами? С чего это ты вдруг так резко поумнел?

– Раньше я не знал, о чем речь, а теперь знаю. Интернет – штука полезная, оттуда что хочешь можно выудить. Ну-ну, не дергайся. Уговор дороже денег. Я не ты, цену набивать не стану, хотя и мог бы, заметь. Я просто говорю: сдержи свое слово, Витя, верни мою расписку.

– А ты?

– А я свое сдержал, хотя это оказалось сложнее, чем ты расписывал. Ну, давай, давай, не тяни, а то ты, я вижу, трепаться любишь, как настоящий депутат.

Что-то неразборчиво шипя сквозь зубы. Ремизов полез во внутренний карман пальто, вынул оттуда сложенный вчетверо лист плотной бумаги и отдал Аверкину.

Аверкин чем-то щелкнул, и под потолком салона зажегся тусклый плафон. Александр Александрович расправил бумагу на руле, внимательно прочел от начала до конца и придирчиво осмотрел печать нотариуса. Ремизов презрительно фыркнул, но Аверкин спокойно довел осмотр до конца и лишь после этого удовлетворенно кивнул: бумага точно была та самая, которую он подписал пять лет назад, – проклятая бумаженция, на пять долгих лет загнавшая его в кабалу к этому мордатому ничтожеству.

Аверкин вынул из кармана своей потертой кожанки тусклую металлическую зажигалку, со звонким щелчком откинул крышку, чиркнул колесиком и погрузил уголок расписки в ровный бензиновый огонек. Плотная бумага неохотно занялась, потом огонь набрал силу и пополз вверх, одну за другой пожирая строчки. Аверкин выставил руку с горящей распиской в окно и, невозмутимо попыхивая сигаретой, смотрел, как его тридцатитысячный долг обращается в пепел.

История этого долга была проста до банальности. Вернувшийся с войны майор спецназа Александр Аверкин, орденоносец, бывший командир разведроты, бывший краповый берет, а отныне инвалид второй группы, непригодный к несению строевой службы, не захотел вести уготованное ему судьбой полунищее существование. С головой уходить в криминал он не захотел тоже, хотя такие предложения ему в ту пору поступали в большом количестве.

Но майор Аверкин знал, что у киллеров и бригадиров короткий век, а ему вдруг захотелось пожить, и пожить по-человечески. Такая вот странная фантазия посетила бывшего крапового берета, и ему казалось, что он знает, как воплотить ее в жизнь.

Идея была простая: собрать для начала хотя бы человек десять таких же, как он, осколков войны – сравнительно молодых, обладающих боевым опытом, натренированных, отчаянных, никого и ничего не боящихся – и сколотить профессиональное охранное агентство с широким перечнем услуг и высочайшим уровнем конфиденциальности. Судя по тому бедламу, который творился в Москве, спрос на подобные услуги должен в ближайшее время достигнуть заоблачных высот.

В принципе, так оно и оказалось, да и с поиском сотрудников проблем не возникло: прошедших Чечню солдат и офицеров в Москве было более чем достаточно.

Ими можно было укомплектовать хоть полк, хоть дивизию, а не то что скромное охранное агентство. Проблема была в другом: клиент пошел какой-то разборчивый, юридически подкованный, каждый настаивал на заключении договора по всем правилам, и каждый требовал предъявить документы – не паспорт или пенсионное удостоверение, а лицензию на право оказания охранных услуг. А вот с лицензией возникли проблемы, которые даже несгибаемый майор Аверкин чуть было не признал неразрешимыми. Лицензию ему не давали, ссылаясь при этом на всевозможную чепуху – от несовершенства законодательно-правовой базы до отсутствия потребных бланков включительно. Прошла не одна неделя, прежде чем майор Аверкин понял, что из него попросту вымогают взятку, и притом в особо крупных размерах. Он знал, конечно, что так бывает – слышал по радио, по телевизору видал, да и опытные люди о том же говорили, – но даже представить себе не мог, что так бывает ВСЕГДА, что это – неотъемлемая часть системы. Ему казалось почему-то, что, поскольку лично он, майор Аверкин, не затевает ничего противозаконного, то и проблем с оформлением лицензии у него не возникнет – по крайней мере, таких больших. К тому же лицензия сама по себе стоила немало; речь шла о суммах, для военного пенсионера Аверкина попросту немыслимых, запредельных, и он почти махнул рукой на свою глупую, как выяснилось, затею, когда совершенно случайно наткнулся в городе на Виктора Ремизова, с которым в незапамятные времена десять лет просидел за одной партой.

Правда, большими друзьями они никогда не были, и случалось, что физически крепкий Санька Аверкин поколачивал толстяка Ремизова, тыкал его мордой в какую-нибудь лужу и вообще не давал прохода. Ну, так когда это было! Кто старое помянет, тому глаз вон, и встреча одноклассников прошла на самом высоком уровне – как говорится, в теплой, дружественной обстановке.

За второй бутылкой коньяка Аверкин поведал Ремизову о своих затруднениях. Ремизов отреагировал странно – он расхохотался и хохотал так долго, что майор даже немного струхнул: а не сошел ли его приятель ненароком с ума? Впрочем, насмеявшись вдоволь, Ремизов заявил, что это он, Александр Аверкин, псих ненормальный, раз затеял такое безнадежное дело, не имея ни денег, ни связей – ничего не имея, кроме умения бить морды, каковое в данном случае ничего не решает. Сказано все это было таким тоном, что становилось ясно: в отличие от Аверкина, у Виктора Павловича Ремизова имеется все перечисленное плюс еще многое другое.