Бог ты мой, как же люди с незапамятных времен любили клясться в верности своей родине и своему народу — и сколько же совсем разных значений было у этих клятв! Для него — убеждение, что англичане — лучшие люди на земле. «Я утверждаю, что мы — лучшая нация в мире, и чем большую часть мира мы заселим, тем лучше будет для человечества».

Он считал, что в человеческом обществе в борьбе за существование выживают и должны господствовать сильнейшие. А сильнейшие — это, разумеется, англичане. Английский журналист Уильям Стед писал: «Он был дарвинистом».

Мы сказали бы сейчас, что это социал-дарвинизм. Но известный английский африканист Роланд Оливер убеждал меня, что многие западноевропейцы в прошлом веке трактовали дарвинизм подобно Родсу. «Они думали, что если природа безжалостна, то и они должны быть такими же» по отношению к народам, считавшимся отсталыми. «Забывая это, — писал мне Роланд Оливер, — трудно понять Родса».

Кто же, по мнению юного Родса, мог осуществить его замысел? Отнюдь не те, кто правил тогда Британией. Родс еще только мечтал получить признание в политических сферах, а добиться этого ему, человеку без имени и связей, было нелегко. Кем же могли быть в его глазах парламентарии, как не обюрократившимися, своекорыстными политиканами? Палату общин Родс в сердцах назвал «собранием людей, которые посвятили свою жизнь накоплению денег» и потому у них нет времени на изучение прошлого. А изучать прошлое необходимо. Например, историю католической церкви. «В чем главная причина успеха Римской церкви?» — спрашивал Родс. И отвечал: «В том, что каждый энтузиаст — если хотите, называйте его сумасшедшим — находит в ней применение своим силам».

Так вот, чтобы выполнить долг перед человечеством — захватить как можно больше земель для Британской империи, — надо создать организацию, готовую взвалить на себя это бремя. «Почему бы нам не основать тайное общество с одной только целью — расширить пределы Британской империи, поставить весь нецивилизованный мир под британское управление, возвратить в нее Соединенные Штаты и объединить англосаксов в единой империи.. Давайте создадим своеобразное общество, церковь для расширения Британской империи».

В это общество, по мысли Родса, должны были войти те, кто не нашел себе иного применения в общественной жизни. Надо только заразить их идеей расширения пределов империи, добиться, чтобы они поняли «ее величие». Организация должна быть тайной и иметь своих резидентов в каждой части Британской империи А поддерживать ее материально будут приверженные ее идее богатые люди. Этого нет в тексте, но явно подразумевается.

Ее представители должны работать в университетах и школах и отбирать, «может быть, одного из каждой тысячи, чьи помыслы и чувства соответствуют этой цели». Такого избранника следует тренировать, учить пренебрегать в жизни всем остальным, подвергать трудным испытаниям. И только если он прошел через все, удостоить его чести быть принятым в общество и связать клятвой на всю жизнь. Ну, а затем снабдить средствами и «послать в ту часть Империи, где в нем есть нужда».

Подходящий человеческий материал Родс видел в младших сыновьях английских аристократических, да и не только аристократических, семейств — в тех, кто не наследует ни титулов, ни сколько-нибудь крупной собственности. Он сам испытал участь младшего сына. У них, писал Родс, нет ни средств, ни возможности проявить себя. Тайное общество даст им и то, и другое.

Мысль о «младших сыновьях» приходила в голову не одному только Родсу. О той роли, которую сыграла для Британской империи английская система наследования имущества и титулов, писали многие. Рассуждения на эту тему встречаешь порой совершенно неожиданно.

«…Институт младших сыновей. Это были мальчики благородной крови, которых, однако, выбрасывали на улицу… Этим автоматически создавался класс «искателей приключений…» Так писал в 1926-м Шульгин, страстный защитник российского монархизма. Он увлекся сравнением судеб России и Англии в своей книге «Три столицы». Где только не искал Шульгин причин краха самодержавия… И завидовал Англии.

«Вот это они самые, «открыватели новых земель» — младшие сыновья и есть. От хорошей жизни, батенька, не полетишь. А вот когда ни гроша в кармане, а амбиции наследственной сколько угодно, тут тебе и станешь авантюристом. Так и росла Англия. Крепко держали ее, не давая сбиться с панталыку, старшие сыновья, и каждое столетие новый континент приносили ей младшие».

Увлекся, конечно, Шульгин. Руками одних только бедных аристократов целые континенты не завоюешь. Но лепту свою — и немалую! — в создание Британской империи они вносили. Вот юный Сесил Родс и связал с ними свои надежды.

…Полный текст «Символа веры» стал известен лишь через сто лет. До того публиковались только отдельные цитаты. Почему же этот документ не решались печатать так долго, почти сто лет? Вероятно, биографы Родса боялись принизить привычный для читателей образ Родса.

Первое политическое завещание Родса его биограф англичанин Бэзил Уильямс назвал «ребяческим документом», «курьезным смешением ребячливости и пророчества, столь частым у великих людей».

Значит, наивность. И даже ребячество.

«Ребяческий империализм» — так озаглавил когда-то страничку своих воспоминаний о детстве Осип Мандельштам. Даже сама архитектура блистательночиновного Санкт-Петербурга, столицы великой империи, писал он, «внушала мне какой-то ребяческий империализм. Я бредил конногвардейскими латами и римскими шлемами кавалергардов, серебряными трубами Преображенского оркестра, и после майского парада любимым моим удовольствием был конногвардейский праздник на Благовещенье».

Так, может, и Родс пережил нечто подобное? И, став старше, недостаточно повзрослел?

Это свое «ребячество» Родс пронес как знамя через всю жизнь. В 1891 году, познакомившись с известным английским журналистом Уильямом Стедом, Родс послал ему «Символ веры» с припиской: «Как Вы увидите, мои идеи мало изменились».

А ведь тогда Родсу было не двадцать четыре, а около сорока. И он уже был королем алмазов и золота, премьер-министром Капской колонии, героем дня в Англии.

Так что если ранние идеи Родса считать наивными, тогда уж логично признать таким же все его мировоззрение, а его дела — ребяческими забавами.

Что могло навести Родса на мысль о тайном обществе? В «Символе веры» есть слова: «Я знаком с историей, читал я и историю иезуитов». Дальше Родс сообщает: «Сегодня я стал членом масонского ордена».

Значит, 2 июня 1877 года, именно в тот день, когда Родс написал или, во всяком случае, закончил свой «Символ веры», он стал масоном.

Как мы знаем, в последние годы в нашей стране был острый интерес к масонству. Масонам приписывали самую зловещую роль даже в событиях XX века, и прежде всего в судьбе России. О Родсе как о масоне мало что известно, а само по себе его вступление в этот орден, в сущности, почти ни о чем не говорит. Масонами в разные времена были люди самых разных занятий и взглядов — от Вольтера, Дидро, Гете и Моцарта до Эйзенхауэра и Трумэна. В России — от декабриста Пестеля до октябриста Гучкова. А после революции, в эмиграции — там такие разные люди: князь Вяземский, граф Шереметев, генерал Половцев, миллионер Путилов, шахматист Алехин… К тому же далеко не все масоны были политически активны. Так и сейчас, среди нескольких миллионов нынешних масонов. Так было и во времена Родса.

Кто знает, может быть, когда-нибудь историкам откроются новые факты, но пока создается впечатление, что Родс, подобно многим, вступил в масонскую ложу, как вступают в привилегированные клубы. Конечно, у масонства уже не было того ореола, что столетием раньше, во времена, когда в Париже, Лондоне и Санкт-Петербурге блистал граф Калиостро, преподаватель магических наук и демонологии. Но оно было престижно. «Великим магистром» английских масонов в 1875-м избрали принца Уэльского, будущего короля Эдуарда VII.