Поначалу большинство старателей составляли не наемные рабочие, а владельцы участков. В старательских поселках — никаких законов, никакой власти, кроме власти кулака или оружия, оказавшегося под рукой. Район месторождений считался ничьей землей — ни одно из европейских государств еще не успело его захватить, а с правами африканцев Европа не склонна была считаться.

Старатели создали свою республику — Республику алмазных полей и свою власть — Комитет старателей. Его президентом избрали бывшего английского моряка Стаффорда Паркера, известного крепкими бицепсами. Недовольные избрали другой комитет с другим президентом. На вмешательство английских властей группа антибритански настроенных старателей ответила «восстанием черного флага» и подняла флибустьерский «Веселый Роджер».

Оранжевая республика объявила, что месторождение находится в пределах ее территории и является ее собственностью. Заявил свои претензии и Трансвааль. Но за дело взялась Великобритания, и развитие событий пошло по обычной схеме отношений крупных государств с малыми. Как это у Марка Твена в «Похищении белого слона»? «Между Великобританией и Сиамом возникли недоразумения по поводу пограничной линии, и, как сразу же выяснилось, Сиам был не прав». Вот и на юге Африки сразу же выяснилось, что бурские республики, конечно, были не правы.

В октябре 1871-го район алмазных копей оказался британским (а еще через пять лет был официально включен в Капскую колонию). Операцию эту провел английский министр колоний лорд Кимберли. По его имени назвали поселок старателей, а потом и возникший на том месте город. И тот алмазный бум зачастую называют кимберлийским, а породу, в которой оказались алмазы, — кимберлитом.

Как раз в октябрьские дни 1871-го в те места и отправился Сесил Родс, навсегда расставшись со своей плантацией у побережья Индийского океана.

Путь пролегал через Оранжевую республику. Родс впервые видел столько бурских ферм — в Натале он жил среди поселенцев-англичан. Начиналась весна, природа расцветала. Животный мир тех мест был еще очень богат: стада антилоп, зебры, жирафы, страусы, дикие кошки, гиены, шакалы. Встречались еще и львы, и слоны, и носороги.

Путь долог, даже по прямой — километров шестьсот, и пришлось ведь перебираться через Драконовы горы, самые высокие в Южной Африке, преодолевать глубокие ущелья, русла рек, и полноводных, и высохших. Дорог зачастую не было, а о мостах не могло быть и речи. На всем пути постоялый двор оказался только в Блумфонтейне, который был тогда маленьким неприметным поселком, столицей столь же неприметной бурской республики Оранжевое свободное государство.

В большом запряженном волами фургоне Родс вез продукты и вещи. Вместе с заступом и ведром для добычи алмазов — словарь древнегреческого языка и несколько книг античных авторов: не покидала мечта об университете. Сам Родс ехал впереди фургона верхом на пони. Пони не выдержал трудного пути, околел. Человек оказался выносливее. В ноябре добрался до холма Колсберг, крупнейшего лагеря старателей, когда вместо флагов независимой республики старателей уже развевался «Юнион Джек». Среди сотен участков (каждый по 31 квадратному футу) три принадлежали его брату Герберту.

В письме к матери Родс описал это место, которое и стало потом городом Кимберли. «Представьте себе небольшой холм. Самая высокая его точка поднимается всего лишь на тридцать футов над окружающей местностью; в ширину этот холм — сто восемьдесят ярдов, в длину — двести двадцать; все пространство вокруг холма занято белыми палатками, а за ними на мили и мили — плоская равнина с пологими возвышенностями здесь и там. А теперь взгляните на холм от входа в мою палатку. Перед Вами — словно бесчисленные муравейники, покрытые черными муравьями так густо, как только можно; это муравьи — человеческие существа. Вспомните, что на этом холме — шестьсот старательских заявок и каждая из них в свою очередь разделена обычно еще на четыре участка, и на каждом из них работает, как правило, шестеро черных и белых. Значит, десять тысяч человек возятся ежедневно на кусочке земли площадью в сто восемьдесят на двести двадцать ярдов.

…По всему холму — дорожки, по ним на тележках вывозится порода… Но перил у этих дорожек нигде нет, и мулы, тележки и все остальное то и дело летит вверх тормашками вниз, в уже глубоко вырытые ямы».

Видно, щадя мать, Родс не написал, что с висячих настилов летели вниз не только повозки и тачки, но и люди. Их изуродованные тела поднимали потом в тех же больших кожаных мешках, в которых из каждой ямы доставляли наверх породу. Чаще это была участь черных рабочих, выполнявших самую тяжелую работу, — старатели нередко нанимали их, оставляя за собой только роль надсмотрщиков. Но гибли и белые.

Алмазную лихорадку в Южной Африке мы представляем далеко не так отчетливо, как золотую в Клондайке или Калифорнии. Но брет-гартовский «Ревущий стан» и джек-лондонская «Страна Белого Безмолвия» в какой-то мере дают представление о Кимберли.

Жара. Сушь. Нет свежих продуктов, не хватает самого необходимого. Страшная дороговизна — из-за дальности и трудности пути. Цены в Кимберли во много раз выше, чем в Кейптауне. Недостаток питьевой воды. Эпидемии.

Как найти хороший участок? И как защитить его? Постоянное нервное напряжение, мгновенная смена радости и отчаяния. Убийства. Самоубийства. Смерть — не событие, а будни. Болезни, даже самые страшные, — ничто. Мысли людей занимает одно — алмазы.

Ямы становятся все глубже и глубже, переборки между ними истончаются, обвалы происходят все чаще. Сам холм с каждым днем уменьшается, стесывается тысячами лопат. Усилиями старателей на месте холма Колсберг со временем возникло самое большое искусственное углубление в земной коре. Его назвали Большой ямой. К 1914 году, когда разработка этих копей была прекращена, глубина кратера достигла 1098 метров и из него извлекли уже больше трех тонн алмазов. Место это до сих пор привлекает множество туристов.

Кажется, Родс предвидел такой оборот событий. «Когда-нибудь на месте этого холма я увижу большой водоем», — писал он. Вряд ли он понимал, что, когда такое время наступит, именно ему, Сесилу Родсу, и будет принадлежать все это.

Но как же это случилось? Включиться в число старателей, стать одним из десятков тысяч человеческих существ, копошившихся в этом муравейнике, — разве это уже все? Восемнадцатилетний молодой человек без опыта старательского дела, да, в сущности, и вообще без жизненного опыта…

В самое ответственное время — на первых порах — Родс оказался предоставлен самому себе. Уже через две недели после приезда на прииски он оказался один: Герберт надолго уехал в Наталь, а оттуда в Англию. А ведь среди конкурентов Сесила были люди с большим опытом приискового дела.

Так как же все-таки он разбогател? В чем состоял, как сказали бы сейчас, феномен Сесила Родса?

Тайну быстрых обогащений нелегко понять (да что там говорить, признаюсь, мне сейчас трудно понять секрет появления «новых русских»). Не потому ли так широко бытовали в Америке легенды о мальчишках-чистильщиках сапог или разносчиках газет, вдруг становившихся миллионерами. Конечно, проще всего объяснить дело слепой удачей — a little bit of luck, как говорят англичане.

Вскоре же по приезде на копи Родс писал матери: «В субботу я нашел 17⁵/₈ каратов… Я надеюсь получить за них сто фунтов… Вчера я нашел отличный камешек в три с половиной карата, продал за тридцать фунтов… В среднем я нахожу тридцать каратов в неделю». Скоро он стал приобретать участки для самого себя, не довольствуясь теми, что уже имелись у брата. Когда Родсу было восемнадцать с половиной лет, его участки оценивались в пять тысяч фунтов.