- Не надо было самому вырезать у него язык, да ещё и есть его у него на глазах... Но вернёмся к подземному ходу. Не бойся, я не собираюсь тебя пытать, чтобы вызнать секрет механизма. Там надо что-то повернуть, или дёрнуть - но свой секрет ты можешь оставить при себе. Мне достаточно того, что проход закрыт плитой в стене, и знаю, в какой именно. Расколоть такую плиту требует времени... то есть требовало бы, не будь у нас пороха.

Я почувствовал, что мне нужно что-то сказать.

- Всё-таки когда-нибудь Слово будет найдено. И мы вернёмся домой.

Тангрэйм презрительно прищурился.

- Домой? Этот мир и есть наш дом, и другого у нас не будет. Даже если учение Церкви истинно, оно бесполезно. Никто больше никогда не осмелится подняться на Башню - хотя бы из жалости к роду человеческому. Разве что очередной сумасшедший... Сколько ещё людей умрёт из-за его безумия? И что скажет на это Церковь, учащая, что Путь домой - это милость и сострадание?

- Церковь, - медленно произнёс я, - учит милости и состраданию. Но ещё важнее милости и сострадания - Путь домой. Без него ничто не имеет смысла, в том числе и все человеческие добродетели. Они только средство, средство для достижения цели. Но ты хочешь отнять у нас цель.

- Кстати, о целях: не беспокойся насчёт своего положения, Святой отец, - Тангрейм начал говорить чуть быстрее, - я вовсе не враг Церкви. Напротив, я считаю вашу организацию в высшей степени полезной. В этом безумном мире вы долгие века поддерживаете хоть какой-то порядок, уча людей сдерживать свои дурные страсти... Тот порядок, который несу я, будет, возможно, прочнее, но я никогда не отказывался от сильных союзников. Я привёз на Святой Остров ценные дары, и намерен их тебе вручить разумеется, публично, со всеми подобающими церемониями. Что касается дальнейшего... Пока у меня нет государства, которое сравнилось бы по размерам с твоей невидимой империей. Но оно у меня будет. В таком случае меч и скипетр станут чрезвычайно полезны друг другу. Что ты на это скажешь?

Я откинулся в кресле и ещё раз глотнул воды из чаши.

- Прости, Тангрейм, но меня не интересует политика. Вернее, - я поправился, - интересует. Но не такой ценой. Я люблю власть, даже такую шаткую, как моя... и хотел бы иметь её больше, чем сейчас. Но учение Церкви истинно, а истина важнее власти.

Тангрейм помолчал.

- Да, - сказал он, - я вижу, что ты искренен, и веришь в то, что говоришь. Но меня не интересует, истинно учение Церкви или нет. Ведь теперь этого никто никогда не узнает, Святой отец. Никто, никогда.

Я попробовал приподняться, уже зная, что последует за этим.

- Не стоит беспокоить себя. Ты останешься здесь, уважаемый Патриарх, хочешь ты того или нет, - Тангрэйм сказал это совершенно равнодушно. - Я не могу рисковать. Ведь тебе может прийти в голову мысль как-нибудь проникнуть в Святая Святых, и открыть рот. Разумеется, мы все погибнем, но Святыня останется нетронутой, не так ли? Так вот: меня решительно не устраивает такая перспектива. Ты останешься здесь. За дверью стража. Они не причинят тебе вреда, но не позволят тебе выйти. Когда всё кончится, мы поговорим снова - насчёт меча и скипетра. Ты разумный человек, и, когда твоё горе пройдёт, ты задумаешься о сотрудничестве...

- Предание Церкви гласит, что Святая Святых неуничтожимо. Думаю, порох тебе тоже не поможет: наши Судьи наверняка предусмотрели и это. Единственное, чего ты добьёшься - это смерти очень большого количества людей. Вряд ли Святая Святых простит покушение, - я говорил, понимая, что это уже бесполезно. Но Тангрейм всё ещё слушал меня, о чём-то размышляя. Потом глаза его блеснули: он опять что-то придумал.

- Ты убеждён в том, что говоришь? Что Святая Святых устоит против десяти мешков самого лучшего пороха?

Я кивнул.

- Я даже готов открыть тебе и твоим людям проход в Святая Святых, сказал я. - Мне не хочется, чтобы твои пороховых дел мастера орудовали здесь. Когда-нибудь это место понадобится новому Патриарху. Лет через пятьдесят или сто.

- Ты так уверен, что мы все скоро умрём? - Тангрейма это почему-то развеселило. - Ну что ж... Кажется, ты говорил мне, что никогда не видел Святая Святых. Пожалуй, я покажу его тебе. Но только если ты согласишься на одно маленькое условие: я прикажу связать тебе руки и забить рот кляпом, чтобы ты не говорил лишнего. И ведь ты достаточно крепок, чтобы принести на себе один небольшой мешочек с нашей смесью?

Он два раза хлопнул в ладоши, и двери зала распахнулись. Появились стражники: видимо, они всё это время ждали за дверью - ладные, крепкие ребята. Перед ними потешно вышагивал карлик-знаменосец, тряся тангреймовским штандартом. Я присмотрелся к нему и недоумённо поднял брови: на синем фоне буквами Священного Письма было коряво наляпано слово "ПОВИНУЮСЬ". Я машинально отметил, что последняя буква написана как-то криво.

Впрочем, с них станется. И лозунг вполне себе имперский.

Тангрейм проследил за направлением моего взгляда, и, неожиданно для меня, самодовольно ухмыльнулся.

- Я изобразил на своём знамени карту моей будущей Империи, Святой отец, - пояснил он. - Ты видишь перед собой очертания островов, составляющих наш мир. Наши книгочеи немало потрудились, составляя эту карту. Ты спросишь меня, зачем? Однажды я подумал, что все завоеватели пытались навязать миру свою волю. В частности - раскрашивая мир в свои цвета, хотя бы на знамёнах. Я же принимаю мир, как он есть, и в этом моя сила... Впрочем, тебе это может показаться досужим умствованием, Святой отец. Открой рот. Ребята, кляп, - приказал он страже.

Я подумал, что Тангрейм всё-таки сумасшедший, и послушно раздвинул челюсти. Тут же чья-то ловкая рука вбила мне в рот верёвочный кляп, воняющий чёрными водорослями. К горлу опять поднялась тошнота.

- Постарайся не блевать, Святой отец, - предупредил Тангрейм, захлебнёшься. Ну, где же секретный рычажок?

Когда я повернул в нужную сторону завиток орнамента на стене, и открылся проход, предусмотрительный Тангрейм связал мне за спиной руки.

* * *

В святилище было темно.

Темно и тесно.

Солдаты молча положили свои мешки с порохом у стен, и тут же, не издавая не единого звука, скрылись. Мой мешок был свален в общую кучу. Мне стало приятно, когда сильные руки Тангрейма сняли этот груз с моей спины: не хотелось проводить последние минуты жизни в сгорбленном состоянии.