— Вы там часом не поссорились? — заглядывая в глаза Малюте, настороженно поинтересовалась хозяйка кабинета. — Вон тебе и кофеек принесли, а заодно, может, и мне чашечка перепадет по случаю?

— Победа Игоревна, кофейник большой, на всех хватит, — стрельнув в сторону Скураша глазками, прощебетала секретарша и, явно демонстрируя походкой свои длинные ноги и покатые бедра, направилась к двери.

— Ох! Ох! Ох! — с ухмылкой глядя ей вслед, язвительно пропела Танина. — Я ее точно когда-нибудь выгоню. Мужики ко мне приходят, а она их все норовит к себе в постель затянуть. И что она в тебе такого нашла, может, и мне стоит присмотреться? А то с этой работой уже и забывать начинаю, что баба. Ты кто по зодиаку?

— Скорпион, — почему-то слегка смутился Малюта.

— Ну, тогда все понятно. Глоба говорит, что мужики этого знака хорошие любовники. Классный кофе, правда?

— Насколько я помню, это вы большая ценительница великого черного напитка, а для меня большой разницы нет, что заварной, что растворимый, все равно после него меня в сон клонит, — обрадовался сменить тему Малюта. Между тем Танина продолжала его внимательно разглядывать.

— Так когда ты, говоришь, с Плавским встречался?

«Дался ей этот Плавский, я, кажется, и не говорил, что с ним встречался. Надо как-то определиться, насколько следует с ней быть откровенной, судя по всему, разговор предстоит серьезный», — прикидывал в уме Малюта.

— Да не виделись мы уже давно. Как первый тур начался, так он в Москве и не был, а в Есейск я не летал. По телефону разговаривал где-то недели две тому назад…

— Не про меня, часом? — неожиданно спросила Танина.

— Да нет. С чего бы? — удивился Малюта. — Он, по-моему, и не знает, что мы знакомы…

— А ты что, не слышал? Он же, как раз где-то с полмесяца назад, назвал меня в одном телеинтервью «легкомысленной девчонкой с розовым бантом». И представляешь, именно в этот день я притащилась на какой-то прием в розовом костюме и с розовой финтифлюшкой на голове. Стоим всем скопом у огромного телевизора, энтэвэшные новости смотрим. Все же волнуются, что там в Есейске? Тебе ли объяснять — губерния ключевая, от нее до Москвы один шаг! И тут этот твой гусь как заревет про розовую девочку, которая строит ему козни и льет воду на мельницу его основного конкурента. Ты представляешь, что было дальше на этом грёбаном фуршете! Все чуть со смеху не попадали! Мне потом говорили, что ему какая-то сука подсказала, будто у меня есть розовый костюм! А я потом дома в истерике до утра билась, костюм этот, дорогущий, кстати, собственноручно исполосовала ножницами и в мусоропровод спустила. Наревелась! Ну и что он после этого, мужик? Так его что ли в военных академиях учили к женщине относиться? Не поверишь, как вспомню, так до сих пор колотит.

— Да бросьте, Победа Игоревна, просто случайное совпадение, а на язык он действительно остер и несдержан. Вы бы слышали, какие он перлы в Париже перед высшим светом старой русской эмиграции выдавал. Князья, графини, траченный молью цвет дворянства, все в старческом маразме, ахают-охают: ах генерал, ах будущий Колчак, ах освободитель России, ах русский Де Голль! Ну наш миротворец размяк, на радости изрядно маханул истинного французского коньячку, да и врезал благородному собранию со всей пролетарской ненавистью все, что он о них думает и как оценивает их недавние восхищения Горби и нашим президентом. А в заключение для наглядности еще и весьма непристойным характерным жестом продемонстрировал, как он будет их всех иметь.

— Ужас какой! — всплеснула руками Победа. — Он же тогда был секретарем Совета национальной стабильности! Высший государственный чиновник! Вот позорище! Ни стыда, ни совести, ей-богу! И что, неужели так прямо и показал?

— А что ему было терять? — пожал плечами Скураш. — Он уже, видимо, чувствовал, что его скоро уберут. Да и Бог с ним, хоть он в него и не верит. Победа Игоревна, вы хоть помилосердствуйте, скажите уж, зачем вызвали, а то я, пока летел домой, себе все мозги свихнул.

— А, кстати, где это ты был? В Есейске что ли?

— Неужели я бы вам стал так нагло врать? Вы только телефонную трубку снимите, и вам тут же доложат, куда и даже с кем я летал. Осенними Кара-Кумами решил полюбоваться, служил я там когда-то очень давно.

— Час от часу не легче! Скандал с шельфом и газовиками, небось, твоя работа?

Малюту аж пот прошиб.

— Да какие еще газовики, я с бывшими армейскими друзьями три дня так газовал, что дома собака от выхлопа чуть не задохнулась. Так зачем все-таки звали, Победа Игоревна? — во второй раз поспешил уйти от опасной темы Малюта.

— Ты посмотри на него! Правды клещами не вытянешь! А все норовит к стенке припереть бедную женщину. Научили вас в академиях, что лучшая защита — нападение, вот вы и стараетесь. А насчет Захерева и его газа, да и хрен с ним, может, скорее попрут, а то уже совсем заворовался, всякий стыд потерял. Так что насчет шельфа? Колись.

Малюта неловко помешивал в чашечке кофейную гущу.

— Обидно, — покачала головой Танина, — выходит, не доверяешь. А то, что это дело без тебя и твоих дружков не обошлось, мне и так ясно, здесь и к гадалке ходить не надо. Денег-то хоть прилично заработал?

— Да говорю же я вам… — тоскливо затянул старую песню Скураш.

— Ладно, — тряхнула головой Победа, — не доверяешь мне, ври дальше. А я вот тебе, между прочим, собираюсь довериться. И не просто какие-то там бабские сопли, а действительно важное для страны дело. Мне тебя, кстати, положительно рекомендовали очень разные люди, даже удивительно! Я точно знаю, что некоторые из них друг друга на дух не переносят, а о тебе говорят хорошо. А это, знаешь, в наших кругах показатель. Одним словом, поручилась я за тебя перед руководством, подведешь, головы мне не сносить! В Есейском крае на носу второй тур выборов, то, что Плавский его выиграет, ясно всем. Отношение твоего бывшего начальника к Кремлю и ко мне, в частности, мягко говоря, хреновое. Я понимаю, может, у него на то и есть свои вполне объективные основания, но по-другому ни я, ни кто-либо другой вести себя не могли, да и права не имели. Хочешь, буду до конца с тобой откровенной? — Скураш изобразил неопределенный жест, а она продолжила: — Во всем, что с ним случилось полтора года назад, виноват только он сам и его сумасшедшие советники. Они почему-то решили, что власть уже упала прямо им в руки, заметь, совершенно безосновательно решили, основываясь исключительно на одной им ведомой логике. Неужели трудно было просчитать, что миллионы, которые кто-то вложил в его третье место, требуют определённой отработки. То, что он сам у кого-то брал, это — крохи! На них мы и внимания не обращали, а вот основную массу, — она на секунду многозначительно запнулась, дескать, оцени всю важность момента, — даже отдавать или отрабатывать никто не требовал. Просто надо было молчать и выполнять свои обязанности, и все! Понимаешь — всё! Почетное звание спасителя Отечества и Трона были бы ему обеспечены, со всеми вытекающими отсюда дивидендами в будущем. Этого от него ждали, на это надеялись. Знаешь, не я одна, многие тогда в нем разочаровались. Но все это лирика, — Танина явно сердилась, и ее настроение понемногу начинало беспокоить Малюту. — Так вот, сегодня ситуация не менее сложная, сегодня ему снова может выпасть козырная карта, и он действительно подтвердит свое звание полного идиота, если этого не поймет. Ну, во-первых, нам лишней напряженности в стране не нужно; во-вторых, будущие выборы не за горами. Вот и делай выводы. Что было, то прошло, однако, отношения с руководством крупнейшего и знакового региона отстраивать нам, хочешь ты того или нет, все же придется. Так что летите-ка, Малюта Максимович, в Сибирь и попытайтесь убедить Плавского в необходимости встречи со мной. А я уж, наступив на горло своей кровной обиде, постараюсь провести его всюду, где надо. Понимаешь, о чем я говорю? — Победа порывисто встала из-за стола и принялась ходить по кабинету. — Сегодня это очень важно! Почему? Может, когда-нибудь и расскажу. И главное, — Танина, упершись руками в крышку приставного столика, придвинулась вплотную к застывшему от напряжения Малюте, — встреча должна обязательно состояться до инаугурации. Вылезай из шкуры, вертись юлой, обихаживай кого хочешь, но в Москву его доставь!