Меня, признаться, совершенно не занимало сомнительное зрелище их прелестей. Напротив, я, сам принудительно обнаженный до пояса, трясся от страха. Все, включая меня, подняли кубки с пряным и сладким подогретым вином. Мой гримуар лежал на почетном месте, близ зловещего алтаря, но воспользоваться им не оставалось ни времени, ни возможности.

Началась «месса наоборот», я не мог ни следить за церемонией, ни даже просто сосредоточиться – сумрак в углу сгустился. Из сгустков тьмы постепенно вылепилась грузная фигура, струи черного тумана составляли ее тело, две алые точки – заменяли глаза. Я взвыл щенком, не выдержали даже мои нервы атеиста.

Оружия не было, лишь на моей голой груди болтался прикрепленный к цепочке талисман. Кое-где, в совсем ином мире, в нем распознали бы…

Впрочем, не важно, что распознали; я снял с шеи серебряную безделушку. На меня не смотрели, внимание собрания было приковано к на глазах обретающему плоть Клистерету. Злой демон, бывший муж юной фон Гернот, мой незадачливый соперник в любви вперил в меня свои пламенные буркалы. Я, припомнив суеверия далекой славной родины, размахнулся и бросил в беса сверкающий кусочек серебра. Моя отчизна давно осталась под небесами иными, но методика сработала исправно.

Эффект был потрясающим. Демон взвыл, струи черного тумана расползлись в стороны, придав моему врагу вид агрессивного выпивохи. Я прыгнул вперед и ухватил в охапку гримуар. Оскорбленное сопротивлением жертвы грозное существо подняло когтистый палец и уставило его в мою сторону гневным жестом. С кончика когтя словно капля крови сорвалась темно-багровая молния…

Н-да. Некоторые события происходят так молниеносно, что рассказ о них занимает куда больше времени.

В общем, свистнуло, хрустнуло, блеснуло, булькнуло, зазвенело. Я не растерялся и «пустил в ход магию» – прикрылся от молнии пухлым гримуаром. Роскошный переплет сразу же задымился. Едкий смрад горящего пергамента витал под тесными сводами палаты. Собрание смешалось, потеряв мрачную торжественность. Молоденькие ведьмочки кашляли и визжали, пара-тройка рослых парней подступила ко мне с обнаженными кинжалами. Я не стал ждать неизбежной развязки и пустился наутек, предварительно наудачу выплеснув в лицо самому задиристому противнику остатки вина из собственного кубка.

Раздалось витиеватое богохульство, свойственное лицам благородного происхождения, это убедило меня, что я, как ни странно, не промахнулся.

Гримуар я прихватил с собой. Дверь держалась на секретном запоре, но это меня не смутило нимало. Сжимая подгоревшие до легкой копчености остатки in-folio, я сиганул о в окно и вместе с обломками свинцовой рамы и лавиной мелких цветных стеклышек рухнул прямо в гостеприимный цветник. О роза багряная, краса сада и утеха сердца моего!

Н-да. Не знаю, как сердце, а вот мой зад сполна испытал воздействие острых шипов этого угодного святым праведникам растения. Однако же, не стоит излишне привередничать и тем самым гневить небеса – плотная листва розария укрыла меня от враждебных взглядов и метких кинжалов, я что было сил пустился бежать прочь. В конюшне не было никого. Конюх спал, разинув рот и глупо похрапывая. Я ударил пятками мула и поскакал подальше от имения Гернотов так быстро, как только сумел.

Темная стена леса обступила меня со всех сторон, зловеще и проникновенно вопил сыч. Мутный силуэт луны просвечивал сквозь облака словно осколок магического кристалла. Я скакал без седла, гнал Бенедикта вовсю. Густая масса зелени веяла свежей прохладой и тайной, тонкие прутики лозы норовили стегнуть всадника по лицу. Я вылетел на открытое пространство, поле ровным ковром серебрилось под луной. Умный мул сам отыскал нужную тропинку, сбавил аллюр и потрусил прочь, покидая слишком уж гостеприимные земли Гернотов. Я с легким сердцем удалялся от собственной «вдовы» в надежде на то, что мои приключения на этом закончились и еще не зная, какой оборот событий приготовила мне насмешница-судьба.

Магдалена из Тинока. Окрестности леса Зильбервальд, Церенская Империя.

Как только рассвело и ночные видения окончательно поблекли, ведьма пешком двинулась в дорогу, кутаясь в подаренный целомудренным десятником плащ. За поясом ее синего балахона не осталось ни гроша, сумку отобрали в тюрьме инквизиции, босые ступни моментально намокли в росистой траве.

Утренний туман стлался по влажному лугу, местность постепенно повышалась, пока травянистый косогор не перешел в крутой песчаный склон, за которым приветливо шумел сосновый лес. Магдалена вскарабкалась по склону и углубилась в чащу, под ногами хрустели сухие шишки, она подняла несколько штук и засунула их за пазуху. Еще через некоторое время лес расступился, открылась небольшая поляна, густо поросшая тимьяном и дикой гвоздикой. У дальнего края поляны стояла завалившаяся набок лачуга, сложенная из обрубков сосновых бревен. Колдунья решила не показываться на открытом месте, она обогнула травяную проплешину и осторожно заглянула в косо прорубленное в задней стене окно.

В центре единственной комнаты, на плотно утоптанном земляном полу, в круглом очаге весело потрескивали сосновые шишки. Булькал поставленный на треножник котелок, витая струйка сизого дыма уходила в отверстие, прорубленное прямо в потолке.

Возле огня устроилась странного вида пара: сумрачный крючконосый худой мужчина с густыми лохматыми бровями и косоглазый вороватый альвис, у которого напрочь отсутствовали оба уха.

Крючконосый, изрядно похожий на колдуна, помешивал сосновой палочкой вонючее мутное варево. Альвис, склонив нечесаную голову, чистил ногти кинжалом, вполголоса напевая:

Через минуту в дверной проем ввалился третий – ражий черномазый детина в безрукавке бычьей кожи, с мускулистой шеей и крепкими волосатыми кулаками. Магдалена отшатнулась от окна и спряталась за косяком. Троица уселась в кружок и принялась яростно спорить, уснащая речи малопонятными словечками какого-то диалекта:

– Заткнись, Айриш, ты и так без ушей кандыбишь, мне за мелкие бабки шиться с блатарями не с руки – враз зачалят как шиша.

Альвис по имени Айриш зыркнул на крючконосого и угрюмо огрызнулся в ответ:

– Стремь земко, хиляй с опаской и не зачалят.

– Это ваше дело – пялить шары на цветняков.

– Я – гастролер заезжий, – вмешался третий громила, – я мудохаться согласен только за крупняк.

Колдун, по-видимому, устал от непривычного наречия и заговорил несколько более понятно:

– Мы как договаривались? Сижу я на хазе и не свечусь, работаю себе по контракту, тихо порчу навожу – лишай обыкновенный, стало быть, брюшное расслабление, трясавицу Дезидериуса, грыжу пупка, недержание ветров, скорбут…

Бандиты согласно закивали.

– Ты, Айриш, – тут колдун гневно ткнул тощим пальцем в сторону вороватого альвиса. – Ты впариваешь лохам. Видел, мол, черного демона в самом сердце Зильбервальдского леса. Ты, Шенкенбах Толстяк, нанимаешься в защитники, сражаться, и стрижешь с тюленей бабки. Делим навар на троих…

Раздосадованный колдун почесал левую бровь и сухо добавил:

– А с мусорами спознаться и дыней в петлю влезать мне не по приколу.

Троица заспорила, полностью перейдя на непонятный жаргон. По-видимому, речь зашла о деньгах, разбойник Шенкенбах свернул из толстых пальцев тугой кукиш и поднес его к самому носу наемного чародея. Тот злобно ощерился, показывая желтые пеньки зубов. Айриш вскочил и, изогнувшись словно кот, принялся кинжалом выписывать в воздухе восьмерки.

Магдалена пошарила за пазухой и выбрала самую крупную, увесистую шишку, а потом, размахнувшись, метнула ее далеко через поляну, прямо заросли мелкого сосняка.