– Понятия не имею. Я совершенно не знаком с Бретоном, – с невозмутимым видом отозвался фон Фирхоф.

– Признаться, мне жаль несостоявшуюся убийцу. Мой друг – славный малый, но не соизмеряет поступков и последствий. Эта женщина просто пылала местью, а он, как мне кажется, даже не удосужился вспомнить ее лица.

«Хронист сокрушает Империю с не меньшим легкомыслием», – удрученно подумал фон Фирхоф.

Они помолчали, следя за пляской огня в камине.

Смеркалось, кир Антисфен отправился на ночлег, эмиссар императора подбросил в пламя еще несколько веток кипариса.

Раненый погрузился в беспокойный сон, фон Фирхоф мучился над подкинутой случаем головоломкой. Как вывести из охраняемой крепости того, кто еле держится на ногах? Как заставить настороженного и заносчивого Адальберта покорно следовать за посланцем императора? Что делать с Бретоном и его подозрениями?

Хронист заметался во сне (скорее, впрочем, это был уже не сон, а бред беспамятства), потом сбивчиво заговорил на незнакомом языке. Людвиг с интересом прислушался, но не разобрал ни единого слова. Это не походило ни на диалекты Церенской империи, ни на наречия Рума, уэстеров, кочевников, южных или восточных варваров.

– Хотел бы я знать, кто ты, незнакомец…

Адальберт опять метался, его лицо пылало, на висках и пылающем лбу собрались прозрачные капли. Фон Фирхоф крепко взял запястье раненого. Ниточка пульса часто и мелко колотилась, Хронист задыхался, его зрачки невероятно расширились.

«Яд», – понял фон Фирхоф. «Так вот какую месть уготовила врагу оскорбленная Магдалена. Стилет знахарки был отравлен, и, получив пустячную рану, этот человек, тем не менее, умирает». Советник прошелся по комнате, расшвыривая вещи, и не нашел ничего, что сгодилось бы для изготовления противоядия. «Сохранись мои магические способности, я, пожалуй, сумел бы и без эликсира приостановить действие отравы».

Фирхоф замер на месте. А стоит ли вмешиваться? В конце концов, подметные гримуары несут немалую угрозу. Если Адальберт умрет, эта опасность исчезнет. Император хочет получить Хрониста живым, но стоит ли бездумно дарить церенскому правителю такую опасную игрушку?

Дар беглого Хрониста во сто крат страшнее, чем Сфера Маальфаса, решил про себя бывший инквизитор. Талисман демона искушал меня и Гагена возможностью легкой войны, но что такое выкошенное войско или рухнувшие стены цитадели? Сила Сферы быстро тратится, а пополняется медленно. Можно набрать новых солдат, можно отстроить разрушенные башни, зато гримуары Адальберта способны без труда подменять души людей.

«Я не смог бы заколоть арестанта, нарушив волю императора», – подумал фон Фирхоф. «Но никто не мешает мне попросту его не спасать. В резиденции Короны Хрониста в лучшем случае ждут запугивания, уговоры и пожизненное заключение в золоченой клетке, а в худшем – пытки. Пусть он умрет. Так будет лучше для всех».

Приняв решение, фон Фирхоф успокоился, не торопясь, допил вино, стараясь не смотреть в сторону раненого. Тот, кажется, затих. Скончался?

Эмиссар императора не выдержал и подошел поближе. Невероятно, но отравленный все еще дышал, судороги мелко подергивали его мышцы, губы посинели.

А ведь Адальберт не хотел причинять вреда – с некоторым подобием раскаяния подумал фон Фирхоф. Он не стремился разрушать Империю, иначе бы давно и без труда совершил это. Пусть мои колебания нелепы, но я не могу приговорить человека к смерти только за великий дар сочинителя и повседневную жизнь шалопая. Я не только слуга Гагена, я врач, я обязан и хочу помочь раненому. В конце концов, ни к чему спешить, отправляя человека на тот свет – это всегда успеется. Chirurgus mente prius et oculis agat, quam armata manu[11].

Людвиг-врач выскочил за дверь. Костры на площади догорали, там и сям прямо на земле темнели фигуры спящих еретиков. Он едва ли не на ощупь обыскал место покушения. Сумка, сброшенная ведьмой перед прыжком, вся истоптанная и вмятая в грязь, валялась на земле. Фон Фирхоф подобрал поклажу и бегом вернулся в ратушу.

Запас снадобий оказался внушительным, вода нашлась в котелке, кое-чего не хватало, кое-что пришлось заменить сомнительными ингредиентами. Жидкость в чаше бурлила и слегка светилась опалом. Фирхоф смочил полотенца холодной водой, обернул ими отравленного, тщательно смешал противоядие и ножом разжал зубы пациента. Спазмы мешали умирающему глотать, лекарство наполовину пролилось на грудь; к счастью, его оставалось еще много.

Людвиг-врач выполнил свою миссию и отступил в сторону, Людвиг-советник императора устроился на табурете у очага, ожидая результата.

Ждать пришлось недолго. Судороги пациента постепенно ослабели, со щек Хрониста сошел неестественный алый румянец. Людвиг выскользнул в штормовую темноту ночи и с наветренной стороны вылил остатки снадобья, потом вернулся, тщательно вымыл чашу и руки.

Противоядие пошло в ход, дело было сделано, оставалось ждать последствий.

– Святой Регинвальд! Это было смело. Он, быть может, редкостный счастливчик, а я, возможно, законченный дурак. Очень надеюсь, что все это не окажется бесполезным промахом…

…К полуночи ветер подул сильнее, исхлестанные его порывами чайки попрятались в бойницах, морские валы раз за разом атаковали остров, печально скрипел резной флюгер на башне ратуши. О булыжник площади разбились первые косые струи дождя. Заснувшие под открытым небом повстанцы пробудились и, вскочив, неистово побежали искать убежища под крышей.

Все еще только начиналось.

Адальберт Хронист. Толосса, Церенская Империя.

Я очнулся с ужасной головной болью, болела не только голова, горела кожа, ныл каждый сустав, каждый нерв. Во рту мерзко, словно с похмелья, пересохло. Кроме того, я ужасно замерз, потому что, как оказалось, некий идиот во сне обернул меня мокрыми тряпками.

Идиот этот устроился неподалеку, он, уронив голову, дремал на табурете возле очага, и я моментально изменил собственное суровое мнение – им оказался вчерашний лекарь. Он проснулся, словно и не спал, мягкими шагами подошел ко мне, проверил пульс и кивнул в ответ на невысказанный вопрос:

– Вы были отравлены, мессир Вольф. Эта безумная наградила вас ядом.

Я благодарил спасителя как мог, с трудом собирая в кучку мятущиеся мысли.

– С хвалой припадаю к стопам Творца, за то что он посла мне вас, мой бесценный и бескорыстный избавитель и друг, – заявил я в вежливом, высокопарном стиле Империи.

– Польщен иметь друга, славного ученостью, умом и благородством, – не менее витиевато ответил он.

Благородство совсем не переполняло меня, но я все-таки испытывал к спасителю самое теплое чувство благодарности.

Я встал и оделся. «Чаша, выпитая с утра, восстанавливает силы» – в общем, я позавтракал вместе с новым знакомцем и принялся размышлять над ситуацией, в которой невольно оказался. Появление убийцы на площади Толоссы, несомненно, было предупреждением.

Но о чем оно предупреждало? Я терялся в догадках, не мог вспомнить, где видел лицо безумной, и уже подозревал, что приключения мои грозят обернуться совершенно неожиданной стороной.

– Как ваше полное имя? – спросил я лекаря.

– Людвиг Ренгер, доктор обеих медицин, – как-то двусмысленно ответил он, – хирург и терапевт в одном лице.

У меня возникла идея отблагодарить небогатого врача при помощи моего коронного гримуарного волшебства, но, к ужасу моему, котомка со свитками куда-то исчезла. Впрочем, я тут же успокоился – имперские ищейки были далеко, восстановить запас гримуаров не сложно, оставалось только поискать перо и пергамент, но в комнате не нашлось ни того, ни другого, верный друг кир Антисфен куда-то исчез, унеся с собою свои перья, чернильницу и все письменные принадлежности. Я отложил решение проблемы на потом, не сообразив, насколько опрометчиво в таких случаях промедление.