– Ты чего?

Ощущение нереальности рассеялось – солдат поймал ведьму за здоровое плечо.

– Пусти!

Только что помышлявшая о добровольной смерти, сейчас Магдалена испытывала панический, парализующий волю страх. Враг сделал короткое, быстрое, неуловимое движение – колдунья не успела осознать, что происходит, она попыталась отпрянуть в сторону с инстинктивной ловкостью загнанной лисы. Лезвие кинжала вошло в бок женщины. Завозились потревоженные птицы в бойнице стены.

– Так-то будет лучше, тетка.

– За что?

Какая-то птица, почти невидимая в темноте, слепо метнулась, натыкаясь на камни.

– Ты не нравишься брату Штокману, – ответил солдат с деловитым равнодушием.

Он ухватил упавшую за густые волосы и запрокинул голову ведьмы, отыскивая на шее удобное для удара место.

– Пусти! Тогда я магией добуду тебе счастье.

– Да замолчишь ты наконец, шлюха? – беззлобно ругнулся мятежник.

Ослепленная темнотой птица пронзительно, панически крикнула. Магдалена забилась, вырываясь.

– Нет!

– Да тихо ты, не ори, дура…

Солдат попытался зажать колдунье рот, но тут же отдернул укушенный палец. Завозились, шурша перьями, потревоженные птицы.

– Не надо!

Магдалена, загнанная в угол, отчаянно озиралась в поисках спасения – ведьма видела в темноте лучше солдата, но не видела ничего обнадеживающего. Свистел ветер. Издалека доносилась сумрачная песня – ее тянул хор мужских голосов.

Чародейка зажмурилась и мысленно потянулась к средним слоям воздуха, туда, где имеют обыкновение вольно носиться мелкие духи – покровители местных ветров или скал. Струи ветра мчались на недосягаемой высоте, лишь местами прорываясь к самой поверхности моря. Вихрь унес, разметал добрые эфирные сущности, пустота, заполненная ветром и влагой, оставалась безжизненной.

«Призываю тебя, приди!»

Огромное пустое пространство равнодушно молчало. В тонких слоях ночного тумана, среди низко нависших перистых облаков не было никого. Магдалена потянулась выше – туда, где над покрывалом туч, неистово мчался ночной эфир. Могучая, слепая сила, гонимая бичом стихий, рвалась клочьями; цепляясь за обрывки эфира, с хохотом мчались, сцепившись в нечестивый хоровод, демоны, их злобные хари кривились усмешками. Один из чертей игриво подмигнул ведьме и поманил ее длинным, тонким, вооруженным острым когтем перстом. На пальце сиял стальной перстень. Камень, так же, как и глаза беса, горел блеклым, тоскливым, голодным огоньком. Рыло черта покрывала жесткая рыжеватая щетина, космы тумана запутались в его рогах…

– Нет! Сгинь!

Перепугавшись еще больше, Магдалена отпрянула, связь с эфирными слоями прервалась. Солдат дернул женщину за волосы, он не торопился убивать, не желая слишком быстро расставаться с приятным ощущением власти.

Чародейка еще один раз, последний, потянулась мысленно к воздуху и ветру и в тот же миг ощутила, что кроме нее и солдата на гребне стены еще кто-то есть. Новая сущность, маленькая полуразумная душа, светилась яркой, рубиновой точкой, билась крошечным сердцем, мерцала, словно раскаленный уголь, но опасной она не казалась.

«Кто ты?»

Ответа не было. Вернее, был ответ – он коснулся разума колдуньи не словами, а образами – словно шум моря, песня ветра, шелест упругих перьев, взмах широких, белых крыл.

«Это чайка, задремавшая в бойнице» – поняла волшебница.

Птица проснулась, ее теплое сердце часто стучало.

«Помоги!» – мысленно позвала-попросила Магдалена. Должно быть, где-то неподалеку в этот самый момент вспыхнул большой огонь – острые сполохи пламени высветили источенный непогодой камень, засохший птичий помет, россыпь невесомых шелковых перьев. Этого света оказалось достаточно – чайка встрепенулась, поднимаясь на крыло.

Солдат выпустил Магдалену и едва успел заслонить лицо – упругие перья били его по глазам. Чайка вернулась в круг света, еще две птицы круто и сильно взмыли, вырвавшись из бойниц.

«Беги!»

Освободившаяся Магдалена с трудом поднялась на ноги и помчалась вдоль гребня стены.

Она бежала неистово, не обращая внимания на боль. Кровь хлестала из проколотого бока, заливала плащ, стекала по бедрам и ногам. Обычно острое зрение почти отказало чародейке – зато невероятно обострился слух; ночь пела и шуршала, перекатывая гальку рукой прибоя, звенел бесконечно далекий эфир, ветер дул в невидимую свирель, хлопал вымпелами на башнях форта. Ведьма слышала, как дышат во сне дети и стонут, мучаясь горячечной бессонницей, раненые, до нее долетало бряцание оружия и лай бездомных псов, шум крови в собственных висках и хруст стропил башни. И везде – в бойницах стен и меж зубцов затаившегося в молчании форта, на крыше башни и на уступах скал – бились бесчисленные маленькие бесстрашные сердца чаек…

– Спасибо, птицы!

Ответ коснулся не слуха – мысли, слов не было – на Магдалену снова налетело свежее, свободное дуновение моря.

В последних сполохах огня ведьма осмотрелась – в этом месте городская стена спускалась к воде отвесно. Стена была относительно невысока, скал у подножия не было, ленивые волны без гребней скрывали глубокое дно. Колдунья сбросила плащ, шмыгнула меж зубцов стены и, стараясь не переворачиваться плашмя, прыгнула в черную воду.

Вода приняла ее и укрыла с головой, Магдалена изо всех сил заработала здоровой рукой, пытаясь всплыть – в конце концов ей это удалось. Волнение, такое заметное, если смотреть сверху, теперь почти не ощущалось, только время от времени очередная волна заливала виски и уши. От соленой влаги разболелась рана на боку. Чародейка из последних сил поплыла к берегу, оставляя в воде кровавый след.

– Эфир и духи! Помогите!

Эфир угрюмо промолчал, духи куда-то умчались, добрые усталые чайки вернулись в свои бойницы. Только стайка мелких жадных рыбешек суетилась, распознав добычу по запаху крови. Ведьма не на шутку перепугалась, что этот запах привлечет какое-нибудь скользкое чудище – спрута глубин; от сандалий удалось избавиться с трудом, платье намокло и тянуло на дно.

Она перевернулась на спину и полежала на волне, всматриваясь в затянутое тучами, однако заметно посветлевшее небо, потом осторожно поплыла, работая ногами. Время шло, но ничего не менялось, в какой-то момент Магдалене показалось, что она, вместо того, чтобы приближаться к берегу, плывет в открытое море. Колдунья с трудом подавила страх, овладела собой и поплыла еще быстрее. Лицо то и дело заливала волна, пару раз тела коснулся скользкий купол медузы.

– Эфир, помоги!

Волна подхватила живую ношу и с силой метнула ее на прибрежные валуны, колдунья вскрикнула от боли, перевернулась на мелководье, и ползком выбралась на берег. Рука повисла и болела нестерпимо, рана обильно кровоточила, в ушах звенело от потери крови. Несчастная ведьма кое-как подобрала порванное платье и уныло поплелась прочь.

– Будь прокляты мужчины – все они свиньи и собаки, а не люди. И ты, Бретон, обещавший мне жизнь, ты такой же обманщик, как и все!

Под утренним ветерком шумела кипарисовая роща. Почти совсем рассвело, и маленький костер, разведенный между камней, выдавал не свет огня, а витая струйка дыма.

Магдалена принюхалась – к запаху прогоревших веток примешивался запах еды. У костра утроились двое – чернобородый здоровяк с объемистым брюшком любителя выпивки и коренастый рыжий малый плутоватого вида. Дешевый доспех – обшитые пластинами кожаные куртки – выдавал в них наемных пехотинцев императора. Рыжий пехотинец как раз обгладывал телячью кость, но это совсем не мешало ему говорить пакости:

– …А еще рассказывали, что в соседней деревне бес мальчонку из колыбели похитил и бесененком подменил. Тот вырос – бессловесный, ни речь сказать, ни молитву прочесть, только жрал, и, прости меня Господь, говном все пачкал. Хотели люди утопить его, потому что души в таких нет, одна плоть, да бес внутри. Но парень сам умер…

– Врешь ты все, брат Хайни, – лениво отозвался чернобородый.

– Не вру, клянусь питейным рогом святого Никлауса! А еще, слышал, знатная дама, из фон Вормсов, перед зеркалом стоя, в стекле том увидела не лицо свое благородное, а мерзкую задницу дьяволову, который оную за спиной баронессиной нагло обнажил и предъявил…