– Вскрыли двери и потрошат чей-то запас.

Фигуры бандитов, горбатые от взваленных на плечи мешков, мелькнули и скрылись в неверной тени подозрительных закоулков.

– Отменно, Россенхель. Они расчистили нам путь, замки взломаны, проход свободен. Вперед, мессиры! Посветите… Вот так.

Внутренность склада выглядела неприглядно. Пол усеивало рассыпанное грабителями зерно, амфора с маслом разбилась, лужа широко растеклась и блистала в свете фонаря.

– А в Толоссе еще есть припасы…

– Вот поэтому следует ожидать не осады, а штурма. Но не будем отвлекаться. Кажется, этот тюк содержит искомый материал. Вольф, теперь все в ваших руках – действуйте, надеюсь, святые покровители Империи вам помогут, иначе нам всем придется худо.

Адальберт Хронист, казалось, смутился:

– Я не алхимик, я литератор. Результат все равно остается неверным и гадательным. Мне понадобятся кое-какие химикаты и вон та деревянная рама и кусок мелкой железной сетки…

Таким образом, при неверном свете фонаря, в глухую полночь, в осажденном городе, среди скопища портовых лачуг, в отдалении от пристальных взглядов порядочных людей, эта история получила закономерное продолжение.

– А вам не кажется, что следовало бы, не мудрствуя лукаво, отыскать кусок обыкновенной свиной кожи? Тот самый парень-медник был одет в фартук. Почему бы не…

– По-моему, с полудня и вечера последняя несожженная кожа в этом городе находится на телах обитателей.

Шутка фон Фирхофа произвели на румийца и Хрониста мрачное впечатление.

– Храни нас Бог от ярости солдат и огня разрушения, – печалью отозвался беглец из погибшей румийской империи. – Я слишком хорошо знаю, как легко сгорают города. Какими бы они не казались устойчивыми, они очень хрупки, а при случае может гореть даже камень.

Ассоциации Хрониста оказались несколько иными:

– Мне не хотелось бы оказаться на костре Трибунала. Вы помните наш уговор, Ренгер?

– Конечно, помню, – отозвался фон Фирхоф. – Так что же мы имеем?

В большом медном чане, испуская пронзительные ароматы, мокла вязкая сероватая масса. Трое ученых с непосредственным интересом склонились над ней.

– Как истинный интеллектуал, я не боюсь запачкать руки, – задумчиво отметил Адальберт Хронист, помешивая отвратительную субстанцию палочкой, – мне кажется, что добавка еще некоторых ингредиентов…

Кир Антисфен в сомнении покачал разумной головой, коротко стриженные черные кудри румийца украшала случайно подцепленная паутина. Просвещенный собиратель ересей снял ее, с отвращением отбросил в сторону и высказал собственное мнение:

– Если понятие ремесла для древних всегда оставалось сродни идее искусства, и, в сущности, мало отличалось от него, то с уходом простоты и чистоты древних нравов, ручное ремесло попало в разряд занятий низких, как следствие…

– Одним словом, ваша затея в самом прямом смысле скверно пахнет, Россенхель, – не чинясь, пояснил советник церенского императора.

– Путь к просвещению тернист. Так вы хотите спастись от ужасов штурма или нет?! А если хотите, то помогите мне. Tres faciunt collegium[19].

Они втроем подняли чан и опрокинули его на импровизированное сито.

– Все святые, кажется готово. Пусть стечет вода и результат наших трудов подсохнет…

Мигнул и едва не погас фонарь. В тесном пространстве повеяло земляным холодом склепа, спустя минуту влажную сырую прохладу сменил едкий жар и дуновение серных ароматов.

– Ну зачем было упоминать святых. Интересной вам ночи. Ха.

Адальберт едва не выронил почти пустой чан – поодаль, прямо на тюке с пенькой, в чуть небрежной позе устроился Клистерет. Жилистое тело беса по-прежнему обтягивала темная кожа – на этот раз цвета эбенового дерева, но от девичьего облика не осталось ничего – черт исхудал, обзавелся костистым носом и тонким бичеобразным хвостом. Глаза не сверкали рубинами, яркие белки совершенно походили бы на человеческие, если бы не пронзительно-голодная тоска во взгляде.

Демон присел поудобнее и продемонстрировал преувеличенных размеров фаллос.

– Классический образ. Не обращайте внимания, благородные и ученые мессиры… Я – терпеливый кредитор, ночь не кончилась, в небе висит ущербный месяц и время у нас есть. Продолжайте, продолжайте ваше занятие, считайте, что меня здесь нет.

Черт как-то разом потускнел и прилег на мешок, оперев гротескную физиономию о скрещенные лапы.

– Прогоните его, Ренгер! – взмолился Хронист.

– Заклинаю вас, Клистерет, именем Бога… А может быть, бес, пригласить сюда твою бывшую жену, баронессу фон Гернот?

– Поразительно, как бестактны бывают некоторые представители людского племени, зачем было меня подкалывать? – демон сел, обиженно подобрал тощий хвост и почесал основание коротких рожек. – Вам повезло, мессиры, что вы никогда не бывали женаты… Все, ухожу, я, честный демон, не желаю терпеть общество грубиянов и невежд.

Бес в несколько секунд раздулся до размеров упитанного бычка и внезапно лопнул с оглушительным треском, едва не загасив пламя фонаря.

– Все святые, ну и вонь. Надеюсь, он не вернется.

– У меня нет подобной уверенности. Это существо ждет, покуда вы останетесь в одиночестве, у него наверняка кое-что имеется про запас – этот неприятный сюрприз прячется за обычным демоническим шутовством…

– Докончим наше дело. Вращайте ручку валика. Видите?

– Это грубое полотно – жалкое подобие пергамента.

– Это бумага. Качество в данном случае значения не имеет, обойдемся без мелования и финального каландрирования.

– Бумага? Bambagia? Вы только что извели первоклассное хлопчатое волокно на редкостную мерзость, Россенхель. Ну что ж, остается только поверить вам на слово, что это поможет…

Людвиг фон Фирхоф задумался. Соблазн вернуть магические способности отнюдь не исчез, но прямая просьба наверняка насторожила бы Хрониста. «Подожду».

Адальберт устроил на тюке с пенькой все еще влажный лист.

– Куда перемещаемся – в форт или на побережье?

– В форт. Если вы, Вольф, промахнетесь, то мы все в худшем случае останемся в Толоссе. Если выбрать в качестве цели берег залива, мы рискуем оказаться в воде. Вы хорошо плаваете?

– К сожалению, нет, не стоит рисковать. Итак, наша цель – форт капитана Беро. Вашу походную чернильницу, кир Антисфен!..

Внезапно тишину, досель нарушаемую лишь мудрствованиями беса, ученой беседой и потрескиванием огня, разрезал внезапно истошный вопль: «И-и-и-э-э-эх!».

– Гасите свет!

Людвиг поспешно задул фонарь. В гулкой темноте улицы грохотали шаги убегающих. Вскоре топот заглушили лязг оружия и азартные крики преследователей: «Вот они, держите!».

– Ах, Ренгер, Ренгер… Это идут за нами.

– Ни в коей мере. Слышите?

Снаружи доносились горестные и вместе с тем угрожающие причитания преступного колдуна: «О, смерть вам, злосчастные, поднявшие руку на мага!». Эти реплики перемежались оханьем и сочными звуками ударов – как будто кто-то от души колотил вальком мокрое белье.

– Кажется, люди Бретона взяли шайку Шенкенбаха.

– Отменная новость! Пусть им всыплют как следует. Не могу об этом сожалеть.

– Да, но искали-то эти герои наверняка не их, а нас! Уходим, мессиры, уходим… Беритесь за свой псевдопергамент, Россенхель. Клаус Бретон не только терпеть не может грабителей, стяжателей и инквизиторов, он всерьез не любит колдунов. Если можно так выразиться, его неприязнь универсальна, а поэтому я не хотел бы на собственной шкуре испытывать ее последствия…

Адальберт Хронист разгладил ладонями бумажный лист и взялся за перо.

– Чего вы медлите?

– Не знаю. Меня удерживает иррациональный страх – мне почему-то кажется, что один росчерк пера может сейчас изменить судьбу…

– О да, конечно. Он избавит нас от весьма вероятной мучительной смерти. Отриньте вашу трепетность, Вольф Россенхель – ныне неподходящее время для нравственных колебаний.

Должно быть, возня за стеной склада привлекла внимание патруля, торопливые шаги застучали совсем близко. Адальберт Хронист склонился над чистым листом.