Однако в действительности события в сёгунском замке пошли совсем по другому сценарию. Казалось, полностью восторжествовала другая партия, приверженцы которой в обстановке зловещего молчания с самого начала продвигали другого кандидата в наследники сёгуна – Токугава Ёситоми из клана Кисю.
Строго говоря, малолетний Токугава Ёситоми, которому только что исполнилось десять лет, конечно, никак не смог бы эффективно управлять тремя сотнями семейств в раздираемой противоречиями стране. К тому же если бы он встал во главе сёгунского дома, то осиротел бы его родной дом Кисю. Словом, с любой точки зрения Ёситоми не был подходящей фигурой.
Впрочем, многие реалистично мыслившие люди с самого начала говорили, что следующим сёгуном будет Ёситоми – и ни кто иной. Причина проста: те чиновники, которые сейчас держат в своих руках страну, хотели бы и дальше управлять ею через недалекого властителя. Они хотят выжить и в следующую эпоху, и потому сильный правитель им совершенно не нужен – пусть уж лучше это будет тихий отрок. К тому же от Хитоцубаси Ёсинобу отдает сильным политическим душком, точнее, даже не от самого Ёсинобу, а от стоящего за ним дома Мито и, прежде всего, Нариаки. Сторонники Кисю даже дали Нариаки прозвище «злой дракон». И стоит только этому дракону заползти в сёгунский дворец, как вся страна мигом окажется в его пасти!..
Впрочем, окончательное решение вопроса о том, кто будет сёгунским наследником, зависело от желания самого сёгуна Иэсада. А за спиной Иэсада стояла его мать, Хондзюин. Рассказывали, что она постоянно нашептывает сыну: «Если Вы действительно сделаете своим наследником Ёсинобу, я не переживу такого горя и умру. Так хотите, чтобы Ёсинобу стал наследником?» Для мамаши Хондзюин Ёсинобу был ни кем иным, как детенышем «злого дракона».
Однако партия сторонников Ёсинобу имела и определенные преимущества: на ее стороне был глава совета старейшин правительства Абэ Масахиро и его сподвижники.
– Как только найдется подходящий момент, я обязательно поговорю с правителем, – уверял Абэ Масахиро нетерпеливого Сюнгаку. Однако найти «подходящий момент» было трудно: Иэсада почти не понимал нормальную человеческую речь, общался только с матерью и кормилицей, так что было не совсем ясно, о каком моменте говорил царедворец. Тем более, этот момент все никак не наступал…
А потом вдруг скоропостижно скончался сам Абэ Масахиро. Он не сумел пережить Иэсада и оставил этот свет в неполные тридцать девять лет. Произошло это летом четвертого года Ансэй (1857 год), когда Ёсинобу был двадцать один год. Со смертью Абэ он навсегда потерял шанс стать четырнадцатым сёгуном династии Токугава.
Глава IV
Несмотря на неожиданную смерть Абэ, партия сторонников Ёсинобу не теряла надежды и продолжала упорно стремиться к своей цели. Ими двигали не частные интересы, а чистые патриотические чувства сострадания к родине, и уже только поэтому в открытой борьбе соперничавшей партии противопоставить такой позиции было нечего. Ёсинобу пользовался в стране огромной популярностью: его поддерживали молодые чиновники в правительстве бакуфу, на него возлагали большие надежды практически все крупные феодалы-даймё, и даже в императорском дворце в Киото многие знатные аристократы или принявшие монашеский постриг принцы крови нетерпеливо ждали, когда же Хитоцубаси Ёсинобу станет наследником сёгуна.
При этом никто в стране, за исключением, быть может, нескольких его приближенных, никогда и в глаза не видел человека по имени Хитоцубаси Ёсинобу. Ёсинобу был молод, не имел возможности проявить свои способности, и поэтому за ним не числилось никаких громких побед. Так что в действительности все эти надежды и чаяния были вызваны исключительно слухами; их с надеждой повторяли все, и прежде всего – безродные самураи, которые видели в Ёсинобу героя – спасителя Отечества. Слухи множились, слухи плодились, слухи разбредались по всей стране, и, в конце концов, слились в какой-то невиданной, сумасшедшей пляске.
Наверное, никогда не было в японской истории человека, который бы завоевал себе популярность таким исключительно странным способом. Сам Ёсинобу от этого ничего, кроме смущения, не испытывал.
«Ну полный абсурд», – повторял он. Не по годам проницательный юноша понимал все. Япония стоит перед лицом агрессии великих иностранных держав, общество трепещет в предчувствии развала страны; людям хочется переложить на плечи героя-одиночки охватившие их чувства страха и опасности, злобы и возмущения и тем хоть чуть-чуть скрасить свою жизнь. Поэтому все живут иллюзией скорого пришествия героя и случайно отождествили его с Ёсинобу. Созданный людьми фантом зажил своей собственной жизнью.
– Но даже если я действительно стану «великим полководцем, покорителем варваров», это все равно ничего не изменит! – говорил он Хираока Энсиро.
Однако люди из движения сторонников Ёсинобу не обращали никакого внимания на его слова и, несмотря на большие трудности, продолжали расширять свое дело, добираясь в поисках союзников даже до императорского двора в Киото. Одно время сторонники Ёсинобу собирались сделать его наследником сёгуна с помощью специального указа императора, адресованного сёгунскому дому – такого в истории бакуфу еще не бывало!
Между тем ситуация в стране продолжала меняться. В военное правительство Японии вошел Ии Наосукэ, который возглавил так называемый Департамент Чистоты – протокольную службу бакуфу.
Наосукэ, глава клана Хиконэ, был совершенно неизвестен в обществе, что неудивительно: четырнадцатый сын своего отца, он до тридцати с лишним лет уединенно жил в его поместье, получая жалованье в размере трехсот мешков риса в год. Наосукэ долго собирался пойти куда-нибудь приемным сыном, но все никак не мог решить, куда. В конце концов его выбор пал на настоятеля монастыря буддийского течения Чистой Земли[42] в Нагахама, неподалеку от Хиконэ, но и этот план почему-то расстроился.
Для того, чтобы судьба Наосукэ изменилась к лучшему, должны были принять смерть несколько человек. Сначала скоропостижно скончался законный сын главы дома Ии, Ии Наоаки, и Наосукэ неожиданно стал наследником своего старшего брата. Вскоре и этот старший брат внезапно умер, и Наосукэ в возрасте тридцати шести лет нежданно-негаданно превратился в наследника дома Ии в клане Хиконэ с жалованьем 350 тысяч коку риса в год… Поговаривали, что для того, чтобы побыстрее войти в правящие круги Эдо, Ии преподнес члену сёгунского совета старейшин Мацудайра Тадаката тридцать слитков золота.
Поначалу министры бакуфу не воспринимали Наосукэ всерьез, видя в нем лишь праздного выскочку, любителя чайной церемонии[43] и традиционных японских стихотворений. Однако именно этот «любитель» в двадцать третий день четвертого лунного месяца пятого года Ансэй (13 мая 1858 года) внезапным прыжком неожиданно занял главный в военном правительстве пост тайро – старейшины.
На пике своей карьеры Наосукэ оказался тесно связан с кланом Кисю. Вместе с ключевыми фигурами в женском окружении сёгуна и в партии сторонников Кисю он участвовал в разработке секретного плана продвижения на пост сёгуна представителя этого клана Токугава Ёситоми. Еще с тех пор, как Ии возглавлял клан Хиконэ, он недолюбливал людей из Мито, особенно Нариаки. Вообще Наосукэ старался придерживаться сложившихся традиций, полагая, в частности, что Японии не нужен никакой новый «просвещенный правитель». Среди сёгунов далеко не все блистали умом, но тем не менее дом Токугава существует уже двести пятьдесят лет благодаря тому, что и вассалы сёгуна, и киотосские аристократы уважают правителей из этого дома, в жилах которых течет кровь его основателя, Токугава Иэясу. А Кисю Ёситоми ближе по крови к основателю сёгунской династии, чем Хитоцубаси Ёсинобу. Уже отсюда ясно, кто более достоин стать сёгуном: если выдвинуть на этот пост человека с «разбавленной» кровью, то дом Токугава навсегда потеряет уважение и крупных, и мелких феодалов. К тому же Ёсинобу, как говорят, как раз и является «мужем просвещенным», и уже только поэтому в стране может начаться брожение умов, а для правящего дома нет ничего более пагубного, чем допустить, чтобы окружение стало судить о своем господине. «А уж дойти до того, чтобы чернь по своему усмотрению выбирала себе правителя – это прямая дорога к смуте», – полагал Наосукэ.
42
Название этого течения связано с обетом, который дал один из богов буддийского пантеона – будда Амида: не уходить из мира до тех пор, пока здесь существует хоть один смертный, который верует в него и желает возродиться в его раю – «Чистой Земле» (дзёдо), названной так в противовес земному миру, полному скверны. Основатель течения – буддийский монах Хонэн (1133–1212).
43
Уникальное японское искусство изысканного приготовления и подачи чая чем-то напоминает театральное действо. Оно имеет долгую историю и строгие правила. Принято считать, что в Японии чай появился в начале IX века, его привез в подарок императору вернувшийся из паломничества в Китай монах по имени Кукай (774–835). Чаепитие как изысканное развлечение проводилось при императорском дворе, постепенно сопровождаясь введением все новых и новых правил. Окончательное становление классической формы чайной церемонии связано с именем высоко чтимого в Японии мастера чая Сэн-но Рикю (1522–1591).