Были у Ёсинобу и более влиятельные сторонники, например, Симадзу Нариакира из клана Сацума, пожалуй, самый образованный и передовой из глав «четырех благородных семейств» – и уже только поэтому он не мог не поддерживать молодого господина из Мито.

Для того, чтобы смягчить неприязненное отношение к дому Мито в женском окружении властителя, Нариакира даже выдал за него замуж свою приемную дочь, полагая, что, став законной супругой сёгуна, она получит некоторую возможность влиять на курс, проводимый слабоумным Иэсада.

– Сёгун – не обычный нормальный человек, – втолковывал Нариакира приемной дочери. – Я понимаю, как тебе трудно. Но подумай о стране нашей! Считай свой брак жертвой, которая необходима родине!..

Девушку звали Кэйко. Как уже говорилось, она не была родной дочерью Симадзу Нариакира, а родилась в семье его родственника Симадзу Аки. Кэйко отличалась редкой красотой лица и тела, да к тому же недюжинным умом, и еще в юном возрасте стала приемной дочерью Нариакира, сумевшего оценить ее достоинства. «Отец» дал ей новое имя Ацухимэ[40], более подобающее дочери знатного даймё, и вскоре девушку удочерил уже сёгунский регент Коноэ. А спустя еще некоторое время красивая дочь регента стала женой правителя Японии. Позднее, в монашестве, она приняла имя Тэнсёин.

Собственно говоря, этот брак был устроен Абэ Масахиро, который в то время фактически возглавлял сёгунское правительство. Абэ был старинным другом и побратимом Симадзу. Они высоко ценили ум и мудрость друг друга – и вместе с тем часто пользовались этими качествами партнера в своих целях.

Заручившись поддержкой Симадзу Нариакира, выходца из южного клана Тоса, Абэ надеялся разрушить еще одно табу, которое почти триста лет соблюдало сёгунское правительство. Дело в том, что в доме Токугава еще во времена Иэясу был разработан план военных действий на случай общеяпонской смуты. План исходил из того, что войска юго-западных кланов Тёсю (которые сейчас возглавлял господин Мори) и Сацума (во главе с Симадзу) выступят на восток, войдут в Киото, получат поддержку императора и объединенными усилиями будут противостоять силам военного правительства. Не случайно в завещании основателя сёгунской династии Токугава Иэясу говорилось: «… а тело мое захороните на горе Куно лицом к западу». Сёгунские замки и крепости тоже строились так, чтобы отражать угрозу с запада. Предполагалось, что потенциальные враги государства – Мори и Симадзу – попытаются захватить земли Санъёдо, поэтому особенно грандиозные укрепления соорудили в Химэдзи, Осака и Нагоя.

И вот такой опасный противник, как Симадзу, задумал объединить усилия с главой сёгунского правительства Абэ Масахиро. Более того, Абэ протянул руку дому Мито (о котором говорили, что это змея на груди благородного дома Токугава) с тем, чтобы использовать его силы для борьбы с иноземным вторжением. Нет сомнения в том, что и женитьба сёгуна на Ацухимэ, и попытки сделать Хитоцубаси Ёсинобу наследником сёгуна находились в русле этой же политики Абэ.

Итак, вскоре после того, как Мацудайра Сюнгаку прибыл в женском паланкине в усадьбу Ёсинобу, Ацухимэ, бывшая приемная дочь Симадзу Нариакира, стала третьей женой сёгуна Иэсада.

– В общем, Ацухимэ будет трудновато, – говорил Сюнгаку юному Ёсинобу. Среди этого «в общем» немаловажную роль играли взаимоотношения обитателей сёгунского дворца. Неспособный на отношения с женщинами, сёгун Иэсада не мог сблизиться и с этой девушкой, которая родилась в далеких от столицы районах юго-западной Японии, и, наверное, не питал к ней ничего, кроме неприязни. Хондзюин – родная мать сёгуна и фактическая хозяйка внутренних покоев – также остерегалась Ацухимэ и делала все возможное для того, чтобы не подпускать ее к правителю.

– Но по крайней мере я буду знать все, что творится во внутренних покоях сёгуна, – говорил Сюнгаку. Между Ацухимэ и резиденцией Симадзу в Эдо началась оживленная тайная переписка. Полученную информацию Симадзу Нариакира сразу же переправлял Сюнгаку…

Ёсинобу пока совершенно не разбирался в государственных делах. И хотя Сюнгаку по-прежнему подобострастно повторял: «Вот возмужаете, господин, и обязательно станете спасителем Отечества», для Ёсинобу было непонятно, откуда столь молодой человек, как он, фактически юноша, только что вышедший из детского возраста, может взять силы для решения этой задачи.

– Не так ли, Хираока? – обратился он однажды к своему верному слуге.

…Должность меняет человека. Если раньше Хираока даже толком не знал, как нужно подавать рис, то теперь в качестве управляющего домом Хитоцубаси стал видной политической фигурой и пользовался уважением многих «патриотов». Хираока, конечно, никогда бы не признался в этом своему господину, но фактически он уже давно находился в самой гуще движения за выдвижения Ёсинобу в сёгуны.

Что для того времени совершенно удивительно – Хираока по просьбе Мацудайра Сюнгаку ежедневно описывал события в доме Ёсинобу и его высказывания на разные темы, собирал их в брошюры под названием «Летопись деяний и речений досточтимого гёбукё» и преподносил Сюнгаку. Писцы Мацудайра снимали с дневников копии, которые Сюнгаку рассылал влиятельным членам бакуфу и главам кланов, стремясь показать всей стране, «какой замечательный человек наш Ёсинобу». Сюнгаку задумал сделать из Ёсинобу национального героя и (с точки зрения Хираока) последовательно продвигался к поставленной цели, успешно проводя свою просветительскую кампанию…

– Господин, – отвечал Хираока, – многие считают, что положение человека может зависеть от того, насколько сам он уверен в себе. Сейчас для Вас уверенность в себе важна как никогда. Беру на себя смелость сказать, что Вы – величайший гений, какого наша страна не знала со времен Токугава Иэясу. Никто, кроме Вас, не сможет защитить страну от иноземных варваров, восстановить прежние мир и процветание и, таким образом, успокоить душу государя, восседающего в Киото.

– Ну, это работа для моего отца, – ответил на это Ёсинобу. Действительно, никто, наверное, не пользовался в стране таким уважением, как Нариаки. Многие «патриоты» его едва ли не обожествляли. Воспитанный в конфуцианских традициях, Ёсинобу, естественно, тоже уважал своего отца, но вместе с тем он начинал смутно осознавать, что на самом деле Нариаки – вовсе не такой человек, каким его представляет молва; его кажущаяся значимость – всего лишь результата усилий Фудзита Токо и его окружения. Словом, постепенно Ёсинобу начинал понимать, что фигура Нариаки создана искусственно, но зачем и с какой целью – он этого и сам пока до конца не осознавал.

– А я в этом участвовать не буду! Увольте! – закончил свою мысль Ёсинобу.

Хираока был несказанно удивлен. Он вдруг отчетливо понял, чего недостает в характере этого молодого человека, обладавшего, может быть, сотнями талантов и способностей. При всем изобилии телесных и духовных сил, которыми природа одарила Ёсинобу, у него напрочь отсутствовало честолюбие, отсутствовало настолько, что его можно было считать в этом смысле чуть ли не увечным. Может быть, это объяснялось его аристократическим происхождением? Обычно самые сильные амбиции демонстрируют те, кто родился в благородном семействе, но не от законной жены, а от содержанки. Матерью же Ёсинобу была именно законная жена Нариаки. От рождения аристократ из аристократов, Ёсинобу с младых ногтей имел огромные привилегии и считал их естественными; в отличии от простых смертных у него не было ни необходимости, ни желания их добиваться. Хираока решил, что эти черты характера господина необходимо исправить.

А в прямодушном, воспитанном в старых конфуцианских традициях Хираока в последнее время, напротив, внезапно пробудились честолюбивые замыслы. Ведь если Ёсинобу станет следующим сёгуном, то он, Хираока, как глава его окружения сможет, наверное, получить в повседневное управление всю Японию! Если даже оставить в стороне удовлетворение от того, что занимаешь такой пост – что может быть лучше для мужчины, чем воплотить в жизнь свои идеи в масштабах всей страны? А для этого нужно добиться того, чтобы Ёсинобу стал наследником сёгуна…