– Оui, mа сhèrе, mаis il fаut vоus dерêсhеr.[iv]
Мэри хотела бы услышать совсем другой ответ – что мадам Шервуд сейчас занята. До конца перемены еще есть немного времени. Успеет ли она рассказать свою историю начальнице? Мэри прошла по коридору и постучалась в дверь голубой гостиной. «Войдите», – послышался приятный голос миссис Шервуд. Войдя, Мэри увидела миссис Шервуд за столом. Она отвечала на письма, полученные с утренней почтой. По мнению хозяйки школы, Мэри Купп не обладала какими-либо способностями и не особенно ласково относилась к другим девочкам, но она была дочерью давней знакомой, которую добрая миссис Шервуд в душе жалела. Поэтому и согласилась заниматься воспитанием Мэри и ее сестер.
– Садись, милая, – сказала миссис Шервуд. – Тебе, верно, нужно поговорить со мной?
– Да, очень нужно. Я… я страшно несчастна.
– Несчастна? Отчего, дитя мое?
– Мой брат Поль болен.
– Твой брат Поль? Милая Мэри, твой бедный брат болен? Когда ты узнала это?
– Я получила письмо вчера вечером с последней почтой, миссис Шервуд. Я нашла его в своей комнате. Поль очень болен. Мои отец и мать везут его к доктору в Лондон.
Глаза Мэри наполнились слезами.
– Не плачь, милое дитя. Твои родители сделают для него все, что можно. Будем надеяться, что их старания увенчаются успехом. Не падай духом, милая. Мне очень жаль тебя. Я напишу твоей дорогой матери.
– Миссис Шервуд, я пришла сюда по… по ужасному делу.
– Насчет твоего милого брата?
– Нет, вовсе не о нем…
– Так о чем же, Мэри?
– Вы желаете, чтобы все девочки соблюдали школьные правила?
Лицо начальницы сделалось строже.
– Ну разумеется. Я уверена, что все девочки понимают это.
– Тогда скажите мне, миссис Шервуд, должна ли та, кто обнаружит чье-то непослушание, сообщить об этом? Причем не подругам и не кому-нибудь из уважаемых учительниц, но прямо вам. Не так ли?
– Зачем ты это спрашиваешь, Мэри? Я не терплю сплетен и злословия. Однако, по сути, ты сказала верно: мне важно знать о недостойном поведении кого-либо, чтобы я могла воздействовать немедленно и исправить положение. Впрочем, кажется, что сообщать мне дурное просто не о ком.
Мэри потупила взгляд.
– Миссис Шервуд, только не подумайте, что я… что я кому-то желаю… Наоборот! Но я не могу молчать, не имею права. И мне все равно, будет это скрыто или нет. Но я должна передать вам нечто… нечто очень печальное.
– Ну говори же.
– Сегодня утром я спустилась вниз, в классную комнату, чтобы взять книгу, так как не могла спать, думая о больном Поле.
– Это было тоже не по правилам, милая Мэри, но, поскольку это из-за Поля и ты сама призналась, я прощаю тебя. Однако о чем еще ты хочешь мне сообщить?
Мэри повторила в точности все, что рассказала Генриетте – про ширму и про Китти.
– И ты видела, что она опустила письмо? Ты пошла в прихожую?
– Да, пошла. Я стояла за статуей Аполлона. Я была сильно удивлена, потому что сама Китти прежде рассказывала, как вы запретили ей писать двоюродному брату Джеку.
– А! Ты знала это?
– Да.
– Что ж, Мэри, ты можешь идти. Пожалуйста, не говори никому из своих подруг о том, что рассказала мне. Если будет нужно, я пришлю за тобой.
Мэри вышла. Когда за ней закрылась дверь, миссис Шервуд некоторое время сидела в задумчивости.
– Что это значит? – произнесла она вслух, рассуждая сама с собой. Потом прибавила после глубокого раздумья, с большой горячностью: – Да, я все-таки не люблю Мэри Купп, хотя она и дочь моей давней знакомой.
Занятия шли своим обычным ходом. За исключением Мэри Купп, все девочки были в отличном настроении. После полудня миссис Шервуд вышла к своим ученицам. День был чудесный, и потому решили пить чай на лужайке. Начальница наблюдала за Китти. Ей казалось, что она видит какое-то сияние на ее лице, что сильно удивляло. А Мэри Купп, очевидно, скрывала что-то, потому что была унылой. Миссис Шервуд старалась убедить себя, что это уныние вызвано состоянием здоровья Поля. Она в душе сочувствовала миссис Купп.
Неожиданно подошла Китти.
– Вы позволите, миссис Шервуд?
Девочка присела возле начальницы. Вдруг она взяла руку миссис Шервуд.
– Я люблю вас! И никогда, никогда не забуду вчерашнего дня, и ваших слов, и как вы добры ко мне. Я никогда не забуду – никогда.
Глаза Китти наполнились слезами. Прежде чем миссис Шервуд успела ответить ей, она уже упорхнула к своим подругам. Все требовали общения с Китти. Конечно, она была любимицей школы.
После чая девочки обычно проводили время в саду или во дворе. Они могли разговаривать друг с другом; могли даже вдвоем ходить в селение за покупками или по каким-нибудь своим делам. Миссис Шервуд заботилась о том, чтобы ее ученицы знакомились с реальной жизнью – настолько, насколько позволительно школьницам. Здесь, в Мертон-Геблсе, можно было без боязни дать девочкам немного больше свободы.
Селение находилось менее чем в полумиле от школы, и идти к нему можно было двумя путями – по дороге и по тропинке, бегущей вдоль рощи. Девочкам нравилось ходить туда.
В этот день Генриетта, Елизавета и Клотильда отправились в селение, чтобы купить почтовые марки, но больше – чтобы поговорить о последних событиях. Клотильда и Елизавета были в восторге от Китти. Генриетта слушала их с мукой в сердце, однако посчитала, что разумнее не признаваться в своих чувствах и мыслях.
– Я часто думаю, какова она будет через несколько лет, – сказала Елизавета Решлей. – И когда она будет невестой. Как же она прелестна!
Генриетта улыбнулась, и улыбка получилась какой-то кривоватой.
– Ты забываешь, что, несмотря на несомненное очарование нашей королевы мая и ее безупречные манеры, она очень бедна. Хотя я не сомневаюсь, что Китти удачно выйдет замуж, потому что она, как о ней вы говорите, «хорошенькая».
И Генриетта рассмеялась. Клотильда обернулась и посмотрела на нее.
– Генни, мне кажется, если бы можно было заглянуть в глубь твоего сердца, то мы не нашли бы там нежных чувств к нашей милой Китти. Не понимаю, почему ты не любишь ее.
– Ты не имеешь права так говорить, – ответила Генриетта. – Я очень люблю ее, но мне не нравится, когда кого-либо захваливают. Вы производите слишком много шума вокруг Китти.
А в это время Мэри Купп снова разговаривала с хозяйкой школы. Она хотела наконец пообщаться с сестрами, особенно с маленькой Джени, чтобы та не обижалась, но миссис Шервуд, подойдя, положила руку на ее плечо.
– Мэри, милая, я должна поговорить с тобой.
– Хорошо, миссис Шервуд. Что вы желаете?
– Пойдем со мной в дом.
Мэри повиновалась с удивлением и некоторым страхом. Они вошли в дом, и миссис Шервуд направилась к голубой гостиной.
– Закрой дверь, Мэри.
Девочка исполнила указание.
– Милая Мэри, я много думала о тех печальных новостях, которые ты принесла мне сегодня утром. В случаях подобного рода – к счастью, мне очень редко приходится слышать о них – я считаю поспешность излишней. В особенности мне не хочется действовать быстро теперь, когда дело касается Китти О’Донован. Я знаю ее отца и знала милую мать, которая уже давно умерла. Китти я увидела впервые совсем маленьким ребенком. Я всегда думала о ней хорошо. То, что она могла дойти до недостойного поступка, смущает и невыразимо огорчает меня.
– Она сделала это, миссис Шервуд.
– Да, Мэри. Ты говоришь, что видела ее. У меня нет оснований не доверять твоим словам. Ведь у тебя не могло быть никакой дурной цели.
– Никакой. Я сама весьма огорчена. Ах, я так переживаю за дорогую Китти!
– Вижу, что ты несчастна, дитя мое. Я не думала, что ты очень дружна с Китти. Никто в школе не знает о том, что ты рассказала мне, милая Мэри?
– Никто.
– Это успокаивает меня. Так мне будет легче действовать. Мэри, я прошу тебя… я хочу взять с тебя обещание. Ты не должна говорить об этом случае никому-никому.