— И правильно, — вставил Сверчок. — Ты не обидишься, если я предположу, что ты, видимо, нехристь? Крещение — это, если я правильно понимаю, обряд посвящения христианскому богу, после чего тот имеет на тебя какие-то права, и ты вынужден играть по его правилам. Ну, как и все другие боги. А не будучи крещеным, ты можешь сам выбирать себе богов, или считать, что их вовсе нет, или себя объявить богом.

…Профессор овдовел, а когда Санди исполнилось восемнадцать, умер и сам, по-доброму, тихо. Он ведь был уже совсем старый. Он оставил Санди свой коттедж в Бычьем Броде, а декан на похоронах твердо обещал наследнику любую кафедру на выбор; благо, мозги у парнишки были, и все это признавали. Но такая карьера показалась Санди чуточку скучноватой, а потому он сдал коттедж в аренду и отправился в столичный Университет. Остальное известно, а потому ограничимся сообщением, что Санди поведал Сверчку в сжатом виде содержание предыдущих глав данного сочинения. Он и не подумал скрывать что-то от дракона: ну, посудите сами, кто поверит драконьей болтовне, да и трудно представить, что Сверчок отправится его закладывать.

Утром Санди первым делом спустился к реке, и пока он с наслаждением купался, дракон крейсировал в рассветном небе над его головой, совершая в порядке разминки разные головокружительные трюки. В Сверчке чувствовались еще юношеская угловатость и некоторая неуклюжесть, вызванные неравномерностью развития отдельных частей тела, но летал он хорошо, с видимым удовольствием, то паря в потоке поднимающегося от земли теплого воздуха, то кувыркаясь на фоне зари, что выглядело очень необычно и не было лишено театральности, то пикируя вниз и только у самой земли расправляя крылья и взмывая вверх с чем-то очень похожим на торжествующий смех.

Дракон плюхнулся на песочек пляжа и принялся кататься там, начищая чешую до блеска.

— Как жаль, что я не птица, — вздохнул Санди, подходя к нему.

— Полетать хочется? — лукаво спросил дракон. — Ну, садись. — И наклонил шею.

— Ни боже мой! Ты меня уронишь.

— Не уроню, — спокойно ответил Сверчок. — Садись давай. Я обещал, что тебе не будет скучно. И не будет.

Санди покачал головой. Мысль полетать верхом на драконе казалась настолько дикой, что требовала времени, чтобы свыкнуться с ней.

— Что ты любишь больше всего? — поинтересовался Сверчок.

— В каком смысле?

— Ну… что тебе больше всего нравится? На что ты сильнее всего реагируешь? Что вызывает наибольший восторг?

Интересный вопрос. Санди задумался.

— Наверное, красота, — неуверенно предположил он. — Или какой-то благородный жест. Чье-то исключительное мастерство.

— Это слабовато, — сказал дракон. — А власти ты не пробовал?

— Власти? — удивился Санди.

Дракон утвердительно кивнул.

— Это упоение, — сказал он. — Неужто не знаешь? Садись, я пронесу тебя над землей.

— Да как же на тебе, таком здоровом, сидеть?

— Когда-то, — начал вместо ответа Сверчок, — в той стране, где сравнительно недавно я вылупился из яйца, жили могучие волшебники. Они могли очень многое. Не было у них власти лишь над смертью и над земным тяготением. С первой никому из нас сладить не суждено, а для победы над вторым они вывели могучих и почти неуязвимых крылатых зверей, наделили их интеллектом и нарекли драконами. Со временем волшебников становилось всё меньше, а драконов — всё больше, они вырывались на свободу, активно размножались и вскоре совсем одичали. Временами они воевали со своими прежними хозяевами, и обе стороны несли тяжелые потери. Драконы перестали гордиться своей исконной службой, но по сути своей созданы были они довольно ограниченными и свободу понимали лишь как право творить зло и копить бесполезные сокровища. Это я к тому, — добавил Сверчок, возвращаясь из далекой страны памяти, — что я — потомок рода, выведенного специально для верховой езды. У меня там, на шее, пониже повязки, есть такая седловина. Так что забирайся смело, не то всю жизнь будешь плакать об отказе.

И Санди решился. Дракон низко наклонил к нему шею и для удобства подставил лапу.

— Устроился?

— Ты только чешую не топорщи. Штаны мне порвешь.

— Не буду, — заверил Сверчок. — Держись за гребень. Ну… поехали!

Он длинными неуклюжими прыжками разбежался по пляжному песочку, за спиной у Санди раздалось хлопанье, будто разворачивались паруса, а потом земля стала уходить вниз, и сильный свежий ветер ударил ему в лицо. Не успел он оправиться от первого приступа восторга, как ландшафт внизу стал игрушечным, испуганные птицы брызнули во все стороны прочь от могучего конкурента, поднимавшегося по широкой плавной спирали всё выше и выше.

— Нравится? — усмехнулся Сверчок, оборачиваясь. — Я чувствую.

— Неплохо, — подтвердил Санди. Он вдруг подумал, что ведет себя так, будто летать на драконе — дело вполне естественное. Гораздо удобнее, чем ехать на лошади.

— Вот, смотри, — сказал Сверчок, зависая в теплой воздушной струе. — Перед тобой карта. То есть под тобой. Все пашни, пастбища, замки, монастыри, деревни. Хочешь развлечься на каникулах?

— О чем это ты?

— Попробуй себя в роли короля. Ну, или там наместника провинции. С той только разницей, что они хапают только для себя, будто драконы, и сами — несвободные люди, а ты — волен, как птица… И справишься ты лучше.

— Может, — отозвался Санди, — я не умен, только я не понимаю, к чему мне это.

— Когда летаешь так высоко, много видишь, — объяснил Сверчок. — Например, вон там, в кустах, обнимается парочка, и, я полагаю, им мы не нужны. А вон там, на дороге, если я не ошибаюсь, какой-то скандал, и в нем принимают участие вооруженные люди. Понимаешь, Санди, ты сильный, а сильный должен употреблять свою силу на добро или зло. Так что ты как хочешь, а я намерен спуститься.

И прежде, чем Санди успел согласиться или возмутиться драконьей логикой, Сверчок спикировал на дорогу. При виде его вооруженная налоговая инспекция — а это именно она разбойничала в деревне — с поспешностью, выдававшей горький опыт, нырнула в канаву и благоразумно переползла оттуда в кусты. Сверчок мягко приземлился на дорогу и с видом скучающего денди выпустил вслед беглецам клуб дыма. Крестьяне, конфликтовавшие с официальными лицами, были не столь тренированы, а потому их уважение к дракону выразилось в падении ниц.

— Да встаньте же, — не выдержал цивилизованный Санди. — Разве не видите, что он ручной?

Сверчок недовольно покосился на него, но промолчал.

— И вот, ваша светлость, — сказал один мужик похрабрее, — я ж говорю им, мы уже платили за лето, у нас бумаги есть, мы же не виноваты, что в тот раз его милость прилетел голодным и всё у них отобрал и съел, а они снова пришли и говорят, что раз монастырь своего не получил, мы, оказывается, снова должны, а где это такие законы, чтобы два раза за одно платить, они-то там, в монастыре, чай, не бедные, а земля, видите какая, она ж не два урожая в год даёт, тут только чертополох хорошо родится, а корова у нас одна, тёлку мы еще по весне продали, а жена у меня зимой шестого родила…

— Всё ясно, — сказал Санди. — Никуда не денешься. Забирай свою корову, а если придут еще, пали костер с тремя дымами и говори, что дракона вызываешь.

— А нам тоже можно животину забрать, ваша светлость? — робко спросили двое других.

Санди кивнул, и крестьяне мигом похватали свою живность, оставив на телегах лишь две бочки, судя по запаху, с вином.

— Это не наше, — отреклись они. — Чужого нам не надо.

Боясь, как бы «его светлость» и «его милость» не передумали, они поспешили вернуться в деревню, и вскоре на проселке остались только вагант со своим драконом.

— Это называется — рэкет, — сообщил Санди Сверчку. — Ты зачем людей пугаешь?

Сверчок ощерился.

— Простые люди должны чего-то бояться, — сказал он с вызовом. — Когда они ничего не боятся, они становятся злыми и наглыми.

— Это от недостатка образования, — возразил Санди.

— Ха! Напугать легче, чем возиться с образованием, к тому же страх даёт плоды немедленно. Впрочем, если твоя светлость недовольна, еще не поздно отобрать скотину обратно и свистнуть тех придурков, что засели в кустах.