— Допустим, хотя стопроцентной гарантии даже СС вам не даст. Но пока иностранные рабочие находятся на секретных объектах, существует потенциальная угроза, что с их помощью может просочиться информация, интересующая вражескую агентуру, даже если шансов на это — один из тысячи! — возразил Шелленберг.

— Чтобы у врагов не осталось и этого последнего шанса, фюрер возложил на вас, Шелленберг, ответственнейшую миссию, — Борман снова вплотную подошел к начальнику разведки СД. — Вам придется, дорогой Шелленберг, вести работу на два фронта, — медленно произнес Борман, наблюдая за реакцией на свои слова во взгляде Шелленберга. — Против русских большевиков и… на западных рубежах… Мы считаем, русская агентура предпримет все, чтобы попытаться заглянуть к нам в карты здесь, в тылу рейха, и на ближайших и дальних европейских подступах к нашим секретным объектам. А если Советам удастся, то и попытаться спутать нашу игру, сорвать наши ставки… Кстати, Шелленберг, вы, кажется, предпочитаете британский покер нашему немецкому скату? — с усмешкой, от которой покоробило Шелленберга, спросил Борман.

— Все часто решает, у кого из игроков окажутся крепче нервы, играет ли он в покер или скат, все равно… — уклонился от прямого ответа Шелленберг, чувствуя, как упорно и настойчиво рейхслейтер прокладывал всю ту же подспудную канву своей беседы.

— Противник может струсить, спасовать, даже отказаться от намеченных ходов, дорогой. Шелленберг, только лишь подозревая, что в наших руках уже есть решающая комбинация козырей, хотя мы их еще не получили в окончательном, готовом виде. Блеф, Шелленберг, это сильное оружие, особенно когда за ним скрывается реальная угроза! Англосаксы уже сейчас в замешательстве, хотя они и опытные игроки в… покер, — снова усмехнулся Борман. — Они по сей день сбрасывают тысячи бомб на площадки, где мы первоначально подготавливали старт нашего будущего «оружия возмездия». Так что, Шелленберг, мы уже сейчас получаем дивиденды под нашу ставку на секретное оружие.

— Но ведь англосаксы в самых общих чертах знают, что мы уже несколько лет работаем над различными типами секретного оружия, — прервал Бормана Шелленберг.

— Но они понятия не имеют, какому из них мы отдадим предпочтение, каковы радиус действия, точная конструкция, вес, горючее, убойная сила нашего нового оружия, где мы его сосредоточим, когда, в каких масштабах введем в действие, — запальчиво парировал Борман. — Все эти неизвестные икс и игрек для них столь же грозны, как если бы это были наши новые, свежие пехотные дивизии, танковые корпуса, воздушные эскадры, подводные лодки… Англосаксы реально приняли угрозу со стороны нашего «оружия возмездия» в расчет своей бухгалтерии войны и… политики, — торжествующе, как показалось Шелленбергу, завершил Борман столь необычную для рейхслейтера длинную тираду.

— Придет час, Шелленберг, и мы прижмем англосаксов к стенке, приставим к виску «оружие возмездия». Фюрер заставит их повернуть фронт борьбы против русских; против мирового коммунизма. И этого мы добьемся с помощью нашего «оружия возмездия». Такова непреклонная воля фюрера! — Борман распалялся все больше, возбуждая себя, точно наркотиками, цитатами из застольных речей-монологов Гитлера, которые ночи напролет фюрер произносил в «Волчьем логове» в избранном кругу верховных правителей рейха.

Мысленно Шелленберг синтезировал все, что Борман развил перед ним как начальником разведки имперской службы безопасности.

Характер избранной им еще в студенческие годы профессии (Шелленберг начал свою карьеру с осведомителя-шпика) приучил Шелленберга без всяких сантиментов оценивать побуждения людей, в особенности облеченных огромной властью. Начальник разведки СД видел, как неумолимо приближалась развязка для Гитлера, Бормана, Гиммлера, как, впрочем, и для него самого. В уже зиявшую за линией фронтовых окопов пропасть сползал все быстрее фашистский рейх, увлекая за собой всю гитлеровскую камарилью, судорожно цеплявшуюся за власть. Единственный шанс на спасение Шелленберг видел в том, чтобы попытаться успеть перебросить мост через эту страшную пропасть тотального банкротства гитлеровского режима и нацистских бонз, связавших свою судьбу с кровавой фашистской диктатурой, а друг друга — круговой порукой преступного заговора против мира и человечества… Шелленберг знал, что его имя наряду с именами других фюреров нацистской партии и СС занесено в союзнические списки главных нацистских преступников, подлежавших аресту и преданию суду. Вот почему все высказанное ему Борманом Шелленберг оценивал в первую очередь с точки зрения возможности наведения «моста» для своей личной переправы на спасительный «западный берег».

«…Борман этого не сказал, но, по сути дела, он предложил мне связать свою судьбу с ним. Что ж, Гиммлер — грозная фигура, но ее безжалостно сбросят с шахматной доски, как только партия будет окончательно проиграна… Борман не таков. Он сумеет вывернуться, глубоко нырнуть, чтобы выплыть уже после кораблекрушения», — расчетливо и теперь уже хладнокровно прикидывал начальник разведки СД.

По некоторым косвенным данным еще задолго до прилета в «Волчье логово» Шелленберг пришел к выводу: Борман через зарубежные организации нацистской партии начал заблаговременно подготовку к переброске «в послевоенное будущее» всего того, что намеревались гитлеровцы спасти из обломков третьей империи — кадры, деньги, связи, — с тем чтобы создать тайные плацдармы (в Европе, Латинской Америке, на юге Африканского континента) для послевоенного возрождения нацистского движения, для нового реванша.

Шелленберг был в курсе и начатого нацистскими главарями тайного зондажа в тех сферах англосаксонских держав, где были склонны предотвратить полный разгром и безоговорочную капитуляцию гитлеровской Германии, с тем чтобы превратить вчерашнего врага в союзника против Советской России, оказавшейся способной в единоборстве сокрушить гитлеровскую военную машину и освободить Европу от фашистской тирании.

«…Кто знает, не станет ли германское секретное оружие и впрямь последним оставшимся в арсенале нацистской камарильи козырем в закулисном торге с западными державами, — взвешивал мысленно Шелленберг и свои шансы, — спасительным для нацистской верхушки «мостом» через пропасть тотального поражения? На рейхслейтера не похоже, чтобы он ставил на дохлую лошадку».

— Всю техническую документацию, касающуюся секретного оружия во всех главных стадиях его производства, необходимо сфотографировать на микропленку. Вы, Шелленберг, организуйте все это и доставьте микропленку сюда, в «Вольфшанце». О принятых мерах доложите мне лично и больше никому.

— Так точно, господин рейхслейтер, — поспешно ответил Шелленберг, мгновенно оценив все практическое значение «запасного хода» Бормана в той крупной комбинации, которую задумал шеф имперской партайканцляй.

«Даже если все планы рухнут, секретное фотодосье может стать для нас обоих пропуском в послевоенную жизнь, — озарила Шелленберга догадка. — Кто знает, может, именно «А-4» и спасет нас от суда и виселицы?»

— Мне нет необходимости специально предупреждать вас, Шелленберг, о том, что наш разговор должен остаться между нами, — с нескрываемой угрозой сказал Борман, — и он не предмет для задушевной беседы даже в будуаре вашей очаровательной супруги…

Шелленберг внезапно почувствовал, как холодный пот проступил на висках, точно перед ним разбилось стекло в террариуме, ограждавшее от готовых к смертельному укусу кобр.