Берендеев Кирилл

Шаги командора

Рассказ из Эпохи средней жизни

Рэю Брэдбери,

Брайану Олдиссу

Мир дышал тишиной и покоем. Казалось, ничто не может потревожить его сонного великолепия, изумрудных просторов земель и голубой бескрайности неба, раскинувшегося вокруг, насколько хватало глаз. Лишние сто килограммов чистого веса - капля в великом море чудес, недоступных глазу человеческому.

День был нежаркий, градусов двадцать, но влажный и душный. До полудня еще не один час, но солнце, желтым глазом проглядывающее сквозь маревую дымку перистых облачков, поднялось уже высоко и начинало припекать. От земли поднимался пар: должно быть, ночью прошел ливень, почва едва смогла впитать его; насытилась и набухла. Идти по ней было, все же было легко и приятно, ноги пружинили и, казалось, сами отталкиваясь от земли, несли тело вперед.

Первые шаги в этом мире он сделал к опушке леса, темневшего всего в сотне метров от места его появления. Едва заметный ветерок, не ветерок даже, а легкое колыхание застоявшегося воздуха, все еще насыщенного дождем, коснулось его лица, оставив ощущение чего-то волглого. Он глубоко вдохнул пряные запахи, донесшиеся из глубины бора, с непривычки закружилась голова.

С непривычки. Он усмехнулся, но все же остановился и переждал легкое кружение. Его окружали запахи прелой листвы, смолы, текущей по шершавому стволу ели, клейких листьев, только развертывающихся под темным пологом леса, и еще какие-то, распознать которые он не мог. Цветов не было в этом лесу, не было во всем этом мире, так тяжело, до одури, пахли сами деревья и плоды их - странные, удивительные фрукты, свисавшие с веток где-то там, в тиши и темени. Капли дождя, все еще остававшиеся на листве и только теперь начинавшие испаряться, заставляли лес источать свои запахи многократно сильнее, приливными волнами разгоняя пряные ароматы по округе.

И травы не было в этом мире. Лишь деревья, кустарники да мхи составляли зелень просторов, окрасившую поверхность островов и континентов планеты в изумрудный, салатовый, бирюзовый, малахитовый цвета. Светлыми пятнами в подлеске пушились заросли папоротника, на опушке превращаясь в слабые, выгоревшие на солнце кустики блеклой листвы. Матовыми изумрудами поблескивали гинкговые деревца, чьи веерообразные дольчатые листья стремились укрыться среди корявых обломанных веток. И лишь на опушке они распрямлялись, лениво шевеля своими резными опахалами. А в самом лесу....

Заглядевшись, он споткнулся и едва не упал. Странное растение, похожее на ананас: толстый панцирный ствол по колено высотой, завершался пучком длинных, очень жестких, листьев, напоминающих пальмовые, железисто шуршащих от малейшего прикосновения. Он невольно вздрогнул, услышав это шуршание. Цикадеида, из семейства беннеттитовых, господствующих среди представителей флоры этого мира. Каждое из деревьев-карликов имело на удивление неповрежденную крону - видно, не по вкусу были жесткие кожистые листья местным обитателям.

Под ногой чавкнуло - он наступил в пышную желто-зеленую подушку мха, сохранившего в себе остатки ливня. Почвы в округе были кислыми, сказывалось преобладание хвойных, мхи и плауны, застилая землю, обильно росли в округе, льнули к корням чахлых елочек рода вальхия с ветвями, густо утыканными чешуйчатыми иголками, неизменно располагаясь с северной стороны деревьев. В самом лесу вальхии были едва заметны, лишь кое-где прорывая островерхими кронами веера гинкго и, похожие на папоротниковые, развесистые двухметровые листья саговиков, уходящих в ввысь метров на сорок, выше всех прочих деревьев.

Он как раз добрался до самой опушки, - стена леса уходила почти вертикально к небу, стволы сохраняли ветви на высоте метров в десять, и только невысокие беннеттиты другого рода -вильямсония, оставались в неприкосновенности. Полуметровые "цветки" их, венчающие ствол, и похожие на лохматые короны, лениво колыхались на слабом ветерке. Он не утерпел, подошел к тонкоствольному деревцу и, как следует, тряхнул его. Облачко спор окутало его. Он отступил, с опозданием заметив, как каблук угодил в то, что станет именоваться копролитом. Вытирая ботинок, невольно улыбнулся. Значит, где-то здесь должны быть и те, кто оставил после себя....

Но сперва он услышал их. Неподалеку раздался треск ломаемых веток, недовольно фырканье и хриплый гортанный рев, резко оборвавшийся. Он ускорил шаг, хотя мог и не спешить, ведь он все равно успеет увидеть их.

Стадо диплодоков, пасущихся на опушке леса, в стороне от места его прибытия, скрытое за густой порослью папоротников. Один из них, озираясь, поднял голову, и тогда он впервые увидел этих гигантских ящеров.

Сторож не обратил на него внимания. Может, просто не заметил, ища противников ростом повыше. А первыми его появление заметили вездесущие комары: один из кровопийц уже уселся на запястье и торопливо пил кровь. Увлеченно, словно делал это всегда - пил кровь у человека.

Автоматически он прихлопнул комара ладонью. И лишь затем осторожно взял двумя пальцами и рассмотрел свою первую жертву. Первую, ведь он прибыл в этот мир именно за этим. И в его системе мер должен был занять место хищника... по праву сильного. Самого сильного из самых сильных. Человека.

Только мир еще не знает об этом.

Стадо диплодоков насчитывало десять особей, бессмысленно пережевывающих обильную пищу, коей ни конца, ни края. Как и голоду огромных тридцатитонных тварей цвета хаки с металлическим отливом кожи. Они жевали, не отрываясь и на мгновение от основного занятия всей своей жизни, лишь изредка дозорный поднимал голову и лениво посматривал по сторонам, а затем снова погружал морду в заросли молоденьких гинкго. Над спинами гигантов, словно мошкара, мельтешили мелкие, с ладонь величиной, птеродактили; взлетали и садились, порхали над необъятной шкурой хозяина, выискивая в складках ее себе пропитание.

Он захотел поближе рассмотреть их и подошел поближе; теперь метров двадцать разделяло его и ближайшего гиганта. По дороге он снова оступился, в рюкзаке что-то звякнуло, и звук этот напомнил обитателям о пришельце, ими уже позабытом. Из-под ног буквально во все стороны прыснули компсогнаты, полуметровые тушканчики-переростки, тревожно пища и все время оглядываясь. Стая птеродактилей веером взмыла вверх. Зашевелились и диплодоки, как по команде повернув головы в сторону возникшей сумятицы. Но тут же, оценив ее размеры, вернулись к прерванному занятию. Челюсти заработали, поглощая зеленые ветви.