В составе нашей команды – некоторые замены. Вячеславу Государеву пришлось вылететь из Тигси в Москву. Причин было несколько, но одна из главных – спасать фотоархив и всю остальную информацию, накопившуюся в компьютере, который, наглотавшись гари и песка, «забыл» все пароли и ни в какую не хотел продолжать работать.

В Нижнеянске к нам присоединился новосибирец Виталий Заруба, бессменный радист многих наших экспедиций. Вообще же Нижнеянск сегодня – это готовые декорации для фильма ужасов. Самые смелые фантазии режиссера, попытавшегося нарисовать брошенный город, вряд ли смогут соперничать с тем, что происходит с этим городом наяву. Мы подошли к нему глубокой ночью, при белесом сумеречном освещении. Первое, что мы увидели, – это какой-то старый высокий и совершенно бесконечный забор из колючей проволоки. Серые блоки двухэтажных домов с черными глазницами выбитых окон тянулись в глубь города, образуя мрачные улицы. Повалившиеся фонарные столбы, оборванные электропровода, горы занесенного снегом хлама, брошенная техника.

Мы остановились в поисках прохода сквозь забор, опоясывающий город с запада, переговариваясь друг с другом по внутренней радиосвязи. Неожиданно в разговор вмешивается возбужденный и хорошо мне знакомый голос Юры Зарубы, который дежурит на нашей частоте, зная, что мы на подходе к городу. С его штурманским сопровождением по радио мы медленно двинулись по ночному Нижнеянску. Вот улица Первомайская, вот центральная площадь с огромной надписью на одном из зданий – Бассейн «Умка», вот котельная, напоминающая своим видом 4-й блок Чернобыльской АЭС после катастрофы… Еще минут 15 путаного хода по городу, и мы встречаемся с Юрием, который ждал нас в общежитии, – это одно из немногих городских зданий, где есть вода, правда, в виде ржавого кипятка, текущего из всех кранов. Большая же его часть – вообще без тепла и воды. Но люди, вынужденные здесь выживать в полном смысле этого слова, удивительно отзывчивы. Несмотря на горы собственных проблем, они находят возможность помочь нам и с жильем, и с небольшим ремонтом машин, и с заправкой.

Узнали мы там и о совершенно диких, на наш взгляд, вещах. Где-то «наверху» было дано указание разбирать дома и все, что может пригодиться, для того, чтобы делать где-то неподалеку новый поселок для коренного населения. Среди бела дня подъезжали грузовики и куда-то вывозили то, что еще могло быть использовано для строительства. Нередко, в азарте, принимались за те дома, в которых еще жили русские, так что часто на дверях подъездов можно было увидеть надписи: «Не ломайте! Мы еще здесь живем!»

После сильнейшей пурги, которую мы пересидели в Нижнеянске, резко потеплело. Потекло с крыш, снег напитался водой, ледовая корка раскисла. На выходе из города проехали мимо традиционной для советских времен «Доски почета». Вырезанный из металла проржавевший профиль Ленина, красные от ржавчины знамена, оторвавшиеся от стенда и издающие на ветру зловещий скрежет. Сверху остатки надписи, призывающей претворять в жизнь решения какого-то съезда КПСС. По сторонам старались не смотреть, чтобы не видеть этой тягостной картины…

Бухта Амбарчик. Весна бурно вступала в свои права. Тундра стремительно освобождалась от снега, оживала. По берегам появились горы. При низком вечернем или утреннем освещении картины возникали просто фантастические. Но воды с каждым днем становилось все больше и больше. И это немного беспокоило, ведь впереди был еще довольно долгий путь.

Особенно трудно пришлось в устье Колымы. Вечером с трудом пробились к месту ночевки на острове Каменка. По набухшему снегу машины шли тяжело. Участки открытой воды казались более опасными, хотя это пока еще только верховая вода. Под ней все еще надежный лед. Со временем поняли, что идти по воде даже проще, но этот опыт пришел не сразу. Вначале пришлось досыта намучиться в снежном «болоте».

К востоку от устья Колымы знаменитая бухта Амбарчик, вся покрытая водой. Выбирать дорогу практически бессмысленно. Шли напрямик, курсом на какие-то строения в глубине залива. Как на зло отказали дворники. Ветровое стекло заливало водой. Горячий водяной пар от двигателя засасывался отопителем и заволакивал конденсатом стекла изнутри. Сидящий рядом фотооператор Афанасий Маковнев вынужден был сменить фото– и видеокамеры на большое махровое полотенце и непрерывно работать «дворником», протирая стекло хотя бы изнутри.

Минут через 40 подошли к берегу и стали искать место, где можно было бы подняться наверх. Вдоль берега торчали деревянные сваи – остатки причала, покосившиеся и рухнувшие бараки, фрагменты заборов из колючей проволоки, которые в три кольца опоясывали весь этот «город».

С трудом нашли проход, вышли на дорогу, ведущую к трем зданиям, чудом сохранившимся в этом мертвом царстве. Проходим мимо скромного памятника, установленного в 1993 году в память о жертвах сталинских репрессий, погибших в лагерях Северной Колымы. «Город» Амбарчик вплоть до середины 50-х годов был самой крупной перевалочной базой, через которую на протяжении 20 лет проходили десятки тысяч политзаключенных ежегодно. Одни оставались здесь навсегда, других гнали дальше на восток. Сколько можно было продержаться в этих нечеловеческих условиях? Были ли те, кому удалось выбраться из этого ада живыми?

В сохранившихся домах сейчас расположена полярная станция. Четверо человек полностью оторваны от внешнего мира. Радиостанция вышла из строя, никакой другой связи нет. Из продуктов – одни консервы, грудой сваленные в углу большой кухни. Вода – из снега или льда. На ладан дышит какой-то древний дизель, питающий пока еще полярку электроэнергией. Единственный трактор не глушится никогда, так как запустить его после остановки механик уже не надеется.

Наутро попрощались со всем населением «города» Амбарчик, взяли с собой какую-то коробку с метеодонесениями, чтобы передать ее в Певеке в Управление Гидрометслужбы, да еще какое-то письмо, из которого явно следовало, что продержаться полярники без внешней поддержки смогут совсем недолго.

Пройдены последние сотни метров нашего 6 000-километрового маршрута. Около четырех часов пытались выйти на берег с изъеденного солнцем и черного от песка, копоти и угля льда Певекского залива.

К Певеку подошли рано утром. Ощущение было такое, что это – наш последний шанс выбраться на берег. При средней температуре воздуха около +10°, которая устойчиво держится последние дни, иногда поднимаясь до +15°, лед исчезает просто на глазах. Едва не влетев в открытую воду в районе котельной, чудом не потеряв провалившийся под лед прицеп около морпорта, по остаткам зимника поднялись по каменистому замусоренному берегу на дорогу, ведущую из порта в город.

Последний ходовой день нашего непростого путешествия. Он оказался, пожалуй, одним из наиболее насыщенных событиями и впечатлениями.

Задержка на полярной станции острова Айон едва не обернулась для нас серьезными проблемами. Все реки и ручьи, вздувшиеся от талых вод, превратились в бурные потоки, безжалостно кромсающие обрывистые берега глубокими оврагами. Двигаться вдоль береговой кромки было практически невозможно. Под метровой толщей талой воды на каждом шагу нас подстерегали глубокие промоины с крутыми берегами, опасные топляки, вынесенные сюда во время ледохода, а то и просто следы пребывания человека в виде старых топливных бочек, брошенной техники и остатков каких-то металлических конструкций.

Первое время мы все же пытались идти по берегу, но вскоре поняли, что нужно попытаться уйти от берега – лед еще достаточно мощный и выдержит наши машины без особых проблем, правда, в этом случае нам придется испытать свою технику на плавучесть не только в переносном, но и в прямом смысле. Связываем машины попарно и так, страхуя и помогая друг другу, уходим на несколько километров от берега. И вскоре уже свыклись с положением «водоплавающих», постепенно получая первый опыт движения по большим открытым пространствам.