Талмуд написан на диалекте арамейского языка, на котором говорили многие поколения евреев Эрец Исраэль и Вавилонии. В Эрец Исраэль был распространен западный, сирийский диалект арамейского, а в Вавилонии местный, восточный. В арамейский текст включены многочисленные высказывания мудрецов Мишны на иврите.
Содержание и задачи
На первый взгляд Талмуд кажется развернутым комментарием к Мишне. Мудрецы Талмуда называются амораями, что в дословном переводе означает "толмач". Значительная часть Талмуда действительно посвящена текстологическому анализу и содержательному истолкованию Мишны. Однако по духу Талмуд является скорее ее продолжением, поскольку подводит теоретическую базу под безапелляционные формулы мишнаитского законодательства. Более того, в отличие от Мишны - кодекса законов, предписывающих нормы поведения частным лицам и еврейскому обществу в целом, Талмуд разрабатывает теорию права как таковую, сопоставляя и анализируя концепции различных школ. А практические выводы часто, хотя и не всегда, служат лишь "побочным продуктом" теоретических рассуждений.
Талмудический анализ исходит из текста соответствующего параграфа Мишны, следуя ряду установленных процедур:
1. определение библейского источника мишнаитского законодательства 2. установление принадлежности к школе того или иного мудреца (как
правило, в тексте Мишны не указано, кто был автором закона или его
формулировки) 3. сопоставление с другими источниками того периода - как включенными в
Мишну, так и не включенными - и выявление противоречий между ними
Талмудическое истолкование Мишны опирается на текстологическую и источниковедческую критику источников, сравнение версий и этимологий слов, согласование различных подходов и поиск общего знаменателя. Лишь в редких случаях используются отвлеченные термины и понятия. Метод Талмуда заключается в нахождении и рассмотрении таких модельных ситуаций, в которых наиболее отчетливо вырисовывается поставленная проблема. На удачных примерах хорошо проясняется общая идея или принцип. Модельные ситуации не обязательно отражают практические жизненные проблемы, и потому они не всегда реалистичны, а порой балансируют на грани возможного. Ведь Талмуд, как уже отмечалось, не стремится исключительно к установлению практической галахи. Это не кодекс законов, а скорее метод мышления, благодаря которому
Теоретический характер Талмуда заметно сказывается на методах рассуждений и аргументации. Несмотря на то, что аксиоматическая основа талмудических разбирательств нигде не сформулирована отдельно, она, несомненно, существует и подобна системе аксиом в математике. Слова мудрецов Мишны обсуждаются с тех же позиций, что и объективные законы геометрии. Подобие усиливается точностью и краткостью мишнаитских формулировок, напоминающих теоремы, которые следует доказать или опровергнуть. Иногда недостаточное доказательство все же позволяет сделать вывод в области практического законодательства, однако в процессе теоретического обсуждения такое доказательство тем не менее отвергается. Вопреки тому, что на практике приходилось выбирать между различными галахическими концепциями, в теоретическом рассмотрении, образующем особый пласт Талмуда, галаха предстает в виде уравнения со многими элементами. Смысл этого уравнения многозначен и допускает различные толкования истины, каждое из которых требует отдельного разъяснения. Отсюда известная талмудическая формула: "То и другое слова Б-га живого, а галаха - по мнению такого-то". Неприемлемость того или иного положения с точки зрения галахического законодательства еще не свидетельствует о его неистинности. Она не уменьшает принципиальной важности этого положения. Ведь галахическое законотворчество рассматривается в Талмуде как процесс нахождения одного из возможных истинных решений, а не как констатация неистинности или меньшей истинности тех подходов к решению, которые не легли в основу галахического постановления.
Литературная композиция
Большая часть Талмуда представляет собой краткое изложение дискуссий, проходивших в стенах талмудических академий. В дискуссиях принимали участие разные люди. Однако вопреки географической удаленности академий и хронологической дистанции между мудрецами, жившими в разные эпохи, обсуждавшиеся ими вопросы были весьма сходны. Правда, у каждой академии была своя манера интерпретации галахических проблем. Она зависела от мировоззрения и человеческих качеств мудрецов, участвовавших в дискуссиях. При всем том повсюду распространялись (иногда особыми посланцами) одни и те же правила и принципы, передававшиеся из поколения в поколение. Несмотря на напластование эпох, на местные и доктринальные различия, традиция сохраняла экстракт важнейших галахических обсуждений, проводившихся в разных академиях на протяжении многих поколений. Состав их везде был примерно одинаковым. Поэтому неправомерно утверждать, что Талмуд впитал главным образом тардицию академии, которую возглавлял рав Аши. Талмуд внеисторичен, с его страниц звучат голоса мудрецов разных эпох.
Хотя общая композиция Талмуда следует Мишне, его содержание далеко отклоняется от трактуемых в ней вопросов. Это неудивительно, ибо дискуссии подчиняются свободной ассоциативной связи. Иногда эта связь действительно обусловлена внутренней логикой рассуждений, иногда - стилистическим или языковым сходством, а иной раз и просто спровоцирована упоминанием имен тех или иных мудрецов. Проблемы, затронутые вскользь, становятся центральными и увлекают обсуждение все дальше от первоначальной темы. Правда, несмотря на свободный внутренний строй, Талмуд весьма педантичен в том, что касается ясности и точности высказываний. Существуют тщательно выверенные языковые шаблоны, сам порядок обсуждения неслучаен и наделен особым смыслом - как и использование строго определенных понятий и слов.
Агада
Часть Талмуда (более значительная в Вавилонском, чем в Иерусалимском Талмуде), посвящена не юридическим и галахическим вопросам, а агаде. За этим названием не стоит жанрового или композиционного единства. Агада объединяет истолкования Письменной Торы, теологические и моралистические рассуждения, притчи и сказки, описания исторических событий и просто мудрые советы на все случаи жизни. Хотя всегда существовали определенные различия между галахой и агадой, и были мудрецы, чей вклад в одну сферу намного превышал вклад в другую, в конечном счете между обеими невозможно провести ясную границу, ибо они на каждом шагу вторгаются на территорию друг друга. Иногда агада оказывает влияние на галахическое законодательство, а галахические дискуссии, в свою очередь, подчас затрагивают теологические проблемы. Как правило, суждения агады не так тщательно выверены, и дискуссия ведется в более метафоричной, поэтической форме. Многое из того, о чем говорит агада, имеет символическое значение, где однозначное понимание невозоможно. Спустя много лет все еще остается простор для истолкования агады со всевозможных точек зрения. Еще больше, чем в законодательной сфере, в агаде возможно сосуществование различных интерпретаций, и традиция никогда не ощущала потребности свести их многообразие к искусственному единству.