- Как только появился род человеческий, так появилось зло. Как появилось зло, так появилось желание бороться с ним, со злом то есть. Появилось добро. Значит, добро появилось только тогда, когда появилось зло. Другими словами, есть зло - есть добро, нет зла - нет добра, Понимаешь меня?

- Ну, ну.

- Не понужай, ибо не запрег еще.- Поп, видно, обожал порассуждать вот так вот - странно, далеко и безответственно.- Что такое Христос? Это воплощенное добро, призванное уничтожить зло на земле. Две тыщи лет он присутствует среди людей как идея - борется со злом.

Илюха заснул за столом.

- Две тыщи лет именем Христа уничтожается на земле зло, но конца этой войне не предвидится. Не кури, пожалуйста. Или отойди вон к отдушине и смоли.

Максим погасил о подошву цигарку и с интересом продолжал слушать.

- Чего с легкими-то? - поинтересовался для вежливости.

- Болят,- кратко и неохотно пояснил поп.

- Барсучатина-то помогает?

- Помогает. Идем дальше, сын мой занюханный...

- Ты что? - удивился Максим.

- Я просил не перебивать меня.

- Я насчет легких спросил...

- Ты спросил: отчего болит душа? Я доходчиво рисую тебе картину мироздания, чтобы душа твоя обрела покой. Внимательно слушай и постигай. Итак, идея Христа возникла из желания победить зло. Иначе зачем? Представь себе: победило добро. Победил Христос... Но тогда зачем он нужен? Надобность в нем отпадает. Значит, это не есть нечто вечное, непреходящее, а есть временное средство, как диктатура пролетариата. Я же хочу верить в вечность, в вечную огромную силу и в вечный порядок, который будет.

- В коммунизм, что ли?

- Что коммунизм?

- В коммунизм веришь?

- Мне не положено. Опять перебиваешь!

- Все. Больше не буду. Только ты это... понятней маленько говори. И не торопись.

- Я говорю ясно: хочу верить в вечное добро, в вечную справедливость, в вечную Выс-шую силу, которая все это затеяла на земле, Я хочу познать эту силу и хочу надеяться, что сила эта победит. Иначе - для чего все? А? Где такая сила? - Поп вопросительно посмотрел на Максима.- Есть она?

Максим пожал плечами:

- Не знаю.

- Я тоже не знаю.

- Вот те раз!..

- Вот те два. Я такой силы не знаю. Возможно, что мне, человеку, не дано и знать ее, и познать, и до конца осмыслить. В таком случае я отказываюсь понимать свое пребывание здесь, на земле. Вот это как раз я и чувствую, и ты со своей больной душой пришел точно по адресу: у меня тоже болит душа. Только ты пришел за готовеньким ответом, а я сам пытаюсь дочерпаться до дна, но это - океан. И стаканами нам его не вычерпать. И когда мы глотаем вот эту гадость...- Поп выпил спирт, промакнул скатертью губы.- Когда мы пьем это, мы черпаем из океана в надежде достичь дна. Но - стаканами, стаканами, сын мой! Круг замкнулся - мы обречены.

- Ты прости меня... Можно я одно замечание сделаю?

- Валяй.

- Ты какой-то... интересный поп. Разве такие попы бывают?

- Я - человек, и ничто человеческое мне не чуждо. Так сказал один знаменитый безбожник, сказал очень верно. Несколько самонадеянно, правда, ибо при жизни никто его за бога и не почитал.

- Значит, если я тебя правильно понял, бога нет?

- Я сказал - нет. Теперь я скажу - да, есть. Налей-ка мне, сын мой, спирту, разбавь стакан на двадцать пять процентов водой и дай мне. И себе тоже налей. Налей, сын мой простодушный, и да увидим дно! - Поп выпил.- Теперь я скажу, что бог - есть. Имя ему - Жизнь. В этого бога я верую. Это - суровый, могучий Бог, Он предлагает добро и зло вместе - это, собственно, и есть рай. Чего мы решили, что добро должно победить зло? Зачем? Мне же интересно, например, понять, что ты пришел ко мне не истину выяснять, а спирт пить. И сидишь тут, напрягаешь глаза - делаешь вид, что тебе интересно слушать...

Максим пошевелился на стуле.

- Не менее интересно понять мне, что все-таки не спирт тебе нужен, а истина. И уж совсем интересно, наконец, установить: что же верно? Душа тебя привела сюда или спирт? Видишь, я работаю башкой, вместо того чтобы просто пожалеть тебя, сиротиночку мелкую. Поэтому, в соответствии с этим моим богом, я говорю: душа болит? Хорошо. Хорошо! Ты хоть зашевелился, ядрена мать! А то бы тебя с печки не стащить с равновесием-то душевным. Живи, сын мой, плачь и приплясывай. Не бойся, что будешь языком сковородки лизать на том свете, потому что ты уже здесь, на этом свете, получишь сполна и рай и ад.- Поп говорил громко, лицо его пылало, он вспотел.- Ты пришел узнать: во что верить? Ты правильно догадался: у верующих душа не болит. Но во что верить? Верь в Жизнь. Чем все это кончится, не знаю. Куда все устремилось, тоже не знаю. Но мне крайне интересно бежать со всеми вместе, а если удастся, то и обогнать других... Зло? Ну - зло. Если мне кто-нибудь в этом великолепном соревновании сделает бяку в виде подножки, я поднимусь и дам в рыло. Никаких - "подставь правую". Дам в рыло, и баста.

- А если у него кулак здоровей?

- Значит, такая моя доля - за ним бежать.

- А куда бежать-то?

- На кудыкину гору. Какая тебе разница - куда? Все в одну сторону - добрые и злые.

- Что-то я не чувствую, чтобы я устремлялся куда-нибудь,- сказал Максим.

- Значит, слаб в коленках. Паралитик. Значит, доля такая - скулить на месте.

Максим стиснул зубы... Вьелся горячим злым взглядом в попа.

- За что же мне доля такая несчастная?

- Слаб. Слаб, как... вареный петух. Не вращай глазами.

- Попяра!.. А если я счас, например, тебе дам разок по лбу, то как?

Поп громко, густо - при больных-то легких! - расхохотался.

- Видишь! - показал он свою ручищу. - Надежная: произойдет естественный отбор.

- А я ружье принесу.

- А тебя расстреляют. Ты это знаешь, поэтому ружье не принесешь, ибо ты слаб.

- Ну - ножом пырну. Я могу.

- Получишь пять лет. У меня поболит с месяц и заживет. Ты будешь пять лет тянуть.

- Хорошо, тогда почему же у тебя у самого душа болит?

- Я болен, друг мой. Я пробежал только половину дистанции и захромал. Налей.

Максим налил.

- Ты самолетом летал? - спросил поп.

- Летал. Много раз.

- А я летел вот сюда первый раз. Грандиозно! Когда я садился в него, я думал: если этот летающий барак навернется, значит, так надо; Жалеть и трусить не буду. Прекрасно чувствовал себя всю дорогу! А когда он меня оторвал от земли и понес, я даже погладил по боку молодец. В самолет верую. Вообще в жизни много справедливого. Вот жалеют: Есенин мало прожил. Ровно - с песню. Будь она, эта песня, длинней, она не была бы такой щемящей. Длинных песен не бывает.