Нет ответа, а ведь проблема эта поважнее будет какой-нибудь ядерной физики. Каждый должен знать: это - мое, а это - воля Того Самого, и каждый раз думать, как выполнить эту волю без унижения, переливая эту силу в дело. Пожалуй, в ряду других эта проблема тоже заслуживает того, чтобы потратить на нее жизнь. Но ведь чем тупее человек, чем больше в нем первобытной ярости и пренебрежения к другим, чем скучнее и уже живет он поэтому, тем больше у него самомнения и уверенности в собственной непогрешимости. Только заикнись ему о чем-нибудь таком: сначала он состроит гримасу превосходства, потом назовет тебя психом, а в завершение постарается тебя же на всякий случай растоптать. И не видно выхода... И ведь таких, - большинство, и они вовсе не желают меняться, доказать им что-либо может только жизнь, только безусловный и в понятных для них формах выражающийся успех людей, во всем им противоположных. В этом случае высокомерие мгновенно сменяется тупым недоумением, а последнее, почти столь же быстро, переходит в завистливую, весьма изобретательную в резонах ненависть. Искать, искать единомышленников и ни в коем случае не учить, если этого не просят. Даже смешно - кто я такой, чтобы даже думать о подобном? Но, с другой стороны, я ни у кого не встречал подобных идей, а для меня они ясны совершенно, ни тени сомнения. И смешны были затеи всех на свете просветителей и морализаторов, и не доказано наличие какого-либо толка от всех этих затей...

А как бы я, к примеру, стал добираться до этого самого Тибета? Как угодно, но надо обретать крылья и подарить эту же возможность всем желающим, потому что обладающий силой сам по себе обретает достоинство. Но пока эта проблема не по мне даже технически.

Сегодня подходит ко мне Валет и говорит:

-Умный ты парень, Череп, а все-таки дурак...

У меня и вообще с ним хорошие отношения, пожалуй лучше, чем с кем бы то ни было.

-Что так? - Говорю.

-Да вокруг тебя Мушка вьется кругами уже месяца полтора, и ты один этого не видишь...

-Ну и что? - Говорю.

-Ну точно - дурак! Она что, тебе не нравится?

-Активной неприязни, - говорю, - нет. Отношусь так же, как ко всем.

-Да ты-то как ко всем, зато она нет...

-Ну, ничем не могу помочь. Понимаешь, Валет, наверное, это вообще не для меня.

Он даже вздохнул, наверное - от принципиальной непонятности и непредставимости такой ситуации.

-Ты что, вообще никогда не хочешь... ну, женщину?

-Если говорить о вообще, то иногда еще как. Хоть на стенку лезь. Но каким-либо неунизительным способом помочь себе я не могу. Остается извечный жребий для божественного в человеке: нести свой крест.

-А, ну тебя к свиньям! Тебе о бабах, а ты о хреноте какой-то...

-Тоже спасение. И тебе советую, чтобы все время не думать о ней, не тратить силы и белки.

-О ком о ней? О Мушке?

-В том числе. Но главное - о том, что у нее общего с другими женщинами.

И говорил-то, свинья, с ним эдак вот так вот, свысока, с иронической улыбочкой; тем более, что врал, потому что сердечко забилось-таки, когда он сказал о Мушкином интересе. Наверное, - не потому что она именно Мушка, а потому что она вообще девчонка. А вообще-то наши девочки интересуются ребятами из классов постарше. Весьма неталантливо мажутся, собираются в стайки и сплетничают, обдавая нашего брата пренебрежительными взглядами.

Короче, - болтал-болтал, а сам начал потихоньку ее разглядывать. У нее интересные глаза: цвета темного меда, чуть раскосые, и какие-то даже диковатые.

Волосы тоже, в общем, темные, только на свету отливают какой-то внутренней рыжиной. Фигура (тьфу!!!!) - кто ее разберет с этой формой, как бы она ни сидела, - глупый, кстати и вовсе непонятный обычай. Теперь вспоминаю, что и впрямь подходила, задавала какие-то натужно-умные вопросы, пробовала заговорить о музыке, просила сыграть и всякое такое.

После школы заходил в подвал: КПД у процесса чудненькое, лучше не бывает, - кристаллизатор чуть теплый, приблизительно как живой кролик на ощупь. Завтра перед школой отключу.

Кстати:

Что же

осталось

у нас

Кроме

оскомины

с яблок зеленых

Съеденных

то ли

отцами

То ли

мохнатыми

предками

С низеньким

лбом?

VI

Сегодня со мной произошел конфуз: находясь под впечатлением уже прочитанного "Генриха IV", спросил Ритусю, нет ли у нее еще чего-нибудь Манна? Она говорит - есть. Я, понятное дело, прошу. Ну, она и приволокла мне сегодня какого-то "Доктора Фаустуса". Откуда же мне было знать, что Маннов - двое? Ну, не взять - неудобно, улыбнулся вежливо и взял, а вот читать эту штуку мне что-то вовсе не улыбается. Но попробуем. Утром отключил кристаллизатор, включил лампочку через толстенный желтый светофильтр, вынул кристалл - аккуратный такой кубик, прямо игрушка, и тщательно покрыл его черным лаком - на всякий случай. А потом сунул в металлическую коробочку для экранировки. Потому как очень смешно могло бы получиться, включи кто-нибудь передатчик в критическом диапазоне: если все правильно, от меня остались бы в таком разе только подметки, да и то только в лучшем случае.

Сегодня опять поддался непонятному (а все, что Оттуда принципиально непонятно) любопытству и разглядывал Мушку вблизи, когда она думала, что никто на нее не смотрит. В общем - смотрел сзади и чуть сбоку. Интересно получается, до чего же иногда мелочь какая-то, что-нибудь давно знакомое производит вдруг сильное впечатление. Я вдруг увидел, какая тонкая и высокая у нее шея с кожей нежнейшей, непередаваемой словами белизны. И завиток волос, легкой тенью. С трудом сдержался, чтобы, как последний дурак, не потрогать все это рукой. Казалось почему-то, что глаза передают не все, и словно сам собой вырвался вздох, потому что я, оказывается, все это время просто-напросто не дышал. Говорят, люди в подобных случаях чувствуют что-то такое в груди. У меня, понятное дело, не так: вздох ушел, оставив непередаваемое ощущение где-то внизу живота. До чего неромантично, но это факт.

Сердце колотилось, как бешеное, и я тихо-онечко так отошел, - от греха подальше. Он знает, какую подбросить приманку нашему брату, но я все равно не буду клевать. Мне нужно не это, во всяком случае - не сейчас и не так. То ли дело Ритуся; с ней я чувствую себя просто и хорошо, лучше даже, чем с Валетом. Правда, если совсем уж начистоту, то с внешностью ей не накатило: низенькая, толстенькая, коротконогая, почти без шеи, лицо широкое, равнодушное, какое-то рыхлое. При этом ничем не больна, просто так уж она устроена. И еще она умнее всех в классе, и намного, только знаю про это один я, потому что с остальными таких разговоров она не ведет. Интересно, какой в этом смысл? То ли природа, отказав в одном, дала взамен другое, то ли у некрасивой девчонки просто в силу тренировки развиваются те части мозгов, которые у завлекательной атрофируются за ненадобностью. Если женщина очень красива, то ей кажется, что она не пропадет и без особого ума. И действительно, ее даже затаскать как следует не успеют, потому что рано или поздно она непременно достанется в добычу какому-нибудь падишаху районного разлива. Зато, когда разговариваешь с Ритусей, ни на какие такие вздохи не тянет. А так как в голове у меня сейчас легкий сумбур, то уж и сам не пойму, хорошо это или плохо. О науке с Ритусей, понятное дело, разговора нет, тут она отдалбливает все в пределах программы или чуть пошире, но своего мнения или каких-то идей у нее нет. Зато о книжках, о музыке, о всяческих ансамблях... Как сцепимся языками, так и не замечаем, что уже стемнело. Еще интереснее говорить с ней о людях и вообще о жизни. Она молчит и ни в чем не участвует, поэтому все видит и делает выводы. Не знаю, почему, но взгляды ее на жизнь напоминают мне картину мира, видимого из полуподвального помещения. Господи, ведь пятнадцати лет еще не исполнилось девчонке, а слова у нее уже как всеразъедающая кислота! Хотя, кажется, во многом она права. И дело даже не в однобокости, видит, мол мир в одних только черных красках, а белых не замечает вовсе, - нет, дело, пожалуй, в абсолютной ее уверенности, что мир безнадежно жесток. Хотя это мои формулировки. Люди, - при всем своем, - для меня все равно интереснее всего на свете и важнее, и принимаю я их такими, каковы они есть, но Ритуся... По-моему узнай она, что завтра же этот мир сгорит вместе с ней, так не испугается и не пожалеет ни капельки. Или все это тоже от несчастной внешности? Грустно, если интересный характер действительно обусловлен подобным вздором. Убедиться в этом - все равно, что разломать игрушку, а внутри найти опилки и совершенно неинтересные серые тряпки. Или стекляшки - в калейдоскопе. Похвастался Валету своим кубиком.