И, возможно, мой рот на его частях…

Но Сайлас однозначно не думал о сексе. С каких это пор я стала озабоченной?

— Я всегда хотела быть писательницей, — ответила я.

— И что ты хотела писать?

— В том-то и проблема, — пожала я плечами. — Я не знаю. Я всегда считала, что у меня мало жизненного опыта для написания истории. Но иногда мне становится интересно, было ли писательство детской мечтой, которую я лелеяла слишком долго.

— Твои родители поддерживали тебя в стремлении стать писательницей?

— Они погибли, когда я была подростком. Меня воспитали бабушка с дедушкой, однако несколько лет назад умерли и они.

На лице Сайласа отразилось беспокойство, но я не хотела, чтобы меня жалели.

— Так вот почему ты стала невестой по почте и не боялась кого-нибудь оставить, — заявил он. — У тебя просто никого нет.

— Ай, — ответила я, чувствуя себя более чем уязвленной.

Сайлас нахмурился. Скрестив перед собой ноги, я забилась в угол, будто пыталась исчезнуть. Мне не нравилось, как Сайлас смотрел на меня. Словно понимал.

— Извини, — он пожал плечами, но в его голосе не было раскаяния. — Я лишь хотел сказать, что понимаю тебя. Мои родители погибли, когда я учился в колледже. Автокатастрофа.

Сглотнув, я отметила, что мы действительно узнавали друг друга. Пускай мы сидели в лодке посреди озера, но на деле с головой ныряли в нечто большее. Муж. Жена. Брак.

Жизнь.

— Значит, они знали о твоем желании писать? — спросил Сайлас, не обращаясь с моим сердцем так, словно оно стеклянное.

— Да, — я с улыбкой вспомнила, как мама покупала мне журналы, а папа читал истории, написанные мной в возрасте десяти лет. Скорее всего, все мои сказки были о принцессах и добрых феях, исполнявших желания. И не было ни одной о девочке, ставшей невестой по почте. — Они никогда во мне не сомневались. Бабушка с дедушкой тоже. Полагаю, рядом всегда были люди, которые меня поддерживали. В этом мне повезло.

— Мне тоже, — сказал Сайлас. — У меня нет какой-нибудь грязной предыстории. Простой ребенок, хорошие родители. Затем они погибли.

— У многих людей судьба куда хуже. Я не преуменьшаю потерю мамы и папы или бабушки с дедушкой, но пока они были живы, любили меня. Я всегда была желанной.

— А потом что? — спросил Сайлас.

— Потом я окончила колледж и не смогла найти работу. Я не имела за душой ни гроша, что было безответственно с моей стороны. Я всегда умудрялась сводить концы с концами, но не более того. А без семьи мне было не на кого опереться.

— И ты обратилась к агентству Моники.

— Да, — вздохнула я, глядя на ярко-синее небо и желая почувствовать себя такой же бескрайней. — Ты разочаровался во мне? Из-за причины, по которой я стала твоей женой?

Сайлас печально усмехнулся.

— Я чувствую себя дерьмово из-за того, что Моника заманила тебя сюда обманом. Но, черт, Эверли, ты меня не разочаровала.

— Но я не та, кого ты хочешь. Ты хочешь женщину, желающую жить в лесах и быть…какой? Босой и беременной? Чтобы она занималась садом и консервировала фасоль?

— Я никогда не говорил, что ты не та, кого я хочу. Ты сама решила уехать. Я знал, что будет сложно найти женщину, согласную вести экстремальный образ жизни. Но, Эверли, если тебе сложно уже сейчас, тогда лучше и впрямь уехать. Поскольку, милая, ты не знаешь и половины. Коттедж, конечно, небольшой, но мы сидим здесь, пьем пиво в начале лета. На улице не минус пятнадцать, и лес не замело снегом. Зимой озеро покроется льдом и отсюда будет не уйти, придется много месяцев подряд питаться лишь консервами и замороженной олениной. Мы сейчас отдыхаем, и это не тяготы, а хорошая сторона жизни в лесах.

Я поджала губы, слушая, как этот бородатый мужчина выложил все карты на стол. Общаться с ним было легко, хотя по ряду причин я считала, что занервничаю в присутствии такого красивого парня. Однако он развеял мое беспокойство.

— Сайлас, разве тебе здесь не одиноко?

— Твою мать, да, одиноко, — он покачал головой, — но, девочка, человек одинок где угодно.

Я снова сглотнула, соглашаясь с ним.

— Сайлас, я не знаю ничего о посадках или замораживании мяса, а костер не разводила с тех пор, как была скаутом.

— Проблема не в том, чего ты не знаешь.

— Тогда в чем?

— В том, чему ты готова научиться.

Мы сидели в абсолютной тишине посреди водной глади. Слова Сайласа крутились у меня в голове, но я не знала ни одного ответа. Еще нет. Зато я знала, что даже не будь озеро таким безмятежным, мужчина вроде Сайласа справился бы с любой бурей.

Нарушив тишину, он открыл следующую банку пива.

— Ты ведь можешь писать истории где угодно? — спросил он. — На ноутбуке? Я имею в виду, писателям не надо каждый день ходить в офис.

— Да, теоретически могу.

Кратко кивнув, Сайлас посмотрел на меня и вручил мне открытую банку.

— Пей, женщина, — велел он. — Мы слишком серьезны.

Я сделала несколько больших глотков и гордо вытерла рот.

— А теперь что?

— Думаю, ты знаешь ответ. 

Эверли установила банку в подстаканник возле капитанского сидения, и я притянул ее к себе на колени. Она без особых усилий оседлала меня, и мне понравилось держать ее в своих руках, над членом, ощущать сладкие выдохи напротив моего рта.

Мне хотелось, чтобы Эверли почувствовала себя непринужденно, но чем больше она говорила и рассказывала о себе, тем с большей свирепостью я ее желал.

Я хотел ее всю.

— Я сожалею о том, что было, — выдохнул я Эверли на ухо, так близко, что по ее коже пробежали мурашки. — И сожалею, что не такую жизнь ты надеялась найти. Но я не сожалею о том, что ты здесь.

— Сайлас, — застонала она и, прижавшись к моей груди, запустила пальцы мне в волосы, чтобы притянуть меня ближе. У нее были такие полные губы, и она, разомкнув их от желания, подалась навстречу моему жаждущему рту.

Я поцеловал Эверли, одной ладонью обхватив ее щеку. Вторую я запустил ей под рубашку и погладил нежную кожу ее спины. Эверли льнула ко мне, будто мы не были достаточно близко друг к другу.

Подняв ее руки, я стянул с нее рубашку через голову. Я сжал эти сочные груди и приспустил кружево лифчика, чтобы облизать их должным образом. Соски напряглись, и Эверли выгнула спину, предлагая мне себя.

— Сайлас, я хочу увидеть твой член, — тихо сказала она. — Сильно хочу.

— Тебе нравится мой член, девочка?

— Очень.

Я поцеловал ее пышную грудь, заполнившую мою ладонь.

— Что именно тебе в нем нравится, Эверли?

Она поерзала на моих коленях, и я знал, что это означает — ее киска была уже готовой и горячей.

— Мне нравится, какой он большой. Как заполняет меня. Как ты в меня кончаешь.

— Тебе нравится, как я в тебя кончаю? Нравится, как я тебя беру?

— Да, — застонала Эверли. — Я хочу, чтобы ты снова меня заполнил.

— Чего еще ты хочешь? — спросил я, снимая с нее лифчик и желая лучше видеть ее груди. Следом я расстегнул на Эверли джинсы, невыносимо желая добраться до мокрых трусиков и истекающей киски.

— Я хочу тебя попробовать, — у Эверли раскраснелись щеки, и я знал, что подобные слова еще ни разу не слетали с ее губ. Она никогда не вела грязных разговоров, но мне нравилось, какой распаленной и возбужденной они ее делали.

— Хорошо, значит, ты попробуешь мой член. Прямо сейчас.

Несмело опустившись на колени, Эверли облизала губы и расстегнула мои джинсы. Я помог ей приспустить их вместе с боксерами, и она взяла в руку член.

— Я никогда этого не делала, — призналась Эверли, с опаской держа его и глядя на меня. Я понимал, что она испугалась. Черт возьми, мой ствол был слишком крупным даже для более опытной женщины. Но сегодня Эверли была моей женой, и я бы не позволил ей бояться.

— Ты справишься, девочка. Просто открой рот и не спеши.

— Он очень большой, — отозвалась она.