Степка увлеченно садировал свою машинку, сидя спиной ко мне. Мне, конечно, пришло в голову, что какой-нибудь злодей запросто может повторить мой путь и увлеченного писаниной Неелова — шарах со спины. Молотком, например, по умной голове.

Я, продолжая свою игру, подвалил поближе и глянул через Степкино плечо на то, что он там кропает. И вот что прочел:

"… Я не люблю терять времени даром и, кроме того, любой орган, который уважаешь, нуждается в постоянном упражнении. Что это означает? Это означает, что пора навестить Маринку, несмотря на то, что вчера я ее уже навещал. Решил заехать в магазин за деликатной провизией, но еще с дистанции в сто метров заметил неладное. Очередь, которая пыталась втиснуться вовнутрь лабаза аж с крыльца. Таких людских цепочек не видать было с горбачевской талонной революции. А сейчас-то какая неурядица могла случиться? Я с утра и телек и радио вкушал, никаких вроде перетрясений на высшем уровне. Так может случилось что-то в локальном масштабе? Я вышел из машины, протиснулся мимо очереди в дверь и крикнул поверх теснящихся голов знакомой продавщице.

— Тебя что мёдом намазали?

А женщина была рада отвлечься от тяжелой работы, несмотря на требовательные вопли толпы.

— Да очумели, носороги, сметают всё подряд, — продавщица мощным рычанием подавила какого-то особо настойчивого покупателя и продолжила.— В нашей газетке чиркнули, мол, какой-то английский мудрец вычислил, что прямо на наш городок метеорит должен шлепнуться. А утром представитель мэрии по радио выступил, мол, ничего такого не будет, не верьте, граждане. Ну и все естественно решили, что так всё и будет. Покупатели просто взбесились. Это уже не покупатели, а насильники какие-то…"

— Шварц, не торчи за моей спиной, она у меня нервная,— бросил Степа, не оборачиваясь и не отвлекаясь от работы.

— Так ты меня видел, стервец? Третьим глазом что ли?

— Первым. Еще в полдень, через бинокль. А ночью я с его помощью за небесными телами наблюдаю. Я со скуки много чего умного делаю…

Я отвинтил крышку у "Распутина", вытащил каких-то два пыльных стакана из серванта.

— А я, Стив, в основном наблюдаю за земными, если точнее — бабьими телами. Кстати, есть тут у тебя какая-нибудь сожительница, которая может притащить тарелку соленых огурчиков или грибков?

— Сожительница ушла и огурчики с грибочками унесла,— вяло отозвался Степа, наконец-то прекратив трудиться.— Потому что нет зарплаты. И в сберкассе сам знаешь, что осталось после бурной деятельности молодых реформаторов. Мы теперь деньги Парижскому клубу платим, там нужнее.

— Бедствуешь, значит. А, между прочим, огурчики с грибочками не в сберкассе лежат, их на огороде выращивают и в лесу собирают.

— Ну их, это всё радость для брюха, а не пища для ума. У меня в огороде ничего не хочет расти, кроме лебеды и других лекарственных растений. Поэтому я больше в духовном мире проживаю, прозой занимаюсь, астрономией, краеведением, вот монгольский язык стал изучать…

— Огурчики у тебя, значит, духовные. Интерес к монгольскому языку тоже понять не могу, все наши матерные слова оттуда пришли. Это что, наш "всенародно избранный" тебе хана Батыя напоминает? И поводу твоей прозы вопросы. Впечатление такое, Стив, что ты по-прежнему передираешь мои школьные сочинения. А кому-нибудь еще нравится, кроме тебя и меня?

— Стасику. Помнишь, из нашего класса. Правда, он только эротическими эпизодами интересуется. Еще знакомой одной. Кстати, она весьма интересная дама,— Неелов поморщил лоб и добавил.— Цокотухину немножко нравится. Это матерый писатель из Екатеринбурга, у нас здесь на даче живет.

— Если бы ты был танцор или певец, я бы не знал, что тебе посоветовать. А так мой рецепт прост: опубликуй свои бредни. Типография в городке-то есть. Ну та, которая бесплатную газетку с рекламой и прочую муру выпекает. В этой типографии миллион раз слово "жопа" напечатают, только плати. Твоя талантливая проза им сгодится.

— Леня, ты прав! Кстати, эта интересная дама свела меня уже с нужными людьми из газеты,— там же еще и издательство,— они готовы почти бесплатно произвести подготовку рукописи к печати. Но деньги на саму типографию все равно отсутствуют. Или ты собрался предложить?— как бы невзначай поинтересовался Степан.

Я несколько опешил, хотя и скрыл это тонкое чувство. Но впрочем, отчего не предложить. Я не столь уж много на этом потеряю.

— В натуре, Неелов. Иначе давно свернул бы толковище в другую степь. Надеюсь, трех "лимонов" тебе хватит? Ну, хотя бы два с полтиной мне вернешь. Пол "лимона" спишем на внутренние нужды российской словесности, так сказать, на метаболизм.

— А чего вдруг расщедрился? — по прокурорски вскинув бровь, спросил Степа.

— Ну, это отчасти и моя проза, я правда, на авторство не претендую, чтобы не опозориться. Но за культуру мне обидно. И я хочу культуре помочь. Однако, не всякой культуре. Пикассо для меня просто перебравший коньяка чертежник, так с какой радости я буду ему помогать? Я лучше в тебя инвестицию сделаю. Был, конечно, такой Тарас Шевченко; ему императрица, супруга Николая Павловича, помогла начать новую творческую жизнь, а он про нее гадости накатал.. Однако ж риск — разумное дело. Всё, айда заключать договор с твоей типографией…

Степа тогда еще немного покочевряжился для приличия, но все дела мы обстряпали в течение двух часов. А уже через неделю я половину денег перечислил, вторую половину, как нынче водится, собирался пустить по предъявлению сигнального экземпляра.

Я думал, деньков через двадцать позвонит радостный Стив и будет взахлеб щебетать, что держит в руках сигнальный экземпляр своей книжульки, такой пахнущий, такой яркий. Но Неелов не прозвонился. Тогда я, плюнув на солидность, набрал номер этого лоха. Степа откликнулся сопливым скудным голосом.

— Леня, они даже не приступали к работе.

— Но я проверял, проплата произведена, денежки поступили на их счет две недели назад.

— И с моей стороны все тип-топ. Техред из газеты произвел разметку рукописи. Когда я ее притащил, директор типографии кинулся меня поздравлять и чуть ли не обнимать, дескать, наконец, у нас в городе писатель объявился, текст-де немедленно пойдет в горячий набор… А потом началась всякая ерунда, наборщик то болеет, то пьяный лежит, то в декрете, печатная машина то неисправная, то несмазанная. Короче, кто-то меня тормозит, Шварц.

— Все ясно, кто. Дуректор хочет еще и на лапу получить… Погодка сегодня хорошая стоит, значит, сегодня и приеду. Этот гад типографский будет у нас с тобой еще за водкой бегать.

Несмотря на погожий день, настроение было поганое. Не дали мне красивый жест красиво сделать. У этого директора рефлексы как у грызуна — обязательно надо что-нибудь урвать под прилавком. А в Свердловске-66 никуда, кроме него, не сунешься. В Екатеринбурге же печать устраивать — хлопотно и дорого.

Радио тоже портило настрой. У меня дома или на работе табу на всякие масс медиа и медиа для масс, особенно на болванский телек и газеты. Теперь ведь репортерам можно собственную дурь беспрепятственно качать наружу.

Но в разъездах я все-таки радиоголосами пользуюсь, чтобы не отключаться от такого монотонного дела как вождение.

"…Директор фонда "Спасем Урал" Алексей Гуняков-Бессерглик заявил, что в условиях, когда правительство удушает налогами заводы и фабрики, его организация остается единственным спасительным плотом для детских домов и домов престарелых…"

Поменьше бы таких "плотов". Гуняков-Бессерглик — это наш, из Свердловска-66. Когда Михаил (который не архангел) дал партейцам добро на коммерцию, то скромный научный сотрудник Алексей Гуняков, показал секретарю горкома свой иностранный паспорт на Алекса Бессерглика и они совместно организовали этот самый фонд, через который потекли на биржу цветные и потихоньку редкоземельные металлы, а также всякие запасы с госпредприятий, ну и пошла обналичиваться безналичка. Тут как раз законы подоспели, превращающие директоров в капиталистов, а государственные предприятия в гасиенды и фазенды. В прекрасном новом почти латиноамериканском мире жить стало лучше и веселее не только Гунякову-Бессерглику, но и десятку других товарищей, обратившихся в господ. Но на то они и самые демократичные и либеральные представители народа, первыми осознавшие в нашей провинции необходимость перехода к рынку и капитализму. Правда, за всю свою историю Гуняков-Бессерглик и копейки налога не заплатил, если он к детдомам подберется, то там даже горшки исчезнут, и не престарелым он помогает, а своей вилле на Каймановых островах, где он тоскует по уральской зиме.