Но Петр не остановился и пошел дальше. Он нанес удар духовенству, как высшему, так и низшему. Еще будучи наследником престола, Петр держал себя по отношению к духовенству непочтительно и дерзко; так, бывали случаи, когда он во время богослужения показывал священникам и дьяконам язык. Теперь, ставши императором, он издал приказ об отобрании у архиереев и монастырей их вотчин и тем лишал духовенство существенных доходов. Но этим он не ограничился. Он приказал священникам брить бороды, стричь волосы и рясы заменить пасторскими сюртуками. Таким образом, он врывался в церковные предания и отменял одежды и внешность, освященную древним церковным обычаем. Едва ли все это могло расположить и черное и белое духовенство в пользу Петра; напротив, все это резко против него озлобило и духовенство, и весь русский народ, который в то время во всех его слоях глубоко был религиозным и искренно чтил все священное и все церковное.

Одновременно с этим издается указ, по которому Синод обвиняется в медлительности решений и в укрывательстве лиц, коих поступки и преступления вызывают ропот в народе. Несомненно, доля правды в этом укоре заключалась, но можно было бы все это сделать тише и без ненужного шельмования. Домовые церкви закрывались. Сделано было распоряжение брать в солдаты детей белого духовенства… Было сделано достаточно, чтобы вызвать бесконечное озлобление против императора среди духовенства.

Итак, император Петр III быстро успел вооружить против себя двор, вводя туда на равных правах грубых и пьяных голштинских проходимцев, успел возбудить войско, вводя там новые бессмысленные порядки, вооружил духовенство, лишая его средств к существованию и оскорбляя его представителей и низших служителей. Оставался народ. Народ он также не оставил без своего враждебного внимания. Самое важное и главное для народа, помимо средств к существованию, его религия. Петр III задел народ в этом отношении распоряжением об изменении костюма священнослужителей и лишением их бороды и длинных волос. На этом он не останавливается. Он зовет новгородского архиепископа Димитрия, первенствующего члена Синода, и приказывает ему, чтобы из церквей были вынесены все образа, за исключением Спасителя и Божией Матери. Архиепископ Димитрий был крайне смущен и поставлен в ужасное положение. Петр был возмущен нерешительностью Димитрия и удалил его от паствы, но затем одумался и, страха ради народного неудовольствия, возвратил его на место.

Нужно ли говорить, чем бы все это окончилось, если бы не подоспели новые обстоятельства, ускорившие развязку.

Политика Петра III была сознательно вредною для России и антипатичною для всех граждан. До сих пор русская армия сражалась против пруссаков, причем были одержаны победы и взяты города и земли. Первым делом Петра, по восшествии на престол, было заключить мир с Фридрихом II и войти в союз с ним против своих теперешних союзников, причем наши войска поступали в его распоряжение. Мало того, все города и земли, взятые у пруссаков русскими, возвращались безвозмездно им обратно, а прусские пленные возвращались домой с почетом.

Брачное дело в царственных семействах – дело политическое, а потому говорить о любви между брачащимися царственными личностями приходится как об исключении. Точно так же и семейные добродетели в этом классе – добродетели исключительные, как и строго нравственные в семейном отношении императоры – явление исключительное. Но большое расстояние между холодностью семейной жизни царственного дома и ненавистью к супруге, грозящею заточением или лишением жизни ее из чисто личной неприязни.

Петр III, женившись на Екатерине, вскоре невзлюбил ее и хотя нередко подчинялся ее уму, однако открыто находился в близких отношениях с Воронцовой. Не легко жилось Екатерине с Петром в бытность последнего наследником, не лучше стало и по восшествии Петра на престол. Начать с того, что в манифесте о восшествии на престол Петра не было упомянуто, что наследником престола назначается сын Екатерины, Павел. Далее он, уже с первых дней воцарения, с Екатериной был так груб и неприличен, что, с одной стороны, возбуждал у окружающих мысль не только о враждебности отношения к ней, но и о ненормальности умственных способностей, а с другой – заставлял Екатерину подумать о будущем и о своей судьбе. Особенно резко это выразилось на обеде по поводу заключения мира с Пруссией. Был провозглашен тост за здоровье царской фамилии. Император и императрица пили сидя. Увидя сидевшую императрицу, Петр послал Строганова спросить Екатерину: почему она сидит? Императрица отвечала: «Пили за здоровье царской фамилии, а так как императорское семейство составляет император, она и их сын, то она и пила сидя». Тогда Петр приказал Строганову: «Пойди скажи, что она дура, так как не знает, что к царской фамилии принадлежат еще два дяди моих». Опасаясь, что Строганов постесняется передать дословно его приказание, Петр через весь стол закричал Екатерине, что она дура… Можно было себе представить положение императрицы и присутствовавших…

Над головою Екатерины носились грозовые тучи. Нужно было иметь великую силу воли, чтобы держать себя спокойно и по мере возможности отклонять наносимые удары. Между тем Петр не стеснялся и открыто в пьяной попойке заявлял, что желает отделаться от Екатерины. Замечательна судьба двух сестер Воронцовых: Елизавета Воронцова стала фавориткой Петра, а Воронцова, вышедшая замуж за Дашкова, фавориткою Екатерины. Елизавета Воронцова имела сменить собою Екатерину, Воронцова-Дашкова защищала интересы последней. Еще будучи наследником, Петр сказал Воронцовой-Дашковой:

– Дитя мое, вам бы не мешало помнить, что водить хлеб-соль с честными дураками, подобными вашей сестре и мне, гораздо безопаснее, чем с теми великими умниками, которые выжмут из апельсина сок, а корки бросят под ноги.

Ставши императором, Павел открыто повел речь по этому вопросу с Воронцовой-Дашковой. Однажды Петр начал разговор с нею «тихо, отрывистыми фразами», из которых, однако, можно было понять, что дело шло о том, чтобы удалить ее, разумея Екатерину, и на ее место возвести Романовну, как обыкновенно называли Елизавету Романовну Воронцову. «Будьте к нам немножко повнимательнее, придет время, когда вы будете жалеть о том, что с таким пренебрежением обходитесь со своею сестрою; ваши интересы требуют, чтобы вы изучили мысли своей сестры и старались снискать ее покровительство».

Хорош был Петр, когда жил в Петербурге, еще лучше стал по переселении в Ораниенбаум.

По утрам – вахтпарады с непрерывными проявлениями и вспышками самого дикого и необузданного гнева, а затем шли обеды, пьяные ужины, невоздержанные речи и невозможные распоряжения. Один из близких лиц Петру, Лев Нарышкин, дает такой отзыв о нем: «C'est le regne de la folie; tout notre temps se passe a manger boire et faire de folies». Подобный же отзыв о нем дают английский министр, Екатерина и др.

При таком положении дел Екатерина должна была подумать и о себе; и о будущем государства, ибо у нее на руках был малолетний сын Павел. И она подумала… Нужно сознаться, Петр делал все от него зависящее, чтобы погубить себя и выдвинуть Екатерину. Обеими руками он подготовлял дело поднятия Екатерины и своей гибели. Сама Екатерина сознается, что самым злейшим врагом Петра III был он сам. «Человеку в здравом уме и твердой памяти невозможно даже понять то самодурное ослепление, в котором жил гол-штинский герцог, став русским императором», – пишет Екатерина.

Вокруг Екатерины собиралась группа лучшей части гвардии. Это были все люди умные, образованные, воспитанные, богатые, здоровые, озлобленные на Петра и за себя и за Екатерину и смело готовые положить голову за свою любимицу…

Это были три брата Орловых, Пассек, Бредихин, Рославлев и др. Кроме этих чисто взбалмошных и воспаленных молодых голов, на ее стороне был весь Петербург: Синод, Сенат, вельможи, войско, духовенство и народ. В беспросветной тьме царствования Петра, единственный светоч надежды теплился в Екатерине. Поэтому очень и очень неудивительно, что государственный переворот совершился бескровно.