Еще долго после того, как он заснул рядом с ней, она лежала и перебирала в памяти долгий день. Отдельные картины сами собой без всякой связи вспыхивали и оживали в ее мозгу.
Ей вспомнился Адам Хьюм, смотревший на нее снизу с подъездной дорожки перед домом, и его слова о том, что противостоять Аманде Тайлер сможет лишь тот, кто готов сражаться. Потом болезненные слова Джемми, когда он спросил ее, не думает ли она, что он убил свою маму. И неожиданно выплыла странная фигура цветной девушки, Ребекки, смотревшей на них из леса на противоположной стороне заводи. Ее лицо было подобно золотисто-коричневой маске с темными застывшими без выражения глазами.
Однако последним видением под закрытыми веками в момент засыпания было просто воспоминание о том чистом, неподвижном пруде, сверкавшем под сияющим солнцем. Вирджиния сказала, что он похож на ртуть, но сегодня в нем не было серебристого мерцания. Он был тих, спокоен и невинен. Однако в этих неподвижных глубинах женщина боролась и умерла, и мучительная тайна ее смерти все еще сковывала этот дом.
VII
До Рождества оставалось всего несколько дней, и сегодня солнечный свет не заливал лесистый холм. Серое небо слилось с водами залива, и резкий ветер шуршал опавшими листьями, шептал в соснах. Утром Уэйд сказал, что будет снегопад, и Лора с нетерпением ожидала его. Ей хотелось, чтобы на Рождество обязательно выпал снег, но пока еще не выпало ни одной снежинки.
Она не бывала в запретном лесу с того воскресного дня, когда они гуляли вместе с Джемми. Уэйд все еще не знал об их эскападе, и Лору немного удивляло, что мать не сказала ему об этом. Возможно, миссис Тайлер была довольна покорностью и послушанием, которые Лоре удавалось внешне сохранять. Или, может быть, старая леди приберегала эту информацию про запас, чтобы шантажировать невестку в случае необходимости.
Как бы там ни было, у Лоры росло чувство, что она слишком долго вела себя хорошо и что больше не сможет ни минуты играть роль покорной жены и дочери в этом мрачном доме. Уэйд снова работал в библиотеке над своей книгой, миссис Тайлер дремала, а Джемми был в школе. Так что никому не обязательно знать, куда она ушла. Возможно, гуляя по лесу, она сможет ненадолго стать самой собой.
На прошлой неделе она ездила в Нью-Йорк с Элли и купила все, что было в списке миссис Тайлер. После Нового года придет портниха, и у Лоры будет модный гардероб. Некоторые из купленных тканей были настолько красивы, что ей страшно хотелось сразу же раскроить и сшить себе хотя бы одно платье самой. Но миссис Тайлер и слышать не хотела о подобном. Она четко дала понять, что не доверяет умению Лоры обращаться с иглой и ее представлениям о том, как должна одеваться леди. Поскольку все равно в красивых платьях ходить было некуда, Лора сдержала свой порыв, немного даже удивившись, что вообще способна думать о таких легкомысленных вещах.
В тот день они купили и рождественские подарки. Игры и книги для Джемми, подарки для мамы Тайлер и Уэйда. Было приятно впервые в жизни иметь в кошельке достаточно денег. Теперь, даже если она не купит щенка, Джемми все равно будет счастлив, получив то, что она ему приготовила, тем более, что он не знал о ее планах. Среди прочих подарков она купила ему маленькое стеклянное пресс-папье, внутри которого была движущаяся зимняя сценка. Когда его переворачивали, внутри пресс-папье начинался снегопад, и снежинки долго падали, пушистым слоем ложась на крошечные домики, фигурки детей и снеговиков. Она купила кожаный письменный набор для Уэйда и красивый утренний чепец для его матери, а также две красивых кашмирских шали, специально заказанные Уэйдом.
Посещение магазинов было для Лоры настоящим волнующим событием — магазины Арнольда Констебля, Лорда и Тейлора — сияющие огнями, дорогие, с поразительно богатым выбором товаров. Если бы се спутником был кто-нибудь не такой угрюмый, как Элли, день был бы еще более приятным.
Вернувшись домой, Лора заговорила с Уэйдом о щенке. Он посмотрел на нее возмущенным взглядом, не оставлявшим почти никаких надежд.
— Мама не выносит собак, — сказал он. — Мой отец, когда я был маленьким, просто заполонил ими весь дом, и она натерпелась их шума и грязи. Позже, когда отец умер и она избавилась от этой стаи, я хотел завести только одного щенка для себя. Но она слышать об этом не хотела. Нет, Лора, мне жаль, но ты должна и думать забыть о щенке.
Однако она не забыла. Она не сдалась. В ее воображении ясно стояла картина, и как бы кто ни старался, она не переставала видеть ее. Она видела восторженное лицо Джемми, его восхищение, когда он найдет щенка рождественским утром. Эта картина была так реальна и отчетлива, что она видела даже выражение лица его бабки, наблюдавшей за ним, видела, как смягчаются ее глаза. Когда дело будет сделано, даже у миссис Тайлер не достанет жестокости отнять собаку у Джемми.
Однако, когда Лора снова вернулась к этой теме сегодня утром, она не смогла добиться от Уэйда согласия, и этот эпизод вызвал ее бунтарское настроение. Поэтому она снова бежала в тишину леса, чтобы как обычно дать выход своим чувствам в энергичных движениях. Она была «делатель», как говаривал ее отец.
Дойдя до того места, где пряталось среди деревьев озеро, тусклое под серым небом, она тяжело дышала от быстрого подъема. Оставаться у воды было слишком холодно, но она обещала себе, что придет снова навестить эту красоту весной. Ей не казалось, что в этом месте витает призрак; у нее было только ощущение какой-то тайны. Если дух Вирджинии и парил здесь, это был дружественный, а не мстительный дух. Она была уверена в этом. Вирджиния никому не хотела зла, и она, конечно, была бы рада тому, что Лора старается сделать для Джемми.
Тропа с противоположной стороны заводи манила к себе, и на этот раз Лора не стала колебаться. Не было никакой причины, чтобы не подняться через лес и не посмотреть на дом Ченнингов, венчавший вершину холма. У нее не было личной вражды с миссис Ченнинг или ее домашними, и она не видела оснований для продолжения ссоры, начавшейся в прошлом и не имевшей к ней никакого отношения. Кроме того, ее распирало любопытство.
Верхняя тропинка вилась будто бы без цели, как если бы ее когда-то протоптали ноги, бродившие, куда глаза глядят. Но, наконец, она вывела к тому месту, где Догвуд-Лейн опять сворачивал спиралью вдоль верхней части холма и направлялся к большому белому дому наверху.
При первом взгляде на особняк Ченнингов у Лоры от удивления замерло дыхание. Такие сияющие белизной просторные фасады с элегантными колоннами по всей длине были типичны для Юга, где вовсю цвело возрождение греческого стиля. Но она не ожидала встретить подобного здесь. На вершине этого холма здание стало еще более впечатляющим и величественным благодаря тому, что здесь оно было необычно. Адам сказал, что Николас Ченнинг был плантатором на Юге. Очевидно, он хотел перенести кусочек своего родного Юга на Стейтен-Айленд.
Стоя на изрытой колеями дороге, переводя дух, она разглядывала окна, не заботясь о том, видят ли ее из дома. Собачий лай привлек ее внимание к открытым воротам, через которые вела подъездная дорога. Догвуд-Лейн заканчивался перед домом Ченнингов.
Лора пошла прямо к подъездной дороге. Рядом С каменной стеной был домик привратника. За ним на сухой траве рыжая колли играла со своим выводком. За ним наблюдал мужчина. При звуке шагов Лоры по гравию он повернулся и улыбнулся. Это был человек, которого звали Амброз, он ухаживал за садом миссис Тайлер, несмотря на неодобрение Уэйда.
Она подошла к воротам и поздоровалась с ним. Он узнал ее и приветствовал своим характерным жестом, приложив пальцы к шапке. Он заметил ее интерес к щенкам.
— Забавные маленькие плутишки, правда? — сказал он. — Входите, если хотите посмотреть их поближе, миссис Тайлер.
Лора вошла через раскрытые ворота и подошла к катавшимся в траве щенкам. Один толстый малыш с белым пятном на лбу игриво дергал свою терпеливую мать за соски и в восторге закувыркался, когда она оттолкнула его носом. У него был дерзкий вид, и он был явно тщеславен. В то время как его сестры и братья не обращали на Лору никакого внимания, его живой взгляд приметил ее и он скакнул к ней, чтобы дать на себя полюбоваться. Каким товарищем он стал бы для Джемми! Требовательный маленький песик, который добивался бы, чтобы его любили.