Но в один прекрасный день, когда он покончит с легионерской службой, завоюет себе имя и станет префектом Египетского легиона, он вернется домой, в этрусские холмы, и выкупит старое родительское поместье, – которое безжалостно продал толстый чиновник, чтобы возместить потраченное на Марка. Марк ощутил буквально физическую боль в сердце, вспомнив на мгновение залитый солнцем двор, весь в дрожащих тенях от голубиных крыльев, и дикую оливу в центре раздваивавшегося здесь речного потока; на корнях этой оливы он однажды нашел нарост, напоминающий по форме птичку. Он отрезал нарост новым ножом (подарок отца) и с большим увлечением целый вечер прилежно обрабатывал его, вырезая на нем перышки. Птичка цела до сих пор,

Дорога плавно пошла на подъем, и вдруг впереди открылись Иска Думнониев и Красная Гора, увенчанная крепостью, – черный силуэт на фоне вечернего неба. Марк рывком вернулся к действительности. Поместье в этрусских холмах подождет, пока он прославится и устанет, сейчас главное – достойно выполнить свой долг на первом порученном ему посту.

Британский городок лежал под южным склоном горы – расползавшееся в разные стороны скопище соломенных крыш всех цветов: от золотистого, как мед, до черного, как высушенный торф, в зависимости от возраста кровли. Четкие, прямые линии римского форума и базилики выглядели в их гуще чужеродными. И над всем висел легкий дым очагов.

Дорога пролегала напрямик через город и поднималась вверх по расчищенному склону к Преторианским воротам крепости. То и дело мужчины в алых или шафранно-желтых плащах оборачивались, провожая шагавшую когорту взглядом, в котором читалась скорее настороженность, чем враждебность. Чесались собаки, тощие свиньи рылись в отбросах, в дверных проемах хижин сидели женщины с золотыми или бронзовыми браслетами на очень белых руках – пряли пряжу, либо мололи зерно. Синий дым очагов вился в тихом воздухе, и вкусные запахи готовящейся вечерней трапезы смешивались с острым запахом конского навоза, привычно связывавшегося для Марка со всяким городом Британии. Римского во всем этом было еще мало, несмотря на форум, обстроенный каменными зданиями. Когда-нибудь здесь появятся прямые улицы, размышлял Марк, храмы и бани и вообще римский образ жизни. Но пока два мира, встретившись в этом месте, существовали, не смешиваясь: местный город, сбившийся в кучу внутри торфяного крепостного вала, бывшая твердыня бриттов, – и расхаживавшие по валу взад-вперед римские часовые. Марк из-под козырька шлема оглядывался вокруг, сознавая, что на ближайший год место это станет частью его жизни. Он задрал голову и там, вверху, на краю торфяного вала, увидел римское знамя, поникшее в неподвижном воздухе, гребенчатый шлем часового, сверкающий на солнце, и услышал где-то прямо в пылающем небе звук трубы.

– Ты принес с собой ясное небо, – проговорил центурион Квинт Хиларион, стоя у окна в штабном помещении и вглядываясь в темноту. – Но, клянусь Геркулесом, не жди, что так будет вечно.

– Что, здесь такая плохая погода? – отозвался центурион Марк Аквила, сидевший на столе.

– Хуже некуда! Тут, на западе, либо идет дождь, либо Тифон[5], отец всех зол, напускает туман, и тогда человеку своих ног не видно. Д-а-а, когда твой год будет подходить к концу, у тебя из ушей вырастут поганки, в точности как у меня. И не только от сырости!

– А от чего еще? – с интересом спросил Марк.

– Ну, прежде всего от отсутствия компании. Я человек общительный, люблю, чтоб вокруг были приятели. – Центурион отвернулся от окна, расслабленно опустился на низкую мягкую скамью и обхватил колени. – Дайте мне только отвести войско обратно в Иску, уж я быстро сотру плесень скуки.

– Собираешься в отпуск?

Тот кивнул.

– Долгий отпуск, желанный отпуск среди котлов в Дурине.

– Там твой дом?

– Да, мой отец ушел в отставку и поселился в Дурине несколько лет назад. Там на удивление отличный цирк и полно жителей, в том числе хорошеньких девушек. Приятное местечко, особенно когда возвращаешься из такой глухомани. – Ему вдруг пришла в голову новая мысль: – А что будешь делать ты, когда придет время отпуска? Ведь ты прибыл прямо из дома, тут у тебя никого нет.

– У меня есть дядя в Каллеве, только я с ним еще незнаком, а на родине меня никто не ждет, мне там не с кем проводить отпуск.

– Отец с матерью умерли? – с сочувствием осведомился Хиларион.

– Да. Отец ушел с Девятым легионом.

– Вот так штука! Ты хочешь сказать, что он с ними вместе…

– Исчез. Именно.

– Н-да. Худо! – Хиларион покрутил головой. – Тут ходили всякие скверные слухи… да и сейчас ходят. Орла-то они в самом деле потеряли.

Марк мгновенно встал на защиту отца и его легиона.

– Раз не вернулся ни один легионер, неудивительно, что не вернулся и орел, – бросил он.

– Само собой, – добродушно согласился Хиларион. – Я и не думал хулить твоего отца, можешь не ощетиниваться, дружище Марк. – Хиларион взглянул на него с широкой дружеской улыбкой, и Марк, который минуту назад жаждал ссоры, тоже невольно заулыбался.

Прошло несколько часов с тех пор, как Марк провел свою когорту по гулко грохочущему мосту и ответил на оклик часового: «Четвертая Галльская вспомогательная когорта Второго легиона явилась сменить гарнизон». Уже миновал обед в обществе квартирмейстера, хирурга и младших командиров центурии. Марку вручили ключи от сундучка с солдатским жалованьем (в таком небольшом гарнизоне казначея не полагалось). Последний час они с Хиларионом занимались в помещении претория[6] канцелярскими делами. Сейчас же, сняв шлемы и выпуклые нагрудники, они наслаждались досугом.

В дверной проем была видна почти вся маленькая спальня – узкое ложе с горой ярких местных циновок, полированный дубовый сундук, светильник высоко на голой стене – вот и все. В наружной комнате имелся видавший виды стол, на котором сейчас сидел Марк, складной походный стул, обитая мягким скамья, еще один сундук со служебными документами и безобразной формы бронзовая лампа на подставке.

Наступило недолгое молчание. Марк воспользовался этим и огляделся: аскетичная комнатка, залитая желтым светом лампы, показалась ему очень красивой. С завтрашнего дня она станет его комнатой, но сегодня вечером он тут гость, и он поспешил с виноватой улыбкой обратить взгляд на хозяина, как бы прося извинения за то, что раньше времени осматривает все вокруг хозяйским глазом.

Хиларион ухмыльнулся:

– Ровно через год тебе здесь все покажется по-другому.

– Посмотрим, – отозвался Марк, покачивая ногой, обутой в сандалию, и лениво наблюдая за ее движениями. – А чем тут еще занимаются, кроме выращивания поганок? Охота хорошая?

– Вполне. Только охотой и может похвастать этот уголок империи. Зимой – кабаны и волки, да и оленей в лесу полно. Внизу, в городке, есть несколько охотников, они тебе покажут лес, если освободишь их в этот день от работы. Одному в лес идти, конечно, неразумно.

Марк кивнул.

– Может быть, у тебя будут какие-то напутствия? Мне эта страна незнакома. Хиларион задумался.

– Нет, пожалуй. – Но тут же резко выпрямился. – Да, будут, если тебя никто еще не предупреждал. Но никакого отношения к охоте это не имеет. Я говорю о жрецах, странствующих друидах[7]. Если поблизости объявится хоть один друид или до тебя дойдет лишь глухой слух, что он объявился, – хватайся за оружие. Вот тебе мой добрый совет.

– Друид? – озадаченно переспросил Марк. – Как же так, ведь Светоний Паулин[8] – римский полководец, наместник Британии.) покончил с ними раз и навсегда шестьдесят лет назад.

– Со жрецами в целом, может, и покончил, но отделаться от друидов, разрушив их цитадель, на самом деле не легче, чем уберечься от этих варварских туманов с помощью пальмового зонта. Друиды все равно появляются время от времени, и там, где они появляются, легионеров ждут неприятности. В былые времена они были душой сопротивления бриттов, да и нынче, коли поднялась смута в каком-то из племен, можешь прозакладывать сандалии, что за этим стоит святой человек.