– Я услышала твой голос, – сказала она. – Ужин готов и ждет тебя.

– Пусть подождет еще немного, Фионула, любимая, – отозвался вождь Дергдиан, – я привел с собой целителя больных глаз. Вынеси сюда малыша.

Длинные темные глаза женщины с испугом и надеждой метнулись от лица мужа к Марку, потом она без единого слова повернулась, шкура опустилась, и через несколько минут женщина вынесла двухлетнего ребенка. Это был приятный смуглый голенький малыш, как всегда, с коралловой бусиной на шейке, но когда на его личико упал свет, Марк увидел, что глаза у мальчика так распухли, покраснели и заросли коростой, что почти не открываются.

– Вот – лечи, – сказал вождь.

– Твой? – спросил Марк.

– Мой.

– Он будет слепым, – подал голос старик, сидящий у очага. – Я все время говорю, он будет слепым, а я никогда не ошибаюсь.

Марк не обратил на него никакого внимания.

– Дай мне малыша, я не сделаю ему ничего плохого, – потребовал он и, взяв ребенка у матери, с успокаивающей улыбкой неуклюже опустился у очага на одно, здоровое, колено. Мальчик захныкал и отвернулся от огня, свет помешал ему, значит, он еще не ослеп. Уже хорошо. Как мог ласковее, Марк повернул личико ребенка к огню.

– Не плачь, малыш, не плачь, я быстро. Только посмотрю – и все. Чем вы мазали ему глаза?

– Жабьим жиром, – ответил старик. – Я сам мазал, хотя это дело женское. Но жена моего внука глупа.

– И помогло?

Старик пожал острыми плечами.

– Может, и не помогло, – неохотно ответил он.

– Зачем же мазать?

– Так принято. Испокон века наши женщины кладут жабий жир на больные места, но жена моего внука… – Он смачно сплюнул, выражая тем свое мнение о жене внука. – Я им все время говорю: ребенок будет слепым, – добавил он удовлетворенно, тоном истинного пророка.

Марк услыхал, как мать испустила страдальческий вздох в знак тихого протеста, и почувствовал, как в нем самом закипает бешенство. Но у него хватило здравого смысла сдержаться; он понимал, если этот злобный старик станет врагом, надо распроститься со всякой надеждой спасти ребенку зрение. Поэтому он сказал как можно миролюбивее:

– Поглядим. Жабий жир, вне всяких сомнений, полезен для больных глаз, но на сей раз он не помог, и я попробую мои собственные мази. Вдруг они помогут. – И прежде чем старик успел вставить слово, Марк обратился к Фионуле: – Принеси теплой воды и чистых полотняных тряпок. И зажги лампу. А ты, Эска, принеси мою шкатулку с лекарствами.

И, не сходя с места, пока мать держала больного мальчика на коленях, он приступил к делу: промывал, смазывал, перевязывал при свете лампы, которую держала рабыня, бросившая ради такого случая приготовление ужина.

Марк и Эска застряли в доме Дергдиана надолго. Обычно Марк начинал лечение, а потом оставлял комок мази, показывал, как пользоваться, и шел дальше.

Но на этот раз он изменил своей привычке. С такими запущенными глазами ему еще не приходилось иметь дела, к тому же нельзя было оставить без внимания и деда с его жабьим жиром… Словом, пришлось задержаться. Да почему бы, собственно, и не пожить здесь? С таким же успехом он мог найти или не найти орла в этом, как и в любом другом, селении.

Итак, он остался, и пребывание оказалось утомительным и скучным. Дни тянулись очень медленно, ему подолгу нечем было занять себя. После первой жестокой битвы за зрение мальчугана оставалось лишь ждать, – дальше был вопрос только времени. Дни поползли еще медленнее.

По большей части он сидел на пороге жилой хижины, смотрел, как работают женщины, и растирал засохшие плитки мази, а потом раскладывал мазь в маленькие свинцовые горшочки. Эска же уходил с охотниками или пас вместе с пастухами скот на кручах. По вечерам Марк беседовал с мужчинами, сидя у костра; обменивался разными историями со смуглыми торговцами из Гибернии, постоянно проходившими через деревню туда или обратно (между Гибернией и Каледонией шла беспрерывная торговля изделиями из золота и оружием, рабами и охотничьими собаками); терпеливо выслушивал старого Традуи, деда нынешнего вождя по материнской линии, – тот без конца рассказывал про охоту на тюленя, когда он и мир были молоды, а мужчины и тюлени были сильнее и свирепее, чем нынче.

Но сколько они с Эской ни слушали, они ни разу не услыхали ничего подозрительного, никаких намеков на то, что место и предмет их поисков находятся где-то поблизости. Раз-другой за эти дни в селении мелькнула фигура в черном – отрешенная от простой, сплоченной человеческой жизни племени, она сумрачно и зловеще нависала над селением, как Круахан нависал над равниной. Но в этом не было ничего особенного – друиды тут попадались повсюду, вне досягаемости для Рима, так же как повсюду попадались святилища. Друиды не жили среди племени, они скрывались отдельно от людей в туманной цитадели гор, в укромных долинах, в березовых рощах и в густом орешнике. Влияние их на деревни и укрепленные селения было огромным и ощутимым, но упоминать о них не полагалось, так же как и о местных богах и беспокойных призраках предков. Никто и никогда не упоминал также о захваченном орле. И однако Марк не хотел двигаться дальше, не убедившись, что зрение мальчика спасено.

И вот однажды вечером, вернувшись с Эской после вечернего купания в озере, он застал вождя на пороге главной хижины: сидя на корточках в окружении собак, тот любовно полировал тяжелое боевое копье с венчиком из орлиных перьев.

Марк присел рядом и стал следить за работой; ему живо припомнилось другое, боевое копье – с венчиком из сизых перьев цапли. Эска тоже наблюдал, привалившись плечом к косяку двери, вытесанному из рябины.

Наконец вождь поднял голову и поймал взгляд Марка.

– Это для праздника Новых Копий, – пояснил он. – Для пляски воинов в конце праздника.

– Праздник Новых Копий, – повторил Марк. – Когда ваши мальчики становятся мужчинами? Я слыхал про такой праздник, но видеть не видел.

– Увидишь в третью ночь, считая с сегодняшней, – в ночь рогатой луны. – Дергдиан опять принялся трудиться. – Будет великий праздник. Мальчики соберутся отовсюду, и отцы их с ними. Даже сын царя и тот должен явиться к нам, когда настанет время получать оружие.

– Почему? – Марк надеялся, что ничем не выдал вспыхнувшего любопытства.

– Мы – люди-тюлени, хранители Святилища, – Дергдиан поворачивал на коленях копье. – Мы – хранители жизни племени.

Выдержав паузу, Марк сказал как можно небрежнее:

– Так, значит. И что же, любой может стать очевидцем таинства Новых Копий?

– Нет, таинство видеть нельзя, оно совершается только между Новыми Копьями и Рогатым. Одним жрецам дозволено видеть Его и остаться в живых. Но торжества на открытом воздухе разрешается смотреть всем, кто пожелает. Они скрыты только от женщин.

– В таком случае, я, с твоего разрешения, непременно погляжу на праздник. Мы, греки, от природы любопытны.

На другой день поднялась суматоха. Приготовления к празднеству напомнили Марку его собственное этрусское селение перед началом сатурналий. К вечеру начали прибывать Новые Копья. Мальчики с дальних окраин владений эпидиев и их отцы, одетые в самые яркие свои одежды, ехали верхом на небольших прелестных лошадках; нередко сбоку бежали их собаки. Как странно, думал, разглядывая всадников, Марк, странно, что народ, бедный во многих отношениях, охотники и пастухи, которые не возделывают землю и ютятся в убогих земляных лачугах, украшают уздечки на своих превосходных породистых лошадях серебром, и бронзой, и коралловыми бляхами и застегивают плащи застежками-щитами из красного гибернийского золота.

Нахлынул в деревню и другой люд: торговцы и прорицатели, арфисты и барышники расположились лагерем на низких берегах озера, так что все пространство под стенами селения было черно от людей. Было очень весело и оживленно, походило на базарную толпу, только в еще большем количестве, и нигде Марк не замечал никаких признаков чего-то необычного.