Это учение сначала принято было очень немногими. В него уверовали: Хадиджа, Али и раб Сеид. Оно имело много общего с учением ганифов, почему некоторые из ганифов также присоединились к Магомету и стали его последователями.

Теперь Магомет твердо убежден, что он является избранником и посланником Божиим. Эта сила убеждения и искренность веры в себя и в свое учение, как божественное учение, были причиною тому, что Магомет – человек мягкий, нерешительный выступил открыто, не боясь и не стесняясь, ибо он шел для Бога и по Божию велению. Мало-помалу Магомет исповедовал свое учение, но на первое время у него последователей было мало. Только люд бедный и неимущий шел к нему, да и то в небольшом количестве.

Но прежде чем окончательно выступить с проповедью, Магомет решил поведать о том своему роду. Для этого он созвал всех гашимитов. Он пригласил их на собрание и объявил им об откровении и посланничестве. Последствия этого были очень печальны. Они ожидали какого-нибудь сообщения о серьезном деле, торговом предприятии, набеге и т. п. Поэтому заявлением Магомета все они возмутились и пришли в негодование. Один из дядей, Абу-Лахаб, не выдержал и закричал:

– О, чтоб тебе удавиться! Так это ты за этим и созвал нас!

Все ушли смеясь и бранясь. Сын Абу-Лахаба был сговорен с дочерью Магомета, но после этого неприятного происшествия дядя взял свое согласие назад. Но красавица Рокайя не засиделась в девах. На ней скоро женился Осман Ибн-Аффана из рода Омайядов, который вместе с тем стал ярым приверженцем и защитником учения Магомета. Еще раньше последователем Магомета стал знаменитый Абу-Бекр.

Несмотря на такую неудачу в своем роде, Магомет не унывал. Родоначальник гашимитов, Абу-Талиб, не был приверженцем учения Магомета, но он и не ссорился с Магометом, оставаясь по-прежнему его защитником и покровителем.

Так мало-помалу подвигалась проповедь Магомета. Он нападал на идолов и проповедовал веру в Единого Бога.

Несмотря на то что у Магомета последователей было очень немного, его проповедь, однако, не нравилась очень многим, и именно гражданам Мекки и Каабы. Главным пунктом, против которого восставал Магомет, было многобожие и идолопоклонство. Эта проповедь была решительно против интересов корейшитов. Все их богатство, власть и благополучие зиждились на том, что Мекка служила центром всех богов Аравии. Все бедуины и жители оседлых частей Аравии смотрели на нее как на главный религиозный, а затем уже торговый и политический пункт. Отнимите у Каабы идолов, перенесите их в другое место, и все бедуины направятся туда же. Туда же пойдут и караваны и богатства… Таким образом, у Мекки может ускользнуть религиозная власть, а вместе с нею и торговое преобладание, и политическое, и самое благосостояние. Ввиду этого Магомет являлся не столько врагом богов, сколько врагом и разбойником для самих меккинцев; он вел прямо к разорению и унижению самое племя и грозил ему близкой и серьезной гибелью.

Однако нападать на Магомета сразу меккинцы не решались. Прежде они обратились к Абу-Талибу, как начальнику рода гашимитов, дабы тот повлиял на Магомета. Абу-Талиб позвал Магомета и начал его уговаривать. Но не таков был Магомет, чтобы его можно было отговорить от дела, которое он считал делом божиим и себя его исполнителем и проповедником.

– Если бы они давали мне солнце в правую руку и месяц в левую – с тем, чтобы я оставил это дело прежде, чем Бог даст ему победу, или я погибну за него, то я не оставил бы его, – заявил Магомет.

– Проповедуй все, что хочешь, сын брата моего; я ни за что никогда не покину тебя, – сказал Абу-Талиб. Абу-Талиб любил Магомета и никогда не позволил бы обидеть его.

Таким образом, меккинцам не удалось отбить Магомета от рода и лишить его покровительства и защиты гашимитов; хотя род не верил учению Магомета и не признавал его призвания, тем не менее, исконный долг лежал на роде – защищать своего члена. Не желая вступать в родовую борьбу с гашимитами, меккинцы должны были принять свои меры против Магомета и его последователей.

Прошло 10 лет проповеди Магомета, а последователей у него насчитывалось всего только несколько десятков, да и те состояли из рабов и людей бедных. Вот меккинцы и обрушились прежде всего на рабов. Господа этих несчастных начали их теснить, обижать и делать всевозможные неприятности. Тогда Абу-Бекр выкупил этих рабов и тем избавил их от истязаний… Меккинцы прибегли к другой мере: они отказались иметь общение с последователями Магомета. Их не допускали в Каабу, не покупали у них товаров, не продавали им предметов насущной необходимости, смеялись над ними, издевались, да и самая жизнь их не всегда была вне опасности. Тогда Магомет поселился на окраине Мекки, в доме дяди своего Абу-Талиба, где также, для взаимопомощи, поселились и многие из последователей Магомета, остальная же часть его учеников бежала в Абиссинию. Это было в 615 г. по Р. X. Корейшиты просили негуса Абиссинии выслать последователей Магомета, но тот не исполнил их просьбы.

Однако проповедь Магомета мало двигалась вперед. Магомет сознавал, что если он избранник божий для проповеди слов Его, то должно же найти какой-нибудь путь к более успешной деятельности. И вот он придумал пойти на уступку корейшитам. Магомет решил признать главнейших богов Каабы. В самом деле, на небе, кроме Единого Бога, есть еще ангелы, святые и проч. Не будет большой бедой, если он за некоторыми богами признает кое-какое значение. Явившись в Каабу, он открыто заявил, что считает Лата, Уззу и Манаха великими заступниками перед Аллахом. Этим актом признания Магомет сразу примирился с корейшитами и дело его поставлено было более прочно. Его последователи, бывшие в Абиссинии, теперь свободно возвратились в Мекку.

Но, выиграв этою уступкою в одном отношении, Магомет проиграл в двух отношениях: 1) его сторонники были огорчены, увидев допущение многобожия и идолопоклонства, что грозило отпадением его главных союзников, и 2) собственная совесть Магомета еще более возмущала его и он решился отречься от своего признания идолов. В один прекрасный день Магомет явился в Каабу и торжественно заявил: «Бог один в себе самом завершенный, он не родил и не родился и никогда не было на свете существа ему подобного».

Дела Магомета опять пошли худо. Несмотря на то, что число сторонников его увеличилось, несмотря на то, что к нему присоединились могущественные деятели, как Хамза, Абу-Бекр и др., – последователей Магомета было все-таки довольно мало. Им пришлось искать защиты даже у своих врагов. Сам Магомет нашел себе пристанище у враждебного рода махцумитов и спасался только их силою. В эту пору присоединился к последователям Омар. Этот могущественный человек очень сильно поднял двух последователей Магомета. Они стали появляться на улицах, посещать Каабу и даже публично проповедовать. Магомет открыто нападал на правителей, обличал их в гордыне и доказывал их ничтожество пред Господом. Разумеется, этот вызывающий тон не прошел даром для последователей Магомета. С конца 617 г. жители Мекки прекратили с ними все общественные сношения, отказали им в праве брачных союзов, исключили из участия в караванной торговле и, таким образом, объявили Магомета и его последователей вне закона. Такое тягостное положение длилось два года. Дольше терпеть его становилось невозможным. В 619 г. последователи Магомета вновь переселились в Абиссинию.

Теперь на Магомета обрушились и другие несчастья. Умерла Хадиджа, его верный друг и мудрый советник, умер старшина рода Абу-Талиб, очень любивший Магомета и всегда защищавший его. Проповедь в Мекке, очевидно, оставалась бесплодною. Нужно было подумать о распространении учения вне Мекки. Магомет отправился в Таив, но там его проповедь закончилась весьма неудачно. Магомета осмеяли, избили и едва не убили. Только благодаря случаю Магомет остался жив и бежал в Мекку.

Но в Мекке было не лучше. Своим учением он успел вооружить против себя идолопоклонников, успел оттолкнуть и ганифов. Нашлись книжники, которые стали изобличать Магомета в незнании писания и в смещении откровений ганифского писания и персидских преданий. Напрасно Магомет ссылался на то, что его учение то же, что было открыто патриархам: Адаму, Ною, Аврааму и др., и что его учение – самое верное, потому что ему последовало самое недавнее, не искаженное еще откровение… Все его уверения остались тщетными.