— И что это нам дает? — перебила я.

— Ничего, — последовал гениальный ответ, — просто любопытный штрих к портрету...

— Супер, — зло ответила я и отключилась.

Может, и я тоже, как весь остальной улей, делаю вид, что все в порядке? Будто бы маниакально гоняюсь за Громовым, закачивая в свою память октобайты видеоархивов, но на самом деле просто боюсь признаться себе, что нам его никогда не поймать.

Лунатик вызвал меня снова, словно почувствовал мое уныние.

— Не отчаивайся раньше времени, Алиса, — сказал он. — Ты сможешь его найти. Кстати, только что получили результат спектрального анализа записи из гостиницы. Там действительно был человек. Он воспользовался фотонным отражателем, поэтому камеры и не смогли его засечь.

«Роджер, я тебя убью!» — подумала я, но, по счастью, удержалась от гневного возгласа.

Как-нибудь, когда будет время, я расскажу вам печальную историю своих отношений с Роджером. Скажу только, что однажды я нашла на столике записку: «Мы могли быть счастливы вместе, но ты все испортила. Ты такая упрямая, Алиса. Твои амбиции тебе дороже всего на свете». Благородный пафос не помешал Роджеру украсть кое-что из моего личного оборудования. В том числе фотонный отражатель. Редкая штука контрабандного происхождения. Я не могла заявить, что у меня ее украли, потому что пришлось бы рассказывать, где я ее взяла. Было бы довольно трудно объяснить, почему правительственный агент по охоте на людей встретилась с Ченгом Паяльником и не задержала его...

Кстати, о Ченге. Кое-что из его игрушек мне бы сейчас очень помогло. Я огляделась в поисках общественного портала — биофона-автомата с функцией выхода в Сеть. Не при инспекторе же звонить Ченгу!

Тем временем Лунатик вызвал меня еще раз:

— Посмотри, Алиса, здесь у нас начинается первая путаница. Записи Эдена перетасованы, как игральные карты. Метасканер же упрямо выдает отчет, что по косвенным признакам — одежда людей, даты на журналах, время года, время суток, часы, случайно попадающие в кадр, — хронология соблюдена.

— Ясно, — кивнула я. — Так что со зданием? Вы узнали, куда мог деться небоскреб довоенной постройки?

— Мы над этим работаем, не все сразу. Поезжай пока в Накатоми.

Я медленно обходила периметр, очерченный мелом. Когда дом был здесь, на этом самом месте находился гараж Дэз. Гладкие серые бетонные плиты... и больше ничего.

— Бред какой-то! Лунатик, направь сюда группу со всеми анализаторами, какие у нас только есть! Пусть ищут!

— Что? — последовал вполне резонный вопрос.

— Все! — огрызнулась я. — Любую подозрительную молекулу нездешнего происхождения! Что-то, чего тут быть не должно!

— Хорошо. Пока вы едете в Накатоми, я начну передачу тебе архивов с потерянным временем. Пусть Идзуми следит за твоим состоянием. Подключайся к нейролингве. Ох... мне тебя жаль!

Чарли и Дэз стояли у регистрационной стойки. Кемпински, увидев Максима, помахала ему рукой. Громов подошел и поставил сумку на пол.

— Никак не могла решить, без чего не смогу жить, — сказала Дэз. — В конце концов решила, что возьму только компьютер. Больше ничего. Так что если у тебя будет что-нибудь лишнее, могу взять это себе.

Чарли бросил виноватый взгляд на свой огромный дорожный саквояж из дорогой черной кожи. Масла в огонь подлила регистратор, кивнув на сумку Спаркла:

— Шикарная вещь, — сказала она, — сейчас таких уже не делают. Довоенная?

Чарли кивнул и покраснел.

Поднявшись на борт «Боинга», Максим, Дэз и Чарли обнаружили, что им достались очень удачные места. Три кресла в самом начале второго салона. Можно было свободно вытянуть ноги.

Громову досталось место у окна, Дэз у прохода, а Чарли между ними.

Сев в кресло, Громов настроил его на максимальную мягкость. Воздушные камеры в обшивке едва слышно вздохнули, и Максим плавно погрузился в некое подобие облака. Вялым, ленивым движением пристегнулся. Посмотрел в иллюминатор. Над летным полем висела непроглядная темень. Видны только красные лампочки полос.

Дэз читала дайджест. Спаркл заглядывал ей через плечо.

Самолет мгновенно сорвался с места и уже через несколько секунд взмыл в воздух.

Максим взял из ящика под сиденьем теплый плед, накрылся и уснул прежде, чем погасли предупреждающие табло в салоне.

В глаза Громову бил яркий свет. Хотелось закрыться от него рукой, но рука почему-то не слушалась. Очень хотелось ее поднять, но никак не получалось. Тогда Макс попытался отвернуться — и тоже не смог. Он чувствовал свое тело, но не мог пошевелить даже пальцем ноги, словно застыл в пене безопасности.

Яркий свет исчез.

Стало темно.

Темнота сменилась плотной сероватой пеленой, похожей на клубы густого прибрежного тумана.

Потом впереди забрезжила желтоватая точка. Она сместилась влево, потом вправо. Снова влево.

— Он приходит в себя, — сказал незнакомый голос. — Позовите доктора Синклера. Прекратите подавление мозговых волн. Начинайте восстановление естественных рефлекторных цепей. Промойте ему глаза, я попытаюсь восстановить работу сетчатки. Будем надеяться, что фотонный шок не причинил ему особого вреда.

Громов почувствовал, как в глаза полилось что-то приятно-прохладное. Потом — яркая вспышка света. Она рассеялась в замысловатый объемный лазерный узор. Он все приближался и приближался, а затем стремительно прошел прямо через голову Макса.

Громов инстинктивно зажмурился и только после этого понял, что все это время лежал с широко открытыми глазами.

Слегка приподняв веки, он огляделся. Увидел рядом мужчину в белом костюме с маской на лице.

— Где я? — собственный голос прозвучал сипло и отдавался в ушах.

Вместо ответа мужчина повернулся и показал Максиму три пальца.

— Сколько пальцев видишь?

— Три, — машинально ответил Громов.

— Как тебя зовут?

— Максим Громов.

— Какой сейчас год?

Тут Макс понял, что этого он не знает. Доктор, не дождавшись ответа, промычал «угу» и что-то чиркнул в блокноте. Потом снова начал спрашивать:

— Где находишься, понимаешь?

Макс отрицательно качнул головой.

— Что последнее помнишь?

В этот момент Громова будто обожгло изнутри. Перед глазами мелькнуло лицо девушки, в ушах раздался ее дикий крик: «Осторожно!», затем в незнакомку ударил яркий белый луч света, и все рассыпалось, как зеркало, в которое попала пуля.

— Помнишь что-нибудь? — доктор внимательно воззрился на Макса.

Что-то в выражении глаз врача Громову не понравилось. Следуя интуитивному порыву, Макс отрицательно мотнул головой.

Доктору это почему-то понравилось.

— Чудненько, — сказал он и снял маску. — У вас, Громов, фотонный шок. В связи с этим изменение сознания. Вы утратили часть воспоминаний и ориентацию во времени. Будем надеяться, что не навсегда. В любом случае — это хороший урок для вас. Если тех, кто обучается в Эдене первый год, не допускают к экспериментам с квантовой установкой, значит, на то есть причины помимо занудства администрации. Надейтесь и уповайте, чтобы память к вам вернулась. Иначе придется поступать в школу заново. Ай-яй-яй, Громов. Я-то думал, вы наконец выучите семь ступеней адаптации кибергена. И что? Когда передо мной забрезжила надежда принять-таки у вас этот злосчастный экзамен и забыть его как страшный сон, — вы получаете фотонный шок. Знаете, иногда мне начинает казаться, что квантовый закон случайностей обладает своеобразным чувством юмора. Я даже начинаю думать, что Аткинс должен был назвать его законом квантовой подлости.

— Я в Эдене? — спросил Громов.

— Пока что да, — загадочно ответил говорливый доктор, надев тонкую эластичную перчатку с небольшими металлическими кружками на кончиках пальцев.

Тут Макс заметил рядом с врачом огромный прозрачный экран. На нем было восемь секторов вроде обычных черных матриц мониторов, где быстро сменяли друг друга странные цветные картинки с буквами и цифрами. Доктор быстро дотрагивался до них металлическими кружками — они менялись, увеличивались, выскакивали таблицы.